Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 59 из 83

Дикие несбыточные планы роились в моей голове. Планы, которые никогда не осуществить. Это я прекрасно знала. Но одно я выполнить постараюсь, чего бы мне это ни стоило: буду сама растить ребенка и воспитывать…

Вскоре я окончательно убедилась, что у меня будет дитя.

Когда я открылась Оуэну, его отклик был точно такой же, как у меня: радость, изумление… страх.

— Оуэн, что нам делать?

Некоторое время он молчал, затем медленно произнес:

— Могут быть большие осложнения.

— Знаю. Чего еще ждать от этих людей? Но что именно они могут предпринять?

— Для начала разлучат нас.

— Я не позволю!

— Дорогая, тебя никто не будет спрашивать.

— Но ведь речь идет о всей моей дальнейшей жизни!

— Что с того? Не будь так наивна. Ты же не простой человек, а дочь короля. Вдова короля. Это ставит тебя совсем в иное положение. Более уязвимое и опасное.

— Но почему? Ведь Генрих давно уже умер. И у меня отобрали мое дитя. Наше с ним дитя. Что еще им нужно?

Он не ответил прямо на вопрос. Просто сказал своим мелодичным голосом:

— Нужно тщательно все обдумать.

— Да, конечно, — отвечала я. — Но сначала скажи мне… я хочу услышать это от тебя… Скажи, что мы не расстанемся… что мы должны вступить в брак, Оуэн… Обязаны это сделать во имя будущего ребенка.

Он медленно склонил голову.

— Тогда, — продолжала я, — ничто не сможет испугать меня. Мы будем с ними бороться, Оуэн. С людьми, которые посмеют покуситься на наше счастье, на нашу семью. Что ты скажешь мне?

— Нужно обсудить, как все сделать, — сказал он.

Я бросилась к нему в объятия.

В эти минуты, испытывая ощущение, что мы одно целое, я верила: он, так же, как и я, считает, что сам Господь одарил нас чудом зарождающейся жизни в знак признания нашей любви. Верила: так же, как и я, Оуэн радуется этому событию, несмотря ни на что… ведь это будет наш, его и мой, ребенок, принадлежащий только нам, а не алчному государству, чьей добычей и жертвой он никогда не станет… Однако нам следует быть осторожными, осмотрительными.

— Моя любимая, — Оуэн ослабил свои объятия, — нам следует все обсудить и продумать до мелочей. Мы должны быть благоразумны, предвидеть любое развитие событий… Самое неблагоприятное… И заранее выработать способы, как действовать в том или ином случае.

Я внимательно смотрела на него. Он хмурился, это ему шло, он все равно оставался неотразим. Во всяком случае, для меня… О, как я его любила!

— Если бы только ты не была королевой! — посетовал он.

— Но я королева. Хотя этот титул ничего не значит. Он не дал мне власти, лишь превратил в высокородную пленницу. Поверь, я часто сожалею, что не родилась в простой лачуге, где жила бы бедной, но свободной от всяких обязательств.

Он ласково улыбнулся мне.

— Что ж, ничего не поделаешь. Мы не вольны выбирать, где рождаться. Но мы должны знать, как нам поступить теперь… Итак, мы собираемся жениться, невзирая ни на что. Это первое. Хотим, чтобы у нас родился ребенок. Это второе. При этом мы обязаны действовать так, чтобы никому не позволить помешать нам, испортить нашу жизнь.

— Одного ребенка они уже забрали у меня! — воскликнула я. — Больше я им не позволю такого!

— Не будем говорить о прошлом, — остановил он меня. — Сейчас надобно думать о том, что будет. — Ты — мать короля. Любой твой ребенок может считаться новым претендентом на престол.

— Но почему? Ведь их отец уже не Генрих. Их отцом будешь ты, только ты!

— Я говорю лишь о том, как могут рассуждать люди, о том, что делает наше положение вдвойне опасным. Ведь если в высшем кругу решат, что тебе следует выйти замуж, они сами подберут достойного в их глазах супруга.

— Я ни за что не соглашусь с их выбором!

Он слегка печально улыбнулся в ответ на мой возглас и продолжал:

— Я пытаюсь представить себе, как станут они рассуждать. Если, конечно, захотят это делать… Наших детей может узаконить только брак. Значит, именно против брака обратят они все свои помыслы и силы.

— Но мы должны пожениться, Оуэн! Во имя ребенка, которого я уже ношу в чреве. Никто не посмеет нас разлучить! Никогда!



Он опять грустной улыбкой ответил на мою горячность.

— Мы сделаем это, любимая. Но соблюдая все предосторожности. И ребенок не должен родиться здесь. Ни в коем случае. Это сразу станет всем известно.

— Тогда… — сказала я, — тогда давай убежим отсюда. Поедем в твой Уэльс. Мне так хочется увидеть эту страну, Оуэн. Ее леса, горы…

— Мы нигде не скроемся от них. От Совета баронов, от парламента. А если попытаемся, то лишь укрепим в них уверенность, что мы действительно опасны… Нет, не следует никуда уезжать, Екатерина. Нужно найти способ, как продолжать жить среди них, но своей… тайной жизнью.

— Здесь? У всех на виду?

— Может быть, в более тихом месте. У тебя ведь есть право выбрать какой-нибудь более скромный и удаленный от Лондона замок. Сделать надо так, чтобы это выглядело совершенно естественно… Среди твоих приближенных есть наиболее преданные тебе люди, кому ты абсолютно доверяешь?

— Да! Гиймот.

— Я так и думал.

— И еще все три Джоанны. И Агнесса… И мой духовник Джонас Бойерс.

— Прекрасно. Пускай их будет совсем немного, но самые надежные.

— Пока еще никто не знает о ребенке. Только ты…

— Продолжай хранить это в тайне… Итак, что следует сделать прежде всего — выбрать уединенное место и отправиться туда с небольшим двором.

— Но я ведь должна буду сказать об этом кому-то? Конечно, не Хамфри Глостеру.

— Разумеется.

— Епископу Винчестерскому?

— Он может что-то заподозрить.

— Тогда кому же? Герцогу Бедфорду?

— На наше счастье, он сейчас в Англии. Во Франции дела пошли худо, он приехал, чтобы обсудить их на Совете баронов…

Я не знала, что Оуэн настолько внимательно следит за развитием событий.

Он продолжал:

— Действия Глостера весьма подпортили наше положение. Бедфорд, скорее всего, не сможет увидеться с тобой, да этого нам и не надо. Но ему следует знать о твоем желании жить подальше от большого двора. Думаю, возражать он не станет.

— Все-таки я попытаюсь увидеть его, дорогой.

— Что ж, тогда не нужно откладывать. И помни, место, которое изберешь, должно быть как можно более удаленным, скромным и тихим.

— Так и сделаю… Ох, Оуэн, я уже чувствую облегчение. Только сейчас я поняла, насколько напугало меня все это.

— Успокойся, дорогая…

Мы снова прильнули друг к другу.

— Мы все одолеем, моя любимая, — прошептал он. — Верь мне и надейся на меня. И на Бога…

Глава 8

ТАЙНЫЙ БРАК

Мне всегда нравился Джон, герцог Бедфорд, один из любимых братьев Генриха. «Мой самый надежный брат», — называл его Генрих. Впрочем, возможно, Кларенса, погибшего в бою, он любил больше, однако замечал в нем недостатки, которых не видел у Джона. Кларенс был ревнив. Как и самый младший — Хамфри Глостер. Оба ревновали Генриха к старшинству, к трону, чего совершенно не проявилось в характере Джона. Он был искренне предан венценосному брату, искренне восхищался им и беззаветно любил.

Встретившись с Джоном Бедфордом после значительного перерыва, я сразу заметила, как тот изменился, как постарел. Видимо, волнения во Франции, за которую он чувствовал свою ответственность, давали себя знать.

О нем говорили, что он превосходно выполняет свои обязанности наместника — суров, решителен и при этом справедлив. В последние месяцы мой брат Шарль, который по-прежнему оставался дофином, все чаще поднимал в разных провинциях Франции восстания против английских войск, и Бедфорду, почти потерявшему поддержку бургундцев, приходилось все труднее.

Тем не менее он счел возможным во время одного из своих кратких приездов в Англию нанести мне визит по моей просьбе.

Как всегда, он оставался любезен, но в отличие от галантности его младшего брата Глостера я ощущала его искренность и подлинную доброту.