Тайный брак

— Полагаю, да. Но делает вид перед всеми и перед самой собой, что это не так. Однако куда больше зла, чем Жаклин Баварской, он причинил Англии.

— Ты говоришь о ссоре со сторонниками герцога Бургундского?

Оуэн терпеливо разъяснял мне:

— Герцог Бедфорд делал все, что в его силах, для мира с ними, а его брат разрушает союз…

— Глостер заботится только о собственной выгоде.

— Что доказывает всеми своими действиями, подвергая опасности то, что успел сделать король Генрих. Ради овладения землями Жаклин Баварской он идет на ссору с бургундцами, которая обойдется Англии куда дороже, чем цена этих несчастных владений, с которыми бургундцы, конечно же, не пожелают расстаться.

— И все-таки хорошо, если его не будет в Англии, — сказала я. — Меня уже давно не покидало чувство, что чем-то я ему неприятна. Когда моего сына оставили на его попечение, я потеряла покой. Но, слава Богу, все обошлось… Думаю, все дело в том, мой дорогой… — Я замолчала от мысли, неожиданно пришедшей мне в голову, я даже удивилась ее очевидности. — Так вот что, — продолжала я, — он всегда мечтал стать королем Англии. Только на его пути был Генрих, а теперь его нет. Кларенс тоже мертв. Остается Бедфорд… женатый на сестре герцога Бургундского, что еще больше скрепляет союз с ним. Но если Бедфорд тоже умрет, и если… — Я запнулась, однако договорила: — Если что-то случится с моим маленьким Генрихом, тогда путь к престолу будет открыт для Глостера. Тогда он станет королем Англии…

— До этого, пожалуй, не дойдет, — возразил Оуэн. — Однако он определенно подорвет союз Англии и Бургундии.

— Ох, забудем об этом, дорогой, — вздохнула я. — Глостеру, во всяком случае, сейчас не до нас с тобой… Мы обрели друг друга. Поклянись, что никогда не покинешь меня!

— По своей воле никогда!

— Значит, я могу называть себя счастливой…

В один из последующих дней меня навестил Генри Бофорт, епископ Винчестерский.

Его прибытие обеспокоило меня: неужели правда о моих отношениях с Оуэном уже вышла за рамки узкого круга, которому стала известна? Боже мой, что же тогда будет?!

С душевным трепетом шла я навстречу епископу, стараясь, чтобы он не заметил мое смятение.

Как всегда, он был изящен и любезен, держался с большим достоинством, при этом неизменно подчеркивая, какая великая честь для него нанести мне визит.

Я надеялась, что мое волнение он отнес за счет своей особы, что и для меня великая честь его посещение.

Мой муж Генрих, я помнила об этом, всегда уважительно отзывался о Бофорте, о его преданности английской короне, об уме, не забывая при этом отметить, что и свою выгоду этот блестящий родовитый человек не забывал. Хорошо относился к нему и брат Генриха, герцог Бедфорд. Исполняя волю умирающего короля, он находился сейчас во Франции в качестве регента и представлял там английскую корону.

Недавняя ссора его с Глостером подтвердила, что епископ считает себя достаточно могущественным и крепко стоящим на ногах человеком, чтобы не бояться такого сильного и опасного противника, как брат короля. Не делал Бофорт секрета и из своего отношения к недавнему браку между Глостером и Жаклин, достаточно громко осуждая герцога за последствия, к которым это может привести.

Отвечая на приветствие епископа, я заверила его, что нахожусь в добром здравии, и выразила уверенность, что он так же…

Бофорт не стал отрицать этого и после взаимного обмена любезностями перешел к делу.

Первые же его слова развеяли мои самые худшие опасения.

— Вашей милости, должно быть, уже известно о той сумятице, которую внес в наши дела за границей его светлость герцог Глостер?

— Слышала, он недавно отправился в Эно, дабы восстановить права своей жены на эту провинцию, — сдержанно ответила я.

— Жена! — фыркнул Бофорт. — У меня большие сомнения на этот счет.

— Разве папа римский не дал согласия на развод Жаклин с Брабантом?

— Брабант не принял решение папы. И многие другие — тоже. Считают, что связь Глостера с Жаклин нельзя назвать браком.

— Тем не менее, — сказала я, — он отбыл в Эно в качестве ее супруга.

— Должен с большим сожалением заметить, миледи, что поведение и действия герцога весьма опасны… Как для меня лично, так и для страны, а также для его собственного брата, герцога Бедфорда, который делает все возможное, чтобы сохранить завоевания покойного короля, вашего супруга.

— Я слышала подобные суждения, — ответила я, испытывая огромное облегчение от того, что не случилось самого страшного: час нашего разоблачения еще не наступил.

— Я делал все, что в моих силах, — говорил тем временем Бофорт, — пытаясь воспрепятствовать походу Глостера на континент. Но не добился успеха, и вражда между нами только усилилась.

Я недоумевала, зачем он рассказывает мне все это, потому что знала: в глубине души он, как и многие другие мужчины, не считает мнение женщины, даже если она королева, чем-то заслуживающим внимания.

Между тем он продолжал:

— По последним сообщениям, что у меня имеются, герцог Глостер уже захватил провинцию Эно. Граф Брабант не сумел оказать сопротивления, жители признали Глостера своим правителем.

— Значит, все обошлось мирно, — сказала я. — Это ведь хорошо.

— Но герцог Бургундский не допустит, чтобы такой захват прошел безнаказанно. Он, несомненно, поспешит на помощь своему родственнику. Вы, миледи, недооцениваете серьезность положения. Для помощи Брабанту бургундцы могут заключить союз с Орлеанским домом, с Францией. Представляете, к чему это ведет?

— К тому, что англичане лишатся союзника, — с подавленным вздохом сказала я.

Вздох мой относился к мелькнувшей у меня мысли о том, что для моей Франции это будет только к лучшему: она сумеет наконец дать настоящий отпор завоевателям и возвратить себе независимость, а своему королю — престол. В том, что подобная мысль — предательская по отношению к моей новой стране, я вполне отдавала себе отчет. Отсюда и вырвавшийся у меня вздох.

Генри Бофорт, помолчав некоторое время, заговорил вновь.

— А теперь, — сказал он, — перехожу к основной цели моего визита, миледи. Герцог Бургундский послал Глостеру вызов на одиночный бой — с целью решить таким путем спор о землях.

— Не может быть! — воскликнула я. — Такое, помнится, делал уже в свое время его отец, когда вызвал на битву моего будущего супруга.

— Видно, у них это в роду, — мрачно заметил Бофорт. — Такой древний способ решать судьбы страны. И, что удивительней всего, герцог принял вызов… Как бы то ни было, нельзя допустить, чтобы поединок состоялся. Ведь в этом случае один из соперников непременно будет убит, что в данной ситуации недопустимо. Если Глостер убьет герцога Бургундского, мстить за него будет вся Бургундия. Если, наоборот, падет Глостер, то же самое последует со стороны англичан. Словом, так или иначе, союзу и согласию между Англией и Бургундией будет положен конец. А на этом союзе держится наш успех во Франции. Вот что натворил этот Глостер! — заключил он с прорвавшейся внезапно злобой.

— Да, понимаю, — сказала я.

— Поединок нужно остановить, миледи. И вы можете способствовать этому в какой-то мере.

— Чего же вы от меня ожидаете? — спросила я. — В чем должна заключаться моя помощь?

Он ответил сразу же, не задумываясь:

— Ваша сестра замужем за Филиппом Бургундским. Он предан ей, насколько нам известно, и не пренебрегает ее мнением. Если бы она могла уговорить его отказаться от безумной затеи…

— Я уже давно не виделась с моей Мишель, — сказала я.

— Тем не менее вы остаетесь родными сестрами. Мы хотим, миледи, чтобы вы написали ей… изложив частично то, о чем я имел честь сказать вам… Думаю, это и ваше мнение. Объясните, что может последовать за поединком… Новая большая война, гибельная для наших народов.

— Вы надеетесь, великий герцог Бургундии послушает меня?

— Нет. Но, возможно, прислушается к мнению своей супруги. Ведь речь идет и о его жизни.