Поцелуй Фемиды

Интересно, как отреагировал генерал ФСБ, когда на его рабочий стол легла оперативная сводка об аресте Александра Белова?

Саша припомнил их последнюю встречу. Они виделись в Москве, около трех месяцев назад, когда Белов по личному приглашению президента приехал для беседы главы государства с предпринимателями Сибири.

Торжественный прием в Кремле оставил тогда в душе Александра двойственное ощущение. Смесь непринужденности и жесткого протокола, всеобщего горячего радушия и тоже всеобщей ледяной настороженности. Батин, — как и всегда на публике, много шутил, держался просто и демократично. Каждый из приглашенных удостоился хоть и коротенькой, но отдельной беседы. Меткие и афористично краткие замечания первого лица давали понять, насколько компетентен человек, их произносящий. И вот эта детальная компетентность в сочетании с цепким взглядом глубоко посаженных глаз тихо, но внятно, предупреждали: «Большой Брат все видит!»

Как бы то ни было, Александр Белов в тог день чувствовал себя на гребне успеха. Обращаясь лично к нему, — Батин был особенно дружелюбен и даже ласков. А журналистка Троегрудова, присутствовавшая на приеме в числе элитных представителей прессы, записала в своем блокноте несколько цитат: «алюминиевый гений», «локомотив отечественной промышленности», «манометр» (зачеркнуто), «тонометр?» И фразу: «Побольше патриотизма!».

Саша покидал Кремль в прекрасном настроении. Помимо чести быть удостоенным высочайшего одобрения, что само по себе неплохо, он между делом завел несколько полезных контактов, из которых могли получиться неплохие темы.

До намеченных на сегодня деловых встреч оставалось еще Пара часов, и Белов уже совсем собирался позвонить Шмидту. С Димой ори мельком виделись накануне. Особого энтузиазма перспектива этого общения в Саше не вызывала, но встретиться все же стоило. Так распорядилась судьба, что вместе с этим парнем они несли ответственность за судьбы Ольги и Вани. А это, извините, святое.

— Александр Николаевич! — вдруг услышал он позади знакомый голос.

Так было всегда: Введенский негромко окликал Сашу, появившись будто бы из ниоткуда. Только раньше это было в неприметных московских переулках возле таких же неприметных автомобилей с ни о чем не говорящими номерами. А сегодня случайная (или по-прежнему не случайная?) встреча произошла, можно сказать, на главной площади страны. И автомобиль, из которого выходил Игорь Леонидович вполне соответствовал занимаемой им высокой должности.

Оба почувствовали, что обрадовались друг другу.

— Надолго в столице? — поинтересовался Введенский, крепко пожимая Саше руку. — Кофе пьете?

Это был недвусмысленный сигнал: есть разговор. И отказываться от этого разговора в пользу встречи со Шмидтом Александр не счел нужным, да и не захотел.

Сегодня между давними партнерами уже не существовало унизительной зависимости. Они были на равных, солидные, уважаемые люди: заместитель начальника ФСБ и генеральный директор крупнейшего металлургического комбината. И потому изображать из себя случайных прохожих или беседовать на конспиративной квартире не было ни малейшей нужды, а можно было спокойно пойти в многолюдный ресторан, пообедать и поговорить.

Тем не менее, Саше все время хотелось пошутить: «Столики в «Славянском базаре» не прослушиваются?» Наверное, причиной этих ассоциаций был подчеркнуто нейтральный «разговор ни о чем», заданный Введенским. Генерал поздравил Сашу с успехом, поинтересовался делами на комбинате, затронул другие, общие темы, которые затрагивают старые знакомые, когда у них нет тем поважнее. На вопрос о семье, Саша, отшутился, сказав, что «еще пока уже не женат». Так, обмениваясь репликами едва ли не о погоде, они провели весь обед и приступили к кофе. Саша- подумал, что уже не дождется никакого козыря, наличие которого можно было бы предположить в рукаве такого человека как Введенский.

Зная, что водителя Белов отпустил, Игорь Леонидович предложил подвезти его.

— Вы где остановились? В гостинице «Россия»?

Саша вежливо отказался, сообщив, что с удовольствием прогуляется по родному городу, где бывать приходится до обидного редко. К тому же ему совсем не далеко: намечена встреча в редакции газеты «Аргументы и факты», где интервью у Белова намерен взять лично главный редактор. А потом еще на телевидении предстоит участие в записи популярного ток-шоу.

— Сладкое бремя славы? — усмехнулся Введенский, и в его тоне. Саше почудились то ли осуждение, то ли печаль. — Желание поделиться опытом?

— А мне нынче скрывать нечего. Я чист и прозрачен, как таежное озеро, — весело парировал Александр. — Ну, и если сумею сказать что-нибудь полезное людям, то отчего не сказать?

— А в политике не собираетесь попробовать себя на новом, так сказать, жизненном этапе?

— От политики у меня до сих пор тошнота осталась. Как от несвежей рыбы, — сказал Белов. — Но вы правы: на комбинате мне уже тесновато. Идей и планов громадье! Хочется большего простора. В последнее время мне все чаще предлагают баллотироваться на пост краевого губернатора. А это, пожалуй, было бы интересно. Ресурсов навалом. Народ ко мне относится нормально. Можно и похозяйствовать. Тем более что Москва далеко…

— Москва отовсюду близко, — серьезно сказал Введенский.

— Опять же, и это не проблема. У меня, Игорь Леонидович, «крыша» надежная. Знаете, с кем, вернее, с чем, сегодня сравнил вашего слугу президент страны? Ни за что не догадаетесь. С манометром! На который вся страна поглядывает и определяет давление пара в котле.

— Лично меня подобная характеристика насторожила бы, — усмехнулся генерал. — Как только стрелка переползает красную черту, подачу топлива в котел перекрыть минутное дело.

Белов заскучал. Неужели это и есть туз в рукаве? В роли мудрого отца-советчика Введенский ему не интересен. Прямо авгур-прорицатель какой-то. Теряет хватку, что ли? В условиях кабинетной-то работы…

— То, что я скажу вам, считайте дружеским советом, — словно в подтверждение его мыслей заговорил Введенский. — Но отнестись к сказанному попрошу серьезно…

Обитатель карцера не мог придумать, чем занять себя. Прогулки наказанным не полагались. Рюкзак с личными вещами, включающими черновики собственных показаний для предстоящих допросов и пару книг из тюремной библиотеки, остался в камере. В карцере не было даже окна, глядя в которое можно было бы следить за тем, как меняются краски неба. Только тусклая лам-почка, как не знающий сна глаз Большого Брата, не гаснет ни днем, ни ночью. Остается только думать. Его голову — его личный компьютер — отобрать никто не может. Разве что совсем отрубив, на хрен. Но голова, как будто пока еще на плечах…

Саша почувствовал раздражение, оттого что не мог вспомнить, в каких именно фразах сформулировал тогда Введенский свои советы. Уж эти чертовы бойцы невидимого фронта! Словечка в простоте не скажут — все намеками, иносказаниями, все с двойным-тройным подтекстом. Осталось только общее ощущение от услышанного, как от ненужных и скучных сентенций, которые считает своим долгом поведать юному другу добросовестный воспитатель. И не ведает при этом, что от его сентенций разит нафталином, а его подопечный давно и сам знает, как правильно жить.

Припомнилось, что Введенский настоятельно советовал ему «быть скромнее» и при этом «делиться поразмашистее», а главное, «по возможности не лезть в большую политику». Да, еще, перед тем как расстаться, генерал совсем добил, Белова последним неожиданным советом:

— И хорошо бы упорядочить свою личную жизнь. Служба тыла должна работать безупречно.

Интересно все же, какую именно «личную жизнь» имел в виду этот осведомленный до зубов человек? Маловероятно, чтобы Введенский опустился до слухов и взялся бы порицать Сашину связь с женой Удодова. Роман был скоротечный, завязанный на Кипре от скуки, и никаких последствий, вроде бы, не имел.

Скорее всего, то был намек на Ольгу Белову, которая все чаще засвечивалась на разного рода тусовках и пристрастилась давать интервью. Ольгу Саша сто лет не видел, они не общались. С тех пор, как Ивана поместили в частную школу в Англии, Белов напрямую общался с сыном через Интернет, а один раз они даже и повидались — в Лондоне. Примерно пару раз в месяц отец и сын обменивались коротенькими юморными посланиями, эта игра нравилась обоим, свидетельствовала о душевной близости и успокаивала Александра в том смысле, что «пацан растет правильный». Таким образом, необходимость в тягостных для них обоих контактах с Ольгой отпала.