Два берега

Первый же форум, послушно открывшийся в избранном, опалил Маринезнакомым доселе огнем — сердце пробило жаркой иглой, к щекамприлила краска, и перед глазами поплыли разноцветные круги. Девушкасудорожно кинулась в остальные любимые местечки — и везденатыкалась на одинаковые темы с названием: «Мари Мишон — врунья иуголовница». Мари Мишон — под этим ником Мари уже несколько летобщалась в Интернете, и второй не было, или, по крайней мере, онане была так известна на любимых форумах Мари.

Девушка видела, кто автор тем, но до последнего момента хотелаошибиться. Она медленно читала злорадный текст, обильно насыщенныйсмайликами, и понимала только отдельные фрагменты, которыеотчетливо помнила спустя много лет.

Ее супермуж, которым она тут хвасталась, на самом делевор-рецидивист, по квартирам лазил и саму эту дуру обокрал тоже, аона его простила, сюси-пуси-Митенька, будет ему теперьпомогать.

Я с ней общалась потому, что не знала, какая она на самом деле.Зато теперь у меня открылись глаза. Кто еще верит, что Мари Мишон —а в жизни просто Машка — это достойный человек — смотрите, обчиститвашу квартиру, тогда поздно будет.

Она — просто мелкая шлюшка, у нее мужиков было не один десяток,она только ноги и умеет раздвигать. И на работу ее любовникустроил, сама она ни черта делать не умеет, и живет на деньгимужиков.

А уж гонору, гонору — как будто такая красавица неписаная, насамом деле — кошка драная. Ни фигуры, ни лица, волосы жидкие, ногикривые.

Кстати, ублюдка своего она наверняка не от мужа нагуляла. Такиедолго не могут с одним мужиком.

И все она всем врет — убедитесь сами, — и муж у нееуголовник, и на работе ее из-за любовника держат, и ложится она подкаждого, и фотографии на самом деле в фотошопе. И гадости про всехговорит.

Дальше шел подробный список гадостей, которые Мари якобыговорила про некоторых форумчан, а заодно подробности про ее трусы,которые она однажды забыла в гостях, про то, сколько она можетвыпить на вечеринке, и даже про то, как в первом классе онанажаловалась на соседку по парте учительнице, а в классе подумалина другого человека и объявили ему бойкот. Из всех этих откровенийследовало, что Мари — средоточие всех возможных пороков и лучшедержаться от нее подальше.

Несколько человек радостно поддакивали автору, картинно ахая инамекая, что они уже давно чувствовали за персонажем Мари Мишонкакие-то ужасные злодеяния. Более культурные и умные участникипризывали перестать перемывать кости отсутствующему человеку, даеще беременной девушке. В общем и целом топик сильно напоминалпомойное ведро, и сюда охотно сливались все, кому Мари не нравиласьили с кем спорила в других темах, — здесь они имеливозможность охаять ее с головы до ног.

Мари открыла темы на других форумах — там было то же самое.

Она читала, продолжая понимать только отдельные грубые фразы икаменея животом. Из жара ее бросило в холод — она сжимала ставшиеледяными руки и пыталась согреться.

Автором этих тоников, человеком, который вытряхнул на публичноеобозрение все тайны Мари, исказил ее слова, сказанные наедине, аместами и придумал поступки и речи, была… Наташа. Та самая Наташа,которая горько рыдала на плече у Мари и жаловалась, что у неевсегда плохо складывались отношения с женщинами: женщины —сплетницы, не умеют хранить тайны, строят гадкие интриги, завидуют,плетут сети, а она, прямая и открытая, не умеет играть в эти игры,и ее вечно подставляют.

Видимо, Наташа научилась. Или Мари слишком хотела поверить, чтоее подруга — прямая и открытая, а отсутствие вокруг нее людей (имассовая нелюбовь к ней практически всех общих знакомых) —случайность.

Мари ощущала боль от предательства всем телом — каждой клеточкойкожи, каждым волоском, каждым ногтем. Боль не ослабевала. Буквы наэкране расплывались, а потом снова соединялись в уже новые гадости.Оказалось, что Наташа читала почту Мари — и теперь отдельные кускиличной переписки стали доступны всем — и, естественно, не самыелучшие отрывки — там, где Мари делал замечание начальник, там, гдеей кто-то отказывал, там, где она о ком-то сплетничала. МестамиНаташа дописала другие имена, чтобы от Мари отвернулись еедоброжелатели, и с некоторыми ей это удалось — они громковозмущались лицемерием Мари, которая в глаза хвалила их, а за глазаругала последними словами.

Боль долго бродила по телу, а потом локализовалась внизу живота.Было похоже на схватки, как их описывали в литературе, но у Маришла только тридцать четвертая неделя, и даже контракт с «Евромедом»она еще не подписала. Почему-то именно отсутствие контракта ипридавало ей уверенности, что никаких схваток нет.

Что делать, Мари не знала. Она набрала Наташин номер — иуслышала голос подруги, радостный, звонкий. У Мари мелькнуласчастливая мысль, что все — ошибка и сейчас она как-нибудьразъяснится.

— Наташ, привет, — сказала Мари.

— А, вот и ты! Вспомнишь говно — вот и оно! — ещеболее радостно объявила Наташа и быстро затарахтела: — Что, видела?Наконец-то все перестанут сюсюкать: ах, наша Мари Мишон, ах, нашадевочка, ах, наша умничка. Пусть все знают, какая ты дрянь, какаяты врунья.

— Но…

И Мари поняла, что она не может подобрать слов. Ни сказать — ниспросить. Таких слов еще просто не придумали, чтобы суметь передатьболь от предательства или объяснить подлецу, почему его поступокбесчестен.

Под воркование Наташи: «Что же ты не оправдываешься, что жемолчишь, я ведь еще не все сказала, они еще про тебя не знают,что…» — она положила трубку. И набрала телефон Жанны.

— Знаешь, я, кажется, рожаю, — спокойно сказалаМари.

— Как рожаешь? — истошно завопила Жанна. — Ещерано!!! Я на съемках!!!

— Тем не менее. Приезжай скорее, потому что очень больно. Явызываю «скорую».

«Скорая», Жанна и родители Мари, которым Жанна позвонила подороге, приехали одновременно. К этому времени боль возобновляласькаждые пять минут, и Мари металась по комнатам загнанным зверем,тихонько воя и заламывая руки. Она уже предчувствовала, что непопадет в тот счастливый процент женщин, которые то ли в силуудачного болевого порога, то ли чудом рожают сравнительно легко иназывают свои ощущения вполне терпимыми.

О «Евромеде», ЦПСиРе и всех приличных контрактных местах можнобыло забыть. «Скорая» повезла Мари в роддом, где имелись условиядля недоношенных младенцев, и, хотя такой роддом в Москве был неодин, никакого выбора не оставили. Жанну и родителей моментальновыставили за дверь, предварительно обругав за «идиотскую» идеюпойти на роды «партией поддержки». А Мари в предбаннике начализадавать вопросы для анкеты страниц на пять. При всем ее желанииона не помнила ни номера, ни адреса ЗАГСа, где они с Митейрасписывались. Ей хотелось грызть кафельный пол и кидаться наунылые ободранные стены от боли, потому что схватки усиливались. Удевушки катились слезы — не столько от физических мучений, сколькоот понимания, что ничего хорошего впереди нет. Не будет нивнимательного врача, ни ласковых медсестер, ни уютного родильногозала, ни помощи — ничего. В лучшем случае ей повезет, и онаокажется достаточно крепкой, чтобы родить здорового мальчика,которого не угробят даже здешние врачи.

Мари не ошиблась. Следующие шесть часов она провела в полномодиночестве в темном зале со слепой лампочкой прямо над головой.Врач забежала один раз, чтобы осмотреть, — это заняло трисекунды. Через шесть часов появилась медсестра с ворохом бумажек,села за стол в дальнем углу и принялась что-то заполнять. Мариумоляла принести попить или хотя бы смочить губы — девушка велеладышать носом и посоветовала не отвлекать ее от важного дела.

Ничего более ужасного Мари не приходилось испытывать. Боль рвалаее на части, заставляла кричать, а появившаяся врач явнонеодобрительно наблюдала за ее страданиями. Если бы Мари не знала,что во время родов женщинам свойственно кричать — она бы решила,что до нее все молчали как рыбы и не отвлекали никого от важныхдел.

Мари думала, что сердце остановится от боли, а горло сгорит открика, когда услышала — кричат двое. Она быстро и удивленно закрыларот, пытаясь изогнуться и посмотреть на свое творение, но ребенкаунесла одна из безмолвных фигур в белых халатах. Мари порываласьвстать, требовала, чтобы ей немедленно дали сына — приложить кгруди, но дождалась только грубого окрика. Потом она три часалежала на каталке около лифта и плакала — Ярослава с ней неоставили. О девушку спотыкались все проходящие мимо, а какая-тоочередная тетка с крошечным ребеночком на руках посмотрела на Марии поинтересовалась в пространство: почему у нормальных женщинрождаются мелкие дети, а у таких глистов, как Мари, —пухленькие и крупные. Мари стало еще больше жалко себя, и онаразрыдалась в голос.