Два берега

— Верно, что он не жил со мной. Знаете, всякое в жизнибывает. Я ведь далеко не идеал, характер у меня нелегкий, а сбеременностью и вовсе стал тяжелый, поэтому Мите захотелось от меняотдохнуть. Со мной непросто. Я, конечно, стараюсь, но не всегдаполучается. — И Мари посмотрела на прокурора такими чистымиглазами, а ее животик под кофточкой так очевидно колыхнулся, чтопрокурор проглотил следующий вопрос и уткнулся в бумаги.

Судья повернулась в сторону клетки и сказала Мите:

— Вам такой женой гордиться надо бы. Повезло вам, что женау вас такая.

— Я и горжусь, — ответил Митя твердо, широкоулыбаясь.

— Что-то как-то странно вы гордитесь. Раньше надо былогордиться-то.

— Я и раньше гордился.

Прокурор чуть слышно пробормотал:

— Вот и сидел бы дома.

— И вообще, гордость — грех, — неожиданно объявилМитя.

Судья с жалостью посмотрела на Мари и стала расспрашивать обостальных задержанных. Семнадцатилетнего мальчика по имени Денис, укоторого действительно оказалось замедленное развитие, она виделавпервые в жизни, а вот про Ирочку могла кое-что рассказать. И,соблюдая внешнюю вежливость и корректность, рассказала так, что,если у кого из членов суда и были сомнения относительно подсудимойКрасновой, теперь они исчезли окончательно.

Мари довольно быстро отпустили — про саму кражу она ничего незнала. Судья разрешила ей уйти, но Мари была не в силах оторватьсяот мужа. Она продолжала держать Наташу за руку и смотрела на Митю,тонула в его глазах, поэтому большая часть заседания все равнопрошла мимо ее ушей. Запомнился только разговор судьи со свидетелем— одним из милиционеров, которые приехали на задержание:

— Как вас зовут?

— Силантьев Юрий Викторович.

— Место прописки?

— Это где живу, что ли?

— Ну, если живете там, где прописаны.

— А-а.

— Так вы будете говорить?

— Да почему бы не сказать?

— Так говорите!

— Что?

— Место прописки!

— Черноморский бульвар, дом двадцать три, корпус один,квартира девять.

— Вы работаете?

— Нет, на пенсии я.

— А на момент четырнадцатого февраля работали?

— Да.

— Кем?

— Не помню.

— Но вы же давали показания на следствии!

— Не помню.

— У вас хоть варианты есть, кем вы могли работать?

— Командиром экипажа.

— Космического корабля? — не выдержала судья.

— Нет. Экипажа. Обычного.

— Водитель? — помог прокурор.

— Ну да. Командир экипажа.

— Хорошо, давайте перейдем к событиям четырнадцатогофевраля. Что вы можете рассказать?

— Так я не помню ничего, срок-то какой.

— Но вы задерживали этого молодого человека? —Раздраженная судья показала на Митю.

— Не помню. Кого-то задерживал.

— Опознать не можете?

— Волосы длинные, как и у того. Но не помню.

Судья вытерла пот. Со свидетелем она билась больше двадцатиминут, и в результате так ничего путного сказано не было. Судьяобъявила перерыв и отправилась в маленькую комнату пить чай.

Ирочка попыталась прорваться к клетке и, грубо посланнаяконвойными — молодыми ребятами, — в слезах убежала на улицукурить. Денис побрел за ней. А Мари передвинулась как можно ближе кМите и продолжала смотреть на него.

— У тебя есть с собой фотография? — спросил Митя.

— Моя?

— Твоя. И сына на УЗИ.

— Нет, — произнесла Мари растерянно.

— Принеси мне, пожалуйста! Я очень хочу твою фотографию ифотографию сына.

— Хорошо… я обязательно принесу. Можно будетпередать? — спросила Мари у конвойных.

— Думаю, разрешат, — сказал старший из двоих, —мы же тут не звери.

Митя подошел к решетке и протянул к Мари руки, пальцы обнялижелезные прутья. Мари робко взглянула на конвойного, он кивнул,отвернулся. Девушка схватила мужа за кисти. В их объятии третьимнеумолимо присутствовало железо, как символ конца — так показалосьМари. Митя положил руку ей на живот и пытался почувствоватьдвижения маленького Ярослава, но ребенок, видимо, спал или простозатаился — не отвечал.

— Не узнал папку, — сказал Митя, улыбаясь.

Мари не вытирала слезы, они бежали по щекам соленымиручейками.

Суд запомнился ей как непрерывный фарс, клоунада, в которойглавным клоуном был Митя. На каждом заседании он вел себя как надружеской вечеринке, и несколько раз девушка краснела за егоразвязность, нагловато-самоуверенные манеры и панибратскоеобращение ко всем участникам процесса. Один раз адвокат позвонилМари — отчитаться о работе — и откровенно сказал:

— Знаете, Мария, я, наверное, откажусь работать с вашиммужем — это просто невозможно.

— Что случилось?

— У него с головой все в порядке?

Мари замешкалась. Оказывается, адвокат был у Мити в Бутырке,объяснил, в каком направлении работает, что надо сделать, какуменьшить ущерб, что требуется от самого Мити и как движется линиязащиты. Поскольку вариантов предлагалось два, решение адвокатоставил за Митей. Митя помолчал-помолчал и выдал:

— Да какая разница, что вы будете делать. Мне больше трехлет все равно не дадут.

Адвокат решил, что Митя невнимательно читал уголовный кодекс, иеще раз обрисовал перспективы — с учетом крупных размеров кражи ипредыдущих судимостей, да еще отягчающих обстоятельств тянуло летна восемь. Митя продолжал улыбаться и повторять свое:

— Да не дадут больше трех лет, точно-точно.

— Почему же? — взвыл наконец взмокший от повторенияочевидных вещей адвокат.

— А судья хорошая… Веселая такая.

Отрабатывать ответы на возможные вопросы Митя с адвокатомотказался:

— А зачем? Все равно у нас система дурацкая. Всясудебная.

Мари долго уговаривала обиженного адвоката не бросать дело, носама осталась в полном недоумении по поводу поведения мужа.Разумный человек так не поступает — правда, разумный человек неворует по чужим квартирам.

Преступная группировка Мити (так сформулировал прокурор) веласебя еще глупее своего лидера и идейного вдохновителя. Ирочкапостоянно плакала, размазывала сопли рукавом (судья брезгливоморщилась), продолжала бросать на Митю пламенные взгляды и говорилапреимущественно о любви. Вывести ее на тему кражи удавалось оченьненадолго — при первой же возможности она заводила коронную песню отом, как именно Митя ее любил. Сам Митя демонстративноотворачивался, а когда Ирочка взывала к нему с просьбамиподтвердить рассказы про великие чувства, презрительно бросал: «Онаврет» — в сторону прокурора. Кроме факта знакомства с Ирочкой, Митяотрицал все — от отношений до совместной кражи.

Последний участник, Денис, и вовсе не способен был собрать мыслив кучу и выдать несколько связных предложений. Он очень интересноответил на просьбу охарактеризовать Митю:

— Митя… Митя хороший человек.

— А в чем это выражается?

— Ну… — Денис глубоко задумался, посмотрел на потолок,потом на прокурора, потом еще раз на потолок и добавил: — Он намденьги давал. Ну, если очень нужно было.

Судья пыталась придать заседаниям хоть какую-то серьезность, нои прокурор, и адвокат, и заседатели постоянно смеялись и сбивалисьна шутки и легкий тон общения. Мари никогда раньше не бывала насудах — и это давало ей надежду на благополучный исход — можетбыть, симпатии окажутся на стороне Мити, и в законе найдетсякакое-нибудь исключение, чтобы не наказывать его сильно. Адвокатотрабатывал свой гонорар добросовестно, превращал показаниясвидетелей в бред (надо признаться, что и без него свидетели неслипорядочно ерунды), а улики — в совершенно посторонние предметы.Даже ключи с отпечатками Митиных пальцев — главный козырь обвинения— он ухитрился вывести из дела, поскольку экспертизу неправильнооформили. Из документов получалось, будто приняли на экспертизу триключа, а обратно в конверте с выводами отправили четыре — и адвокатраскопал это в толстой папке с делом. Кроме ключей из списка уликушел фонарик, который потерпевшие на протяжении всего следствия исуда то опознавали, то не опознавали, то опять опознавали — иокончательно всем надоели.

Кстати, о потерпевших. Как на грех, потерпевшие попались ужаснонесимпатичные, что роднило ситуацию с книгами про Остапа Бендера,где Бендер, конечно, был мошенник и вор, но те, у кого он воровал,оказывались «жалкими и ничтожными личностями». Мари заставляла себяискать в потерпевших хорошие черты, жалеть их, сочувствовать им,чтобы не уподобляться мужу (ведь оправдать кражу — первый шаг попути, на котором ты и сам украдешь, а Мари считала себя безупречночестным человеком), но это оказалось тяжело. Потерпевший главасемейства имел широкую красную физиономию с маленькими заплывшимиглазками и огромные волосатые ручищи. Он жаловался на бедность,называл себя безработным с периодическим доходом около пяти тысячрублей в месяц и ставил во дворе суда черный «бумер».Потерпевшая-супруга, дама средних лет, говорила быстро-быстро,визгливым голосом, от которого у Мари раскалывалась голова,записалась в протокол домохозяйкой, поминутно жаловалась набеспросветную нищету и призывала на Митину голову все возможные иневозможные несчастья. Она оценила украденные вещи в несколькомиллионов, рыдала по украшениям, которые хранились в семьепоколениями и без которых ей нечего надеть, но тем не менее былаувешана золотом как новогодняя елка и однажды приехала на заседаниебез мужа за рулем «шевроле». Короче, потерпевшие и подсудимые другдруга стоили — их бесконечное вранье, взаимные претензии, наглыйтон, глупые ответы и дурные манеры выдавали людей одного круга иуровня, волею судьбы временно оказавшихся по разные стороныбаррикад.