Два берега

Мари думала, что у Наташи есть четкое разделение на«свои-чужие». И ради своих Наташа выложится вся — сделает возможноеи невозможное, а если своих обидят — порвет на мелкие клочьялюбого. Чужим же можно и хамить, и посылать их куда подальше, ивообще не затруднять себя особой вежливостью. Честно говоря, Марикоробило, когда она видела, как Наташа ведет себя в общественныхместах, с чужими, ради которых не стоит стараться. Даже пожилымлюдям Наташа никогда не уступала место в транспорте.

— Это еще надо разобраться, кто больше устал, —объясняла она Мари. — Я с работы, например, еду, а бабка кудапрется в час пик? Ей что, другого времени нет в вагон лезть?

Мари вздыхала, но знала, что недостатки есть у всех, к тому жежизнь очень сильно обидела Наташу, вот она и превратилась в ежика сколючками, а внутри-то она настоящая — нежная, мягкая, заботливая.Мари искренне удивлялась, почему мужчины не ценят многочисленныхдобродетелей ее подруги — и умная, и хозяйственная, и кулинарказнатная, и детей обожает, и мужчинам многое прощает, и деньгизарабатывает, а если ею заняться, будет очень красивая исексуальная. К тому же Мари была уверена, что, если издать Наташинылюбовные романы — эффект будет ничуть не хуже, чем с сотнями другихтомов, захламляющих прилавки, — у Наташи, по крайней мере,нормальный язык и грамотная редакторская правка — она все-такипрофессионал.

Мари часто звонила подруге — в основном просто поболтать о жизниили поделиться какой-нибудь радостью — ведь в легкой жизни Мариодна радость сменялась другой. Девушке очень льстило, что Наташаохает и ахает над ее рассказами, называет ее самой умной и самойобаятельной среди всех, кого она встречала в жизни, и по-добромузавидует ее внешности и успеху у мужчин. Другие подруги Мари,наоборот, готовы были поддержать в неприятностях и даже помочьрешить проблемы, но радоваться ее успехам не могли: или быстросворачивали разговор, или пытались «раскрыть глаза», «спустить снебес на землю», то есть искали в происходящем что-нибудь плохое ипророчили трагический исход. В зависти они не признавались,наоборот, оскорблялись за такие предположения и быстро рвали сМари. А Мари не хотела жить, как учила ее мама, скрывая своиуспехи, не хвастаясь и не делясь с кем-то откровенно. Может, так ипроще — но ведь скучно.

Митю Наташа оценила сразу. С первой же встречи. Незаметнопоказала большой палец, а попозже, пока он ходил за тортиком к чаю,честно призналась:

— Просто супер. Лучший мужчина, которого я встречала всвоей жизни.

— Льстишь? — промурлыкала Мари, веря подруге на стопроцентов.

— Ни капельки. Он действительно очень классный — икрасивый, и умный, и поет так, что сердце заходится, и заботливый,и смотрит на тебя… Короче, видно, что вы — отличная пара.

— Мне с ним повезло.

— На редкость. Но ты это заслужила — ты тоже красивая,умная и самая лучшая в мире.

Мари рассказала Мите о Наташе и попросила его что-нибудьпридумать, чтобы помочь, — холостой друг, а лучше несколько,чтобы выбрать — и таких, которые реально хотят завести семью,которым нравятся полненькие уютные девушки. Митя сказал, что такиеесть, и вообще, большинство его друзей любят как раз полных ихозяйственных — и обещал вопрос решить. Не успел.

Когда у Мари случилась трагедия, первым делом она вспомнилаименно про Наташу — если подруга лучше всех умела разделитьсчастье, значит, она утешит и в горе. Действительно, Наташа бросилавсе дела, мгновенно прилетела по первому звонку, разобралась смилицией, кое-как прибрала в разрушенной квартире, сделала что-топоесть, а потом сходила с Мари в отделение. А потом у Наташинаклюнулась какая-то новая перспективная работа, и она сказала, чтоприезжать больше не сможет и в гости временно тоже не зовет — оченьважные дела, постоянно занята. Мари стала ей звонить ирассказывать, как идут дела, тем более что подруга во всехподробностях расспрашивала о каждом эпизоде: кто что сказал, чтосделала Мари, что из этого вышло.

Потом назначили первое заседание суда, и Наташа выкроила время,чтобы прийти и поддержать подругу. Мари в очередной раз поразилась,сколько вокруг нее собралось хороших и чутких людей, чуть нерасплакалась и только усилием воли сдержала порыв.

Какой же хорошенькой была Мари, когда маленькими, но увереннымишажками, с гордо поднятой головой вошла в зал суда! Совсем ещедевочка — с нежным личиком и крошечными ручками-ножками, тоненькая,как стебелек, она несла перед собой большой круглый животик. Мариказалась ожившей куклой в своих розовых плюшевых вещичках, ссерьезно-надутыми губками и смоляными локонами. Наташа торжественновела ее под руку, как жених невесту к алтарю. Пожилой прокурорвнимательно посмотрел на девушек и закопался в бумаги, периодическипродолжая коситься на Мари. Адвокат, нанятый по совету знакомых,занял свое место, еще раз сказал перед этим, что дело небезнадежное и сделать кое-что можно. Вскоре конвойные привели Митю— уже с чистыми, хорошо уложенными волосами, гладковыбритого, вновой, слишком яркой майке и обтягивающих джинсах, незнакомыхМари.

— Наверное, Ирочка ему покупала, — шепнула МариНаташе, — я бы ни за что не выбрала такую пеструю, да еще кярко-голубым джинсам.

Наташа промолчала и ободряюще сжала пальцы подруги. Ладошка Маритонула в ее крупной руке.

Ирочка прибежала буквально за две минуты до того, как прозвучалотрадиционное: «Встать! Суд идет!» С ней прибежал мальчишка летпятнадцати, с жидкими длинными волосенками и остановившимсявзглядом олигофрена. Мари и Наташа жадно впились глазами в бывшуюдомработницу. Но Ирочка почти не изменилась, только подурнела. Подглазами лежали круги, лицо слегка вытянулось, как будто онаголодала или пережила стресс. От уроков Мари не осталось и следа —опять волосы, завязанные в хвост, и щеки, которые можно увидеть соспины (хорошо хоть волосы покрашены в каштановый, а не родногосерого цвета). Опять никакой косметики на маленьких глазках ибледных губах, опять прыщи россыпью не замаскированы тональнымкремом, опять бесформенные брюки и балахонистая кофта наплосковато-широкой фигуре. Мари ощутила радостное злорадство иследом за ним ужас — она всерьез пыталась сравнить себя сИрочкой.

— Не сравнивай, — шепнула все понимающаяНаташа. — Ты — королева, а она — поломойка.

Мари стала смотреть только на Митю. Ирочка тоже крутилась ивертелась на своей передней скамейке. Но Митя сделал вид, что незаметил любовницы. Он делал Мари знаки разной степени понятности,изображал радость от встречи с ней, большую любовь, мечту вернутьсядомой и светское удовольствие от визита Наташи. Ни подавленным, нинесчастным Митя не выглядел, и Мари вспомнила слова следователей,что тюрьма для него — естественное место обитания, дом родной, какговорится, и со страхом поняла, насколько они правы.

Ирочка продолжала вертеться и бросать на Митю пламенные взглядыдо тех пор, пока не вышла судья. Затем Мари пропустила довольнобольшой кусок заседания, когда всех подряд о чем-тоспрашивали, — она неотрывно смотрела на мужа. Очнулась отНаташиного толчка в бок — судья что-то хотела от нее. Мари навсякий случай встала. Оказывается, только что судья (женщина летсорока, со строгим лицом, аккуратным каре и в очках) предложиладопросить беременную жену обвиняемого, пока та не устала, чтобы онамогла дать показания и уйти, если захочет.

Мари мысленно поблагодарила судью, расписалась у секретаря, чтоне будет давать ложных показаний, набрала воздуха в легкие и сталаотвечать на вопросы. Сторонний слушатель мог бы подумать, чтоапостол Петр решает, впустить ли Митю в рай. Потому что красноречиеМари было неисчерпаемо. Она наделила Митю всеми возможнымидобродетелями, как личность, гражданина, мужа, отца, прославила еготонкий ум, замечательный характер, патологическую честность и дажепотрясающую красоту. Совершенно обалдевший Митя слушал ее, слегкаприоткрыв рот от изумления. А Мари несло — остановиться она уже немогла и продолжала изливать на остолбеневший суд все новые и новыепохвалы своему супругу. Первым не выдержал прокурор:

— Простите, пожалуйста, Мария Михайловна, вот здесьнаписано, что Александров не жил с вами в течение полугода, а жил сКрасновой, это верно?