Два берега

Жанна какое-то время тупо бродила по квартире, а потом села иначала реветь. Абсолютно по-бабьи, в голос, подвывая и вспоминаявсе бесконечные и незаслуженные обиды Антона. Красавицу Танечку оназнала по институту — та славилась яркой внешностью инеразборчивостью в мужчинах. Таня носила сорок восьмой размер (аЖанна — сорок четвертый — сорок шестой) и никогда не умелаготовить, чем страшно гордилась. Заявляла:

— Мне проще поменять мужика, чем стоять ради него уплиты.

Именно то, что Таня совершенно не умела готовить, почему-токазалось Жанне самым оскорбительным. Она вспоминала, как покупалакулинарные книги, бегала по магазинам в поисках необычных продуктови приправ, как после работы по два часа могла парить или тушить,стараясь приготовить какое-то особенное блюдо, а по выходным ивовсе пекла пироги, — и рыдала все громче.

Рыдала до тех пор, пока не ощутила острую боль в животе.Испуганная Жанна кинулась звонить по ноль-три, поскольку не знала,какое лекарство можно выпить, а боль не утихала. Пока ехала«скорая», началось кровотечение, и Жанна каким-то звериныминстинктом поняла — ребенок не выживет. Говорят, за границей умеютвыхаживать детишек, рожденных на двадцать второй — двадцать третьейнеделе беременности, но Жанна жила в России и у нее было всего лишьдвадцать недель.

В больнице ее навещали многие — родители, родители Мари,бабушка, коллеги по работе. Суетливо доставали сладости, пряталиглаза, мямлили, изображали бодрость. Жанна сладостей не хотела. Нехотела бодрости, не хотела общения, не хотела ничего.

На работе ей дали отпуск. Девочки уговорили начальство,подрядились выполнять ее функции, и, когда Жанна явилась на студиюс уверенностью, что положит на стол заявление и забьется дома вугол зализывать раны, ей неожиданно предложили отдохнуть две-тринедельки. Жанна получила отпускные и, даже не поблагодарив коллег,вернулась в родительский дом. Анатолий Сергеевич с дядей Сашейпоехали вместе с Жанной к Антону собирать вещи. На пороге ихвстретила красавица Таня в прозрачном пеньюаре и томным голосомпозвала Антона:

— Тошенька, котинька, твоя бывшая пришла. Разберись,пожалуйста.

Антон вышел, поздоровался, и Жанна начала собирать сумки, а отеци дядя носили их в машину.

Вскоре Таня появилась одетая и крикнула Антону с порога:

— Тошенька, радость моя, убегаю, зайду к Ленке! Следи,чтобы твоя бывшая не прихватила чужого, а то сам знаешь, у менябельишко дорогое и косметика не с рынка.

Жанна буквально застыла на месте и тихо спросила у Антона:

— И ради вот этой ты убил нашего ребенка?

— Никакого нашего ребенка не было, — раздраженносказал Антон, — ты нагуляла где-то пузо и мечтала, чтобы я надним трясся с тобой, дурой, вместе. Надо было делать аборт вовремя,тогда бы и проблем не было.

Спокойная, выдержанная Жанна, которая привыкла выслушиватьмногое и от чиновников с манией величия, и от оскорбленныхпенсионеров, и от нервного начальства, кинулась на Антона,официально все еще считающегося ее мужем, бешеной кошкой. Четыредлинные багровые полосы вспухли у благоверного от лба доподбородка, чудом не задев глаза.

— Ах ты, тварь! Шлюха подзаборная! — заорал Антон,схватил табуретку и замахнулся на Жанну.

Анатолий Сергеевич табуретку аккуратно перехватил, отнял ипоставил на место. А Александр Сергеевич, тихий и мягкий дядя Саша,посмотрел на брата и врезал Антону кулаком в лицо. Кровь хлынуласразу — из носа, из разбитой губы, смешалась с кровью из глубокихцарапин на щеках. Антон выругался и закрылся в ванной.

Жанна хотела бросить все, что не успела собрать, но отецостановил:

— Твое принадлежит тебе. Потом пожалеешь. В конце концов,шесть лет наживали вместе. Квартира его, но половина мебели,посуды, белья — твоя. Я уже не говорю о вещах.

Дядя Саша вызвал на помощь каких-то ребят с работы, и, необращая внимания на злобно шипящего Антона, они унесли телевизор,два шкафа, тумбочку, кресло и музыкальный центр.

Так в двадцать семь лет Жанна снова оказалась в родительскомдоме и стала обживать комнату, которую раньше делила с сестрой. Стех пор то ли она разучилась общаться с мужчинами, то ли выпала изкатегории потенциальных невест, но на ее горизонте было абсолютнопусто, хотя у знакомых свадебное шампанское лилось рекой.

ГЛАВА 10

Три недели после увольнения с работы Мари не скучала. Они сМитей решили никуда не ездить, подождать нового года и отдохнутьсразу две-три недели, когда везде будет красиво, но своеобразныймедовый месяц у них все же был. Митя больше времени проводил дома,по-прежнему нежно ласкал жену, охотно соглашался со всеми еепланами и проектами. Когда он был на работе, Мари порхала поподружкам и делилась своим счастьем — она могла рассказывать о Митечасами. Колечко Мари не снимала даже в ванной и на ночь, а втранспорте старалась положить руку так, чтобы оно бросалось в глазавсем пассажирам. Но лицо девушки сияло ярче новенького колечка.

Когда критические дни не наступили в срок (раньше организм Мариработал как часы), Мари обрадовалась. Боясь спугнуть свое большое,совсем неправдоподобное счастье, она купила целых три теста икаждое утро проверяла беременность. Беременность была на месте,проявляясь на каждой бумажке яркими, не вызывающими сомненийполосочками. Мари посоветовалась в Интернете, как лучше поразитьчудесной новостью мужа, и сделала на заказ затейливую рамочку, подстеклом которой покоился на подушечке полосатый тест. Композициявенчалась надписью: «Наша дочка уже с нами». Планировалосьторжественно вручить рамочку Мите в выходные после сюрприза сзаказанным из ресторана ужином и новым красивым бельем (купить еготолько предстояло). Мари мучилась своей тайной и решила в четверготправиться в гости к родителям и поделиться с ними, пока ее неразорвало от желания разболтать.

Митя совершенно спокойно отпустил жену одну (Мари боялась, чтоон, как обычно, будет настаивать на своем присутствии), попросил незасиживаться за полночь и звонить каждые два часа, и обязательноперед тем, как соберется выезжать, — он ее встретит илиприедет за ней. Мари, распираемая оглушительной новостью,поцеловала его и практически побежала к метро.

У родителей в гостях неожиданно обнаружились ЕлизаветаАркадьевна, Анатолий Сергеевич, бабушка Катя и родня мамы, которуюМари знала хуже — по папиной линии родня была более дружная исплоченная.

Мари находилась в такой эйфории от будущего материнства, чтосовершенно забыла о годовщине свадьбы родителей. Хорошо хоть цветыкупить догадалась, пусть и не роскошные, но вполне приличные. Онапозвонила Мите и предупредила, что задержится. Ей показалось, что умужа рассеянный голос, во всяком случае, он совершенно не сталуговаривать ее вернуться побыстрее и даже не спросил о задержке.Думать над этим было некогда, да и потом, Мари знала, чтобеременные придают слишком много значения ерунде, раздувают из мухислона и склонны к подозрениям. Она не хотела портить жизнь себе иМите из-за бушующих гормонов, поэтому сказала: «Целую, родной, ятебя очень люблю», — и отправилась в гостиную, где накрылистол.

— Мамочка, папочка, поздравляю, — защебетала Мари,быстро поняв свою оплошность, — желаю вам прожить вместе ещестолько же и еще два, нет, три раза по столько же, оставаться такойже красивой, любящей, самой лучшей в мире парой! У меня есть длявас сюрприз — мы с Митей скоро подарим вам внучку!

— Ты беременна? — всплеснула руками АннаАркадьевна.

— Да!

— Ты была у врача?

— Нет, я сделала несколько тестов — они положительные. Кврачу пойду на следующей неделе, а в субботу обрадую Митю.

Анна Аркадьевна и Михаил Юрьевич перешли в легкоезамешательство. Их смущало слишком быстрое развитие событий, хотявроде бы и возраст, и условия вполне позволяли Мари родить.

— Не слишком вы быстро? — все-таки спросила мать.

— Нет. Мы еще до свадьбы договорились. Митя очень хочетребеночка, дочку, и я тоже хочу. Чтобы на него была похожа.

Мари мечтательно закатила глаза, а Екатерина Михайловнавоспользовалась моментом и провозгласила тост: