Тихая гавань

– Я не хочу спать, – упрямо набычившись, заявила она,и Мэтт уступил. В конце концов они сошлись на том, что примут душ,а потом отправятся в госпиталь и пробудут там до утра. Мэтт большене пытался спорить. Честно говоря, сердце у него тоже было не наместе. Он прогулял Мусса, и через полчаса они вместе с Пип ужесидели на диванчике возле отделения интенсивной терапии.

Сестра сказала им, что к Офелии приезжали ее коллеги из Центра.К сожалению, она спала; впрочем, она и сейчас все еще спит. Мэттаэто не удивило – когда он звонил в последний раз, ему сказали, чтосостояние Офелии пока еще критическое. Не успела Пип сесть надиван, как моментально провалилась в сон. Мэтт облегченно вздохнул.Усевшись возле нее, он гадал, что будет с Пип, если спасти Офелиюне удастся. Ему невыносимо даже думать об этом, но реальностьпроисходящего заставляла все учитывать. Что ж, если удастся, оноформит опекунство над девочкой. Тогда она останется жить у него, вкоттедже… нет, лучше он снимет квартиру в городе. Перебирая вголове различные возможности, одна из которых была печальнеедругой, Мэтт вдруг увидел спешившую к ним сестру. Напряженноевыражение ее лица испугало Мэтта, и сердце его ухнуло в пятки.

– Ваша жена хочет вас видеть, – тихонько прошепталаона, и Мэтт, хоть и заметил оговорку, не стал ее поправлять.Осторожно отстранив неловко подвернутую руку Пип, он последовал засестрой.

Офелия не спала, на лице ее выражалось нетерпение. Похоже, онаждала его. Увидев Мэтта, она знаком попросила его сесть рядом. Мэттосторожно поцеловал ее в щеку и почувствовал ее горячечный шепот.Ему показалось, что ей больно даже дышать.

– Прости, Мэтт… ты был прав… мне так жаль… ты позаботишьсяо Пип?

Этого он и страшился. Офелия, боясь, что умрет, хотелаубедиться, что он никому не отдаст Пип. Мэтт знал, что близкихродственников у них нет – только какая-то дальняя родня в Париже.Если Офелии не станет, у Пип останется только он.

– Конечно, ты же знаешь… Офелия, я люблю тебя… не уходи,любимая… останься с нами… ты нам очень нужна… тыпоправишься… – Казалось, он умоляет ее не умирать.

– Я постараюсь, – слабым голосом пообещала она имгновенно провалилась в сон.

Сестра сделала Мэтту знак уходить.

– Как она? – нетерпеливо спросил он. –Какие-нибудь изменения есть?

– Она держится молодцом.

Сестре очень хотелось его успокоить. Она до сих пор удивлялась –этот мужчина вместе с девочкой просидели тут почти весь день. Такоеслучалось не часто. Сестра уже успела вдоволь наглядеться налюдское равнодушие и черствость. Но эти двое не уходили ни наминуту, только съездили на пару часов домой, однако утром, едварассвело, оба снова были уже на посту.

Офелии стало немного лучше.

Мэтт опять отвез Пип домой, предупредив, что ему либо придетсясъездить к себе за вещами, либо купить кое-что. Обсудив этупроблему за завтраком, они решили съездить в супермаркет. Мэтт ужепонял, что Пип отчаянно не хочется оставаться одной, да и емуспокойнее на душе, пока она с ним.

Улучив минутку, он позвонил Роберту, рассказал ему ослучившемся, а потом договорился с Элис, что она будет выгуливатьМусса. Потом Мэтт позвонил в школу, где училась Пип, и рад былуслышать, что девочке рекомендовали лучше побыть дома. Директорвыразил ему сочувствие и сказал, что все они надеются, что миссисМакензи вскоре поправится. Судя по записям на автоответчике, былоеще несколько соболезнующих звонков из Центра, но ему не хотелосьзвонить туда.

Заскочив в супермаркет они вернулись в госпиталь и снова занялисвой пост у дверей отделения интенсивной терапии. Только вечеромМэтт смог наконец с облегчением признаться себе, что Офелиявыглядит значительно лучше. Приехавшие повидать ее Боб, Милли иДжефф тоже это отметили. После их ухода он взял предложенноесестрой одеяло и заботливо укутал им Пип.

– Я люблю тебя, Мэтт, – прошептала она.

– Я тоже тебя люблю, – тихо ответил он. Мэтт купилкое-что из одежды и белья – так, чтобы хватило по крайней мере нанеделю. Конечно, рано или поздно ему придется съездить домой, ноМэтту не хотелось пока оставлять Пип одну. Так что в ближайшие днипопасть домой ему вряд ли удастся.

– А мою маму ты тоже любишь? – Мэтт с Офелиейстарались скрывать свои отношения, так что Пип до сих пор не знала,что между ними что-то есть.

– Да, – с улыбкой ответил он, и губы Пип неувереннодрогнули в ответ.

– Ты женишься на ней, когда она поправится? – Мэттужасно обрадовался, что она сказала «когда», а не «если». Он тожестарался изо всех сил гнать дурные мысли. – Ты ей нужен, Мэтт.И мне тоже. – При этих словах слезы навернулись ему на глаза.Мэтт даже не знал, что ответить. До того как случилось несчастье,Мэтт считал, что Офелия к нему неравнодушна. Ну а в своих чувствахк ней он был совершенно уверен.

– Честно говоря, я бы с радостью, Пип, – вздохнулон. – Только ведь надо и у нее тоже спросить, как тысчитаешь?

– Мне кажется, мама тоже тебя любит. Просто она боится.Папа… он не всегда хорошо обращался с ней. Часто кричал на маму,особенно из-за Чеда. Бедный Чед, он был очень болен, вот и делалразные дурные вещи, даже пытался убить себя. А отец был уверен, чтоон притворяется, вот и ругался на маму, будто это она во всемвиновата, – осторожно выбирая слова, объяснила она.

Это еще мягко сказано, вздохнул Мэтт, оценив про себяделикатность Пип.

– Наверное, мама боится, что ты тоже будешь злиться на нее,хотя ты раньше никогда не злился… но может, она боится, что тыстанешь, когда вы поженитесь. Папа хоть и был очень умный, новсегда раздражался и кричал… вот ей и страшно. А может, она боится,что ты тоже умрешь… она ведь и вправду очень любила папу, даженесмотря на то что он часто злился и кричал на нас, а иногда ивообще целыми днями не замечал, что мы есть. Правда, он всегда былтак занят… но я думаю, что он нас все-таки любил. Может быть, тыдашь ей слово, что никогда не станешь злиться и кричать, и тогдаона согласится? Как ты думаешь?

Мэтт не знал, плакать ему или смеяться… Так и не решив, он молчапоцеловал ее в лоб.

– Думаю, если твоя мама откажет, то мне стоит подумать отом, чтобы жениться на тебе, моя дорогая. Ты такая здравомыслящаядевочка, Пип. У меня просто нет слов!

Пип зевнула, свернувшись клубочком на диване. Кроме них, вприемной не было ни души.

– Ты слишком старый для меня, Мэтт, – хитро улыбнуласьона. – Очень славный… но старый… ну, как папа, я хочусказать.

– Ты милая.

– Так ты ее спросишь? – В глазах Пип снова вспыхнулобеспокойство. Мэтту показалось, что у нее что-то на уме.

– Я постараюсь ее уговорить. Но думаю, лучше подождать,пока она поправится.

Пип немного подумала. Потом вдруг нахмурилась.

– Только не очень долго. И потом… вдруг ей сразу станетлучше, если ты ей скажешь… как ты думаешь, может такое быть? Тогдаона постарается поправиться поскорее.

– А что, это мысль! – «Или, наоборот, перепугается досмерти», – мрачно подумал Мэтт.

Ему уже приходило это в голову. Слишком хорошо он помнил тузлополучную ночь на озере Тахо, когда Офелия так и не согласиласьотдаться ему. Так что предложение руки и сердца – палка о двухконцах. Мэтт был бы только рад, если бы вышло так, как думала Пип.Девочка вскоре уснула, а он еще долго сидел рядом, с доброй улыбкойглядя на нее.

Потом он спустился вниз, позвонил Роберту, как обещал, чтобырассказать, как идут дела. Роберт предложил приехать, но Мэтт,зная, что Роберта не пустят к Офелии, уговорил его не приезжать,пообещав, что снова позвонит, как только будут какие-то изменения.Роберт не меньше его самого был счастлив, что Офелия жива.Несчастье потрясло его.

О происшествии с Офелией сообщили во всех вечерних сводкахновостей. Но в госпиталь репортеров пока не пускали, поэтому всеони с похоронным выражением повторяли одно и то же: что во времяперестрелки одна из добровольных помощниц Векслеровского центрабыла тяжело ранена исейчас находится в критическом состоянии вреанимационном отделении Центрального госпиталя Сан-Франциско.