Тихая гавань

– Не знаем. С тех пор как ее увезли – полная тишина. –Им казалось, что прошло уже несколько часов.

Боб пошел за кофе, Милли ласково сжала руку Пип, а другойдевочка ухватилась за Мэтта. Они сидели молча, да и что тутговорить? Может быть, только одна Пип еще надеялась на чудо. Всякийраз, бросив взгляд на девочку, взрослые старательно отводили глаза.Сказать нечего, а лгать им не хотелось. Вероятность того, чтоОфелия останется в живых, казалась ничтожной.

– А того, кто в нес стрелял, поймали? – вдруг спросилМэтт.

– Нет. Но запомнили хорошо. Его сейчас ищут. Если у парнянайдут на руках следы пороха, ему конец. Я погнался за ним, но… Нехотелось оставлять ее одну, понимаете? – неловко объяснилДжефф. Мэтт угрюмо кивнул. Ему все равно, поймают убийцу или нет.Что толку, если Офелия не выживет? Разве то, что негодяй окажетсяза решеткой, сможет вернуть ее к жизни? Что ж, пока она еще жива…уже хорошо.

Пару раз он звонил в справочную, но всякий раз ему говорилитолько, что операция пока не закончилась. С ее начала прошло ужесемь часов.

Когда Офелию вывезли из операционной, жизнь еще теплилась вней.

Джефф позвонил в Центр, и очень скоро на госпиталь обрушилсяцелый шквал звонков. Звонили из газет. К счастью, в госпиталерепортеры пока не появлялись.

В половине десятого к ним наконец вышел один из хирургов. Сердцеу Мэтта екнуло. Пип тоже побледнела. С тех пор как они приехалисюда, Мэтт ни на мгновение не выпускал ее руки. Пип вцепилась внего мертвой хваткой, словно он был последней надеждой, которая унее еще оставалась.

– Она жива. – Это было первое, что произнесврач. – Что будет дальше, пока сказать трудно. Первая пуля,пробив легкое, вышла через спину навылет. Вторая прошла через шею,к счастью, не повредив позвоночник. Учитывая все это, можносказать, что ей здорово повезло. Впрочем, радоваться еще рано. Авот третья… тут все гораздо хуже. Пуля задела яичник, разорвалааппендикс, повредила желудок и кишечник. Чтобы зашить все это,потребовалось почти четыре часа. Остается только надеяться, что унее хватит сил выкарабкаться.

– А можно ее видеть? – хрипло спросила Пип. Врачпокачал головой:

– Пока нет. Она в реанимации. Но через пару часов, если всебудет хорошо, можете приехать. Сейчас она еще спит, но часа черездва уже, возможно, придет в себя. Потом мы сделаем ей уколобезболивающего, так что не удивляйтесь, если она покажется вамстранной. Но иначе нельзя.

– Мама умрет? – тоненьким голоском спросила Пип, иМэтт затаил дыхание, ожидая ответа врача.

– Мы надеемся, что нет, – ответил тот, глядя в глазадевочке. – Все возможно, конечно… ранения достаточно тяжелые.Но раз уж она перенесла операцию, значит, организм у нее крепкий.Она молодчина, твоя мама. Крепкий орешек! Ты не бойся – мы сделаемвсе, что можем, честное слово.

– Аминь! – шумно выдохнул Боб, молясь про себя, чтобыОфелия выкарабкалась.

Пип опустилась на стул, словно ее вдруг перестали держать ноги,и застыла. Впрочем, ни Мэтт, ни остальные тоже не собирались никудауходить. Так они молча просидели почти до полудня, когда в приемнуюзаглянула сестра и шепотом сказала, что им можно подняться вотделение интенсивной терапии. Уже на пороге им стало жутковато –через стекло, которое отделяло их от Офелии, были видны мониторы,по экранам которых бежали извилистые зеленые линии, и бесчисленноемножество проводов, тянувшихся к ним от кровати. За экранамимониторов следили трое врачей в белых халатах, а саму Офелию подмногочисленными трубками и бинтами почти невозможно былоразглядеть. Землистого цвета лицо ее пугало. Она не открыла глаз,даже когда Пип с Мэттом подошли к ее постели.

– Я люблю тебя, мамочка, – прошептала малышка,прижавшись к Мэтту, который, отвернувшись, чтобы не заметила Пип,смахивал слезы.

Он понимал, что должен держаться – хотя бы ради нее, – носейчас ему хотелось одного: взять Офелию за руку, прижать ее кгубам… отдать свою жизнь, если понадобится, лишь бы она осталась сними! Впрочем, для нее делалось все возможное. Но за то время, чтоони стояли возле нее, Офелия так и не пришла в себя.

Вскоре сестра напомнила им, что пора уходить. Услышав это, Пипмолча отвернулась, и по щекам ее хлынули слезы. Ее терзал страх,что теперь она потеряет и мать. Кроме Офелии, у нее никого неоставалось. И вдруг, словно почувствовав ее отчаяние, Офелияоткрыла глаза и посмотрела на Пип, а потом перевела взгляд наМэтта… улыбнулась, словно чтобы порадовать их, и снова закрыла.

– Мамочка! – Голос Пип зазвенел, отражаясь отстеклянных стен бокса. – Ты меня слышишь?

Офелия слабо кивнула. Единственное, что у нее не болело, –голова. Дышала она через кислородную маску.

– Я люблю тебя, Пип, – прошептала она. И перевелавзгляд на Мэтта.

По его лицу она сразу же поняла все, что он хотел ей сказать.Последнее, о чем она успела подумать, прежде чем провалиться внебытие: «Мэтт был прав». И потом ее вдруг словно засосало в чернуюдыру. Теперь он стоял тут, лицо у него было злое, и Офелиядогадалась, что он взбешен. Немного удивившись тому, что они вдругоказались тут вместе с Пип, она решила, что скорее всего дочьпозвонила ему.

– Привет, Мэтт, – успела прошептать Офелия, прежде чемснова погрузиться в забытье.

Когда Пип с Мэттом вышли, в глазах у обоих стояли слезы, нотеперь они означали радость и облегчение. У них появиласьнадежда.

– Ну как она? – набросились на них остальные, едва онипоявились на пороге. К тому времени как Пип с Мэттом вышли, они ужесовсем извелись от беспокойства, а заметив их мокрые от слез лица,окончательно пали духом. Первое, что пришло им в голову, –Офелии уже нет в живых.

– Она разговаривает. – Пип, захлюпав носом, вытерлаглаза.

– Разговаривает?! – Боб был потрясен. – И что онасказала?

– Что любит меня. – Пип просияла. Но всем им, даже ей,было ясно, как хрупка вероятность того, что Офелия выживет.

Боб с Джеффом и Милли вернулись в Центр, пообещав, что к вечеру,перед своим обычным дежурством, непременно зайдут узнать, как дела.Нужно было заехать домой и хоть пару часов поспать. После того, чтослучилось ночью, в Центре решили устроить совещание – обсудитьвопрос о безопасности членов их команды. Нападение на Офелиюпотрясло всех без исключения. Боб и Джефф уже заявили, что с этогодня ни шагу не сделают без оружия, благо разрешение у них имелось,и Милли их поддержала. Но главное, что волновало участниковсовещания, – вопрос, можно ли брать добровольцев на ночныедежурства. Большинство считали, что нельзя. Однако для Офелии былоуже слишком поздно думать об этом.

Мэтт с Пип просидели в госпитале до вечера. Им еще дваждыпозволили повидаться с Офелией. Правда, в первый раз она спала, аво второй, похоже, страдала от сильной боли. Врач посоветовал уйти,сказав, что введет ей обезболивающее. Все это время Мэтт безуспешнопытался уговорить Пип съездить домой, принять душ, переодеться ихоть часок поспать. Но она согласилась, только убедившись, что матьпосле укола тоже крепко спит. Мэтт отвез ее домой, и обезумевший отрадости Мусс кинулся к ним, бешено виляя хвостом. Мэтт поджарил имтосты и сделал яичницу. На автоответчике были два сообщения – обаот учителей Пип, которые выражали ей сочувствие в связи снесчастьем. Скорее всего Элис, перед тем как уйти, сообщила им, чтопроизошло. На столе лежала записка – Элис просила Пип непременнопозвонить, если ей что-нибудь понадобится. Кроме того, онапообещала, что вечером обязательно зайдет прогулять Мусса.

Пока жарилась яичница, Мэтт вывел истомившегося пса прогуляться,а потом они с Пип уселись за стол. Выглядели они оба ужасно –словно уцелевшие после кораблекрушения, подумал про себя Мэтт. Пиптак устала, что почти не могла есть. Да и Мэтту кусок не лез вгорло.

– Может, поедем? – беспокойно предложила Пип. Встрахе, что, пока ее нет, что-то может случиться с матерью, онадаже поесть толком не могла – крутилась на стуле, не сводя с Мэттаумоляющих глаз.

– Погоди, давай хотя бы примем душ, а? – предложил он.Поспать немного им тоже не помешало бы. Днем им удалось по очерединемного подремать, но Мэтт считал, что этого мало – по крайней мередля Пип.