Тихая гавань

Слова Андреа словно пролили бальзам на душу Офелии. Еймучительно было слышать, если кто-то сочувственно говорил, чтопонимает, как ей тяжело. Но как они могли понимать?! А вот Андреаона верила.

– Надеюсь, ты никогда и не поймешь. – Офелия печальноулыбнулась, глядя, как Андреа приложила малыша к другой груди. Онвсе еще жадно сосал, но она знала, что не пройдет и несколькихминут, как он, наевшись до отвала, крепко уснет. – Знаешь, мнетак жалко Пип. Как будто нас с ней несет течением, а куда – незнаю.

И ей самой уже не выплыть, добавила про себя Офелия. Она никогдане сможет этого сделать, да если честно, то и не хочет.

– Знаешь, мне кажется, несмотря ни на что, она неплоходержится. Пройдет немного времени, и все опять будет как раньше.Она храбрая девочка, а ведь ей тоже пришлось нелегко, как итебе.

Из-за болезни Чеда последние несколько лет выдались тяжелыми длявсей семьи. А Тед со своими вечными придирками и раздражительностьютолько усугублял положение. Но несмотря ни на что, Пип умудряласьсохранять жизнелюбие. Офелия тоже старалась не падать духом. Офелиябыла стержнем, на котором держалась вся семья. Но так продолжалосьдо того рокового октября. Правда, Андреа нисколько не сомневалась,что в один прекрасный день Офелия сможет снова стать собой. А покаона намерена сделать все, что в ее силах, чтобы помочь подругепреодолеть сложное время.

Они дружили вот уже без малого два десятка лет. Когда-то давновстретившись в гостях у общих друзей, Андреа с Офелией сразупрониклись симпатией друг к другу, что выглядело достаточностранно, потому что они были очень разные. Но может быть, именноблагодаря этому их и тянуло друг к другу. Тихая, мягкая иженственная Офелия была полной противоположностью вспыльчивой инапористой Андреа с ее чисто мужскими взглядами на жизнь. Ко всемупрочему Андреа отличалась редкой сексуальностью, вплоть до того,что это порой граничило с неразборчивостью. Но ни один мужчина немог бы похвастаться, что она пляшет под его дудку.

Бесконечно женственная Офелия, с ее европейскими взглядами ипринципами, с самого начала супружеской жизни полностью подчиниласебя мужу и нисколько не страдала от этого. Андреа же вечноподталкивала ее к независимости, твердя, что теперь она как-никакамериканка. Обе они любили музыку, живопись, обожали театр. Раз илидва они даже летали в Нью-Йорк на какую-то нашумевшую премьеру.Андреа провела год во Франции.

Как ни странно, они с Тедом на удивление хорошо ладили. Андреавошла в их семью так, словно знала их обоих с детства, –довольно редкий и счастливый случай, где все трое были одинаковопривязаны друг к другу. Андреа закончила юридический колледж вСтэнфорде, потом переехала в Калифорнию, решив обосноваться тутнадолго. Ее угнетала даже сама мысль о том, чтобы снова вернуться вБостон, откуда она была родом, с его снежными зимами и промозглымихолодами. Она осела в Калифорнии года за три до того, как сюда жеприехали Тед с Офелией, и нисколько не сомневалась, что ее местоздесь. Когда-то в юности она увлекалась физикой, что еще большесблизило их с Тедом, который мог часами обсуждать с ней свои новыепроекты. Андреа разбиралась в них куда лучше, чем Офелия, но танисколько не ревновала, а скорее гордилась подругой. Даже Тед привсем своем нелегком характере в конце концов был вынужден признать,что Андреа на редкость хорошо разбирается в том, над чем онработает.

Андреа представляла крупные корпорации во время слушаний в судетяжб с федеральным правительством, защищая исключительно интересыистца, что в какой-то степени отвечало ее бойцовскому характеру. Потой же самой причине она порой ввязывалась в ожесточенные споры сТедом, за что он еще больше уважал ее. В каком-то смысле она умелауправляться с ним куда лучше, чем его собственная жена. Но ведь ейв отличие от Офелии нечего было терять. Сама Офелия никогда в жизнине решилась бы сказать мужу и десятой доли того, что в запалебросала ему в лицо Андреа. Но ведь как ни посмотри, жила-то с нимне Андреа, а Офелия. А Тед вел себя в доме словно восточный паша,по праву гения требуя от всех самого настоящего преклонения – кромеЧеда, само собой, который как-то сказал, что лет с десяти ужененавидел отца. Ненавидел его высокомерие, манеру держать себя так,будто все остальные значили для него не больше, чем грязь подногами. Тед привык считать себя умнее прочих. Чед тоже был оченьнеглуп, вот только та стройная схема, которую принято называтьчеловеческим мозгом, дала у него небольшой сбой, как будто частьконтактов замкнулась неверно – во всяком случае, самые важные изних.

Тед так никогда и не нашел в себе сил смириться с мыслью, чтоЧед не станет совершенством во всех отношениях, и, несмотря наусилия Офелии как-то сгладить острые углы, втайне стал стыдитьсясына. И тот очень скоро понял отношение к нему отца. Андреа тожедогадывалась об этом. Только Пип каким-то чудом удавалось держатьсяв стороне от тех подземных толчков, которые тихо и незаметноразрушали ее семью. Совсем еще крошка, Пип, словно волшебный эльф,сновала от одного к другому, щедро одаривая всех своей любовью ипытаясь всех помирить. Офелия только поражалась ее энергии. Пипбыла необыкновенным ребенком. Казалось, одного только прикосновенияее детской руки, одного взгляда достаточно, чтобы человекпочувствовал себя счастливым. Так же происходило и сейчас.

Пип ничего не требовала от матери, никогда не обижалась, сосвойственным ей великодушием старясь не замечать, что матери сейчаспросто не до нее. Она охотно прощала все, гораздо больше, чем Тедили Чед.

Ни муж, ни сын не отличались терпимостью – любой промах, дажеесли виновата была не мать, а один из них, вызывал бурюнегодования. Оба всегда дружно винили во всем исключительно ее. Вовсяком случае, Тед. Но Офелия боготворила мужа, искренне считая,что гений имеет право на многое. Она была женой, о которой любоймужчина может только мечтать, – беззаветно преданной, любящей,терпеливой, но не известно, понимал ли это Тед. Все годы Офелиятерпеливо и безропотно хранила ему верность, даже в горькие годынищеты и полного безденежья.

– Ну и чем ты тут занимаешься целый день? – решительноосведомилась Андреа, когда малыш, наевшись, уснул.

– Да так… ничем особенно. Сплю. Читаю. Брожу по берегу.

– Иначе говоря, опять бежишь от жизни, – покачалаголовой Андреа, со свойственной ей прямотой называя вещи своимиименами.

– Все так ужасно? Может быть, это как раз то, что мненужно.

– Может быть. Но между прочим, прошел уже почти год. Неможешь же ты вечно, как страус, прятать голову в песок.

Даже название общины, где она сняла дом, – Сейф-Харбор –говорило само за себя. Тихая гавань – вот к чему стремилась Офелия.Там она могла укрыться от бурь, что принес с собой тот трагическийоктябрь.

– Но почему нет? – Ее вопрос прозвучал с такойбезнадежной тоской, что сердце у Андреа сжалось от боли.

– Потому что так нельзя. Ты нужна Пип! Ты не имеешь правапросто плыть по течению. Это неправильно! Послушай, Офелия, тыдолжна встряхнуться, снова начать жить. Должна встречаться слюдьми, может быть, даже ходить на свидания! Не можешь же ты вечнооставаться одна!

У Андреа мелькнула мысль, что хорошо бы ей найти работу, но онаприкусила язык. Даже ей ясно, что в таком состоянии Офелия не можетработать. У нее едва хватало сил жить.

– Господи, да что ты такое говоришь?! – В глазах Офелиимелькнул испуг.

Похоже, мысль о другом мужчине даже не приходила ей в голову. Вдуше она все еще считала себя женой Теда и будет считать вечно,решила Андреа. Сотворив себе кумира, она продолжала упорноцепляться за него, забыв, сколько горя он ей принес.

– Ладно. Но можно же сделать хоть что-то… хотя бы сходить впарикмахерскую?

Сколько помнила Андреа, все последние месяцы Офелия бродила подому непричесанная, кое-как одетая. Приняв душ, она влезала в те жестарые джинсы и водолазку, наскоро пригладив волосы рукой, апричесывалась, только если ей нужно было куда-то выйти. Впрочем,кроме занятий, она почти никуда и не ходила. Да и особойнеобходимости не было. Правда, Офелия возила Пип в школу, но дажетогда забывала причесываться. Андреа решила, что пришло времяпокончить с этим.