Тихая гавань

Ломтик хлеба с громким хлопком выпрыгнул из тостера. Подхвативего; Пип намазала хлеб маслом и поспешно сжевала, решив, чтообойдется без тарелки. Да и зачем она, решила Пип, если крошки всеравно подберет Мусс? Не пес, а пылесос, хмыкнула она.

Покончив с завтраком, она вышла на веранду и уселась в шезлонг.Через пару минут к ней присоединилась Офелия.

– Андреа предупредила, что приедет вместе с малышом.

Личико Пип просияло от радости. Она души не чаяла в Уилли.Сынишке Андреа было три месяца, и он выглядел живым крохотнымсимволом мужества и независимости своей матери. Андреа было сорокчетыре, когда она, придя к мысли, что уже никогда не встретитсвоего принца, махнула рукой на все мечты о семейной жизни иблагодаря искусственному осеменению родила сына – очаровательноготемноволосого малыша с голубыми глазами. Его крестной матерью былаОфелия, так же как в свое время Андреа – крестной матерью Пип.

Они с Андреа стали подругами еще восемнадцать лет назад, когдаОфелия вместе с мужем впервые приехала в Калифорнию из Кеймбриджа,штат Массачусетс. Они прожили там два года, пока Тед учился вГарварде. Уже тогда никто не сомневался, что его ждет слава.Блестяще одаренный, стеснительный и немного нескладный,неразговорчивый, в глубине души он оставался мягким и очень добрымчеловеком. Жизнь немало побила его, и со временем Тед ожесточился.Им с Офелией пришлось пережить нелегкие времена, они не раз сиделибез денег. Однако в последние пять лет счастье наконец повернулоськ ним лицом. Два последних изобретения Теда получили всеобщеепризнание, и дела его пошли на лад. Однако удары судьбы оставили нанем свой след, и Тед уже не был прежним открытым и мягкимчеловеком.

Он, как и раньше, любил Офелию и был привязан к семье, и оба этознали, но теперь Тед с головой по грузился в работу, забыв обовсем, кроме своих проектов. Вскоре удача вновь улыбнулась ему –тысячи больших и малых его изобретений в области энергетикизапатентовали и вскоре продали. Слава, деньги, всеобщее признаниепосыпались как из рога изобилия. Тед стал одним из тех, комупосчастливилось отыскать клад на другом конце радуги, вот только осамой радуге он забыл, пока искал свое золото. Теперь для него несуществовало ничего, кроме его работы, она заменила ему весь мир,где уже не оставалось места ни для жены, ни для детей.

Словом, Тед обладал всеми пороками гения. Но Офелия по-прежнемулюбила его. Со всеми его достоинствами и недостатками Тед оставалсядля нее единственным мужчиной в целом мире, их обоих тянуло друг кдругу. В один прекрасный день она сказала Андреа:

– Держу пари на что угодно, что миссис Бетховен в своевремя приходилось не легче.

Вспыльчивый и раздражительный, Тед иной раз походил на медведя,которого потревожили во время спячки. Офелия никогда не обижаласьна мужа, терпеливо снося его эгоизм и нетерпимость, однако втайнегоревала, вспоминая времена, когда у них было меньше денег, затокуда больше любви и нежности. К тому же оба знали, что перелом в ихотношениях произошел с появлением Чеда.

Проблемы с сыном в корне изменили характер отца. По собственнойволе отказавшись от мальчика, он тем самым отделился и от егоматери. Проблемы начались с первых лет рождения сына. Шли годы.После бесконечных мучений врачи поставили мальчику страшный диагноз– функционально-депрессивный психоз. Ему тогда исполнилосьчетырнадцать лет. К этому времени – ради собственного душевногоспокойствия – Тед полностью устранился от сына, и все заботы о немлегли на плечи матери.

– Во сколько приедет Андреа? – поинтересовалась Пип,покончив наконец с тостом.

– Она сказала – как управится с малышом. Во всяком случае,утром.

Офелия была рада ее приезду. Пип обожала малыша и могла возитьсяс ним с утра до вечера.

Несмотря на возраст и неопытность, из Андреа получиласьвеликолепная, в меру заботливая мать. Она ничуть не возражала,когда Пип возилась с малышом, брала его на руки, тискала ицеловала. Да и малыш ее обожал. Его сияющая улыбка, словно лучсвета в хмурый осенний день, согревала даже заледеневшее сердцеОфелии. Стоило ей только услышать его звонкий детский смех, как онався оттаивала.

Ко всеобщему удивлению, Андреа, которая стала достаточнопреуспевающим адвокатом, решила на время прекратить практику и хотябы до года посидеть с сыном дома. Ей нравилось самой возиться сним. Она твердила, что, родив Уильяма, сделала, возможно, самоеважное из того, что ей суждено совершить в жизни, и нисколько обэтом не жалеет. Все вокруг в один голос твердили, что с рождениемребенка ей придется навсегда поставить крест на своих надеждахвыйти замуж, но Андреа только смеялась. У нее был сын, которого онас каждым днем любила все сильнее, и она испытывала счастье.

Офелия находилась рядом с Андреа, когда на свет появился Уильям.В отличие от ее собственных роды у Андреа прошли на удивление легкои быстро; Офелия и опомниться не успела, как доктор положил ей наруки ребенка, чтобы она показала его матери. Рождение Уильямасвязало обеих неразрывными узами. Волшебное мгновение, когдарождается новая жизнь, казалось чудом. Что-то вдруг разомизменилось в их душе. Обе теперь понимали, что с этого дня они ужене просто подруги.

Мать и дочь долго еще сидели на солнышке. Обе молчали, имолчание нисколько не тяготило их. Потом вдруг зазвонил телефон, иОфелия вернулась в дом снять трубку. Звонила Андреа – предупредить,что только что закончила укладывать малыша и собирается выезжать.Офелия решила принять душ, а Пип, натянув купальник, заглянула кней сказать, что вместе с Муссом пойдет на пляж. Когда через тричетверти часа приехала Андреа, она все еще барахталась в воде.Андреа ворвалась в дом, словно ураган. Впрочем, она всегда былатакой. Не прошло и нескольких минут, как в гостиной уже шагу негдебыло ступить – повсюду валялись сумки, одеяльца, игрушки, и весьдом ходил ходуном. Взобравшись на дюну, Офелия помахала дочерирукой, и вскоре та уже играла с малышом, а Мусс восторженно лаял.Так происходило всегда, когда приезжала Андреа. Прошло не меньшедвух часов, прежде чем все волнения улеглись. Пип, сделав себеочередной бутерброд, снова улизнула на берег. Андреа, устроившисьна диване, маленькими глотками потягивала апельсиновый сок, аОфелия, глядя на подругу, молча улыбалась.

– Он такой очаровательный… ты просто счастливица, – сневольной завистью проговорила она.

В присутствии ребенка она чувствовала себя почти счастливой. Онбыл живым свидетельством того, что жизнь продолжается и в мире естьместо любви и надеждам, а не только разочарованию и горю. Случилосьтак, что жизнь Андреа вдруг стала полной противоположностью еесобственной. А самой Офелии все чаще казалось, что ее жизньразрушена навсегда.

– А ты как? Тебе тут нравится? Как ты себячувствуешь? – Андреа вдруг охватила тревога – та самая, что недавала ей покоя все последние девять месяцев.

Удобно вытянув длинные ноги, она откинулась на спинку дивана и судовлетворенным вздохом прижала малыша к груди, ничуть не стесняясьсвоей наготы. Материнство наполняло ее гордостью. Андреа обладалаочень привлекательной внешностью, а живые темные глаза и густыетемно-каштановые волосы, небрежно стянутые на затылке шнурком,делали ее моложе. Деловые костюмы остались в далеком прошлом.Сейчас на ней был кокетливый розовый топик и белые шорты. В туфляхна высоких каблуках она становилась ростом чуть ли не шести футов ипроизводила потрясающее впечатление. Но кроме роста, Андреаобладала еще неотразимой чувственной притягательностью, не заметитькоторую мог бы только слепой.

– Получше, – не сразу ответила Офелия.

Ей не хотелось кривить душой, хотя в какой-то степени онадействительно говорила правду. Сейчас по крайней мере она жила вдоме, с которым ее не связывали мучительные воспоминания, крометех, что она привезла с собой.

– Иной раз мне кажется, что эти групповые занятия толькосыплют соль на раны, но иногда… иногда мне становится легче. Авообще говоря, я и сама не знаю.

– Жизнь – штука сложная, она как салат, в котором всегопонемногу. По крайней мере теперь вокруг тебя люди, которымдовелось испытать то же, что и тебе. В отличие от нас им куда легчепонять, что ты пережила.