Тихая гавань

– Хорошо провела день? – поинтересовалась у материПип, вернувшись на веранду.

Впрочем, она могла бы и не спрашивать – достаточно только на неевзглянуть. Вид у Офелии был совершенно измученный, как всегда послегрупповых занятий.

– Да, все в порядке.

Ей пришлось съездить к адвокату Теда, обсудить кое-какие дела сего наследством. Оставалось уплатить некоторые налоги. Кроме того,на днях на ее счет должны перевести остатки страховки. Пройдет ещенемало времени, прежде чем все будет окончательно улажено. Можетбыть, очень много времени. Правда, дела Теда оказались в порядке, исейчас у Офелии стало даже больше денег, чем ей нужно. Большаячасть их со временем перейдет к Пип. Офелия никогда не былатранжирой. Сказать по правде, она до сих пор уверена, что без этихденег они жили бы куда счастливее. И хоть Тед добился признания, нооно не принесло им ничего, кроме забот и тревог, которых они незнали раньше. А потом он купил самолет.

Каждый день Офелии приходилось бороться с воспоминаниями, ночаще всего ей почему-то приходил на память именно тот день, когдаона видела мужа и сына в последний раз. Тот роковой звонок, которыйнавсегда изменил ее жизнь. Она не могла простить себе, чтозаставила Теда взять с собой сына. У него была назначена деловаявстреча в Лос-Анджелесе, поэтому Тед собирался лететь один, ноОфелия считала, что им нужно почаще бывать вместе. Ни тот ни другойне выразили ни малейшего энтузиазма по этому поводу. Теперь онавинила себя. Считала себя эгоисткой. Сын требовал столько внимания,она смертельно устала и просто мечтала хоть об одном спокойном дневдвоем с Пип. К тому же из-за Чеда она почти не уделяла вниманиядочери, и ее мучила совесть. Представилась единственная возможностьхоть немного побыть с ней. И вот они остались вдвоем… навсегда. Ихжизнь, счастье, семья – все разрушено. А деньги, которые оставилпосле себя Тед, в глазах Офелии ничего не значили. Она бы срадостью отказалась от них, если бы с их помощью можно было вернутьк жизни мужа и сына.

В их супружеской жизни случались тяжелые времена, но даже тогдаее любовь к Теду оставалась неизменной. Впрочем, для чего кривитьдушой? В их отношениях появилась трещина, и невольным виновником еестал Чед. Но теперь все кончено. Их несчастный мальчик успокоилсянавеки. И Тед с его блестящим умом, талантом и обаянием навсегдаушел из ее жизни. Долгими часами Офелия прокручивала в головевоспоминания, словно видеопленку, перетасовывая кадры, снова иснова останавливаясь на тех временах, когда они были счастливы, ипоспешно проматывая другие, о которых хотелось поскорее забыть. Этонапоминало монтаж фильма. Что получится, она не знала. Ей казалось,она делает фильм о человеке, которого любила, несмотря ни на что.Ее любовь к мужу всегда оставалась глубокой и неизменной… Правда,теперь это уже ничего не значило.

Проблему ужина они с Пип решили при помощи сандвичей. Пип охотносогласилась на них, хотя у нее весь день маковой росинки во рту небыло. Воцарившаяся в доме тишина тяжело давила на грудь. Ониникогда не включали музыку. Пип думала о Мэтью, гадая, где женаходится Новая Зеландия, о которой он говорил. Бедняга, как же он,должно быть, скучает по детям! Ей очень жаль его. Пип радовалась,что рассказала ему об отце и Чеде. Правда, она не упоминала оболезни Чеда – почему-то ей показалось, что так будет нечестно поотношению к брату. Пип помнила, что его болезнь оставалась тайной,о которой за пределами семьи никто не знал. А уж теперь и вовсе нестоило, решила она. Ведь Чеда больше нет.

Болезнь брата наложила свой отпечаток и на нее, да и на всех всемье тоже. Жить с ним в одном доме было нелегко. Чед всегда знал,как отец мучительно стыдился его. Догадывалась об этом и Пип.Как-то раз она случайно упомянула о его болезни в разговоре сотцом. Чед тогда снова лежал в больнице. Пип никогда не забыть, каккричал на нее отец – кричал, что она не понимает, дескать, о чемговорит. Но Пип понимала. Понимала слишком хорошо, может быть, дажелучше, чем он. Она знала, как тяжело болен Чед. И Офелия тожезнала. Только один Тед отказывался это видеть. Из-за своейгордости. Тед отказывался смириться с тем, что сын неизлечимоболен. И не важно, что говорили врачи, – он упорно стоял насвоем: если мальчишка будет подчиняться раз и навсегдаустановленным строгим правилам, то и проблем никаких не будет. Адобиться этого – задача Офелии. Он вечно винил во всем жену, упорноотказываясь верить, что сын болен. И как бы плохо ни обстояли дела,Тед продолжал закрывать глаза на горькую правду.

Выходные прошли тихо. Андреа, пообещавшая снова выбраться к нимна уик-энд, передумала и не приехала. Малыш простудился, сообщилаона по телефону. К вечеру воскресенья Пип просто извелась – так ейхотелось снова увидеться с Мэттом. Офелия все утро дремала наверанде. Понаблюдав за матерью около часа, Пип позвала Мусса иотправилась на пляж. Вообще говоря, она не собиралась идти наобщественный пляж – она просто пошла в ту сторону. Но когда Пипспохватилась, оказалось, что она уже далеко от дома. И тогда онабросилась бежать во весь дух, отчаянно надеясь, что он еще не ушел.Мэтт сидел на том же самом месте, где и раньше, и снова рисовал,только теперь это была уже другая акварель. Снова закат солнца, ноуже с ребенком – девочкой с красновато-рыжими волосами, хрупкой итоненькой. На ней были белые шорты и розовая рубашка. На берегувозле нее бегала большая коричневая собака.

– Ой, это я и Мусс? – тихонько спросила Пип, и Мэттвздрогнул от неожиданности.

Он не заметил, как она подошла. Помедлив немного, он обернулся.И на губах его появилась улыбка. Сегодня он ее не ждал, ведь онасказала, что ее мать уедет в город только во вторник. Нообрадовался, что она все-таки пришла.

– Может быть, дружочек. Какой приятный сюрприз! –улыбнулся Мэтт.

– Мама уснула. А мне нечего делать, вот я и решилаприйти.

– Очень рад, что ты пришла. А мама не испугается, когдапроснется и увидит, что тебя нет?

Пип покачала головой. Теперь Мэтт уже хорошо ее изучил, чтобыпонять, что это значит.

– Она иногда спит целыми днями. Наверное, ей так лучше.

Зная об их горе, он уже больше не удивлялся. Разом потерять имужа, и сына! Мучило его другое – погрузившись в свое отчаяние,мать Пип, похоже, не понимает, что фактически забросила дочь. Ведьей даже поговорить не с кем, кроме разве что собаки.

Пип снова уселась на песок возле него и молча смотрела, как онрисует. Потом встала и принялась бродить по берегу возле самой водыв поисках раковин. Мусс кругами носился возле нее. А Мэтт, бросиврисовать, наблюдал за ними. Ему нравилось смотреть на Пип, она былаочаровательной, словно существо из какого-то другого мира. ПоройПип напоминала ему русалочку, выбравшуюся из моря, чтобыпотанцевать на берегу. Или загадочного лесного эльфа. Мэтью такзасмотрелся, что не заметил направляющуюся к ним женщину. Когда онобернулся, она стояла совсем рядом. Лицо у нее было напряженным.Мэтью испуганно вздрогнул. Он понятия не имел, кто она такая.

– Почему вы следите за моей дочерью? Вы ее рисуете?Зачем? – Вспомнив наброски, которые Пип принесла домой, Офелиямгновенно догадалась, кто перед ней.

Она решила сходить на общественный пляж, отыскать Пип и заоднопосмотреть, чем та занимается во время своих отлучек. Офелия незнала, как Пип проводит здесь время, но ничуть не сомневалась, чтосидящий человек имеет к этому отношение, а после того как увиделана его акварели Пип вместе с Муссом, у нее уже не осталось никакихсомнений.

– У вас такая очаровательная дочь, миссис Макензи. Должнобыть, вы очень гордитесь ею, – спокойно проговорил Мэтт.

Но спокойствие давалось нелегко. Немигающий взгляд женщинызаставил его поежиться. Он прекрасно догадывался, о чем она сейчасдумает. Нужно, конечно, разубедить ее, однако Мэтт опасался, чтоего попытки вызовут у нее еще худшие опасения.

– А вам известно, что ей всего одиннадцать лет? На самомделе никто и не дал бы ей больше. По правде сказать, Пип выгляделакуда моложе своих лет. Офелия недоумевала, что мужчине нужно оттакой крошки, и душа ее наполнилась самыми черными подозрениями. Анабросок, по крайней мере в ее глазах, служил прикрытием егонамерениям. В конце концов он мог оказаться похитителем детей. Илидаже еще хуже. Но Пип по своей наивности, конечно, ни о чем неподозревала.