Тихая гавань

Крупицы информации от Пип сами собой складывались в достаточноясную картину. И хотя Мэтью не совсем понимал, чем занимался ееотец, но в общих чертах ему стало ясно.

– Чед был почти такой же умный, как папа. А я пошла вмаму.

– И что это значит? – Мэтт невольно заинтересовался еесловами. Сам-то он давно уже решил, что Пип на редкость развитыйребенок, к тому же для своих лет она умела поразительно четкоформулировать мысли. – Ты тоже умная, Пип. Очень умная.Наверное, как твои папа и мама.

Ему казалось, что она невольно сравнивает себя с талантливымстаршим братом, который наверняка хорошо разбирался в том, над чемработал их отец. Несправедливо, когда ребенок чувствует, что вглазах родителей он второго сорта.

– Папа с моим братом часто летали вместе, – как будтоне слыша его, вдруг добавила Пип.

Скорее всего малышке просто нужно выговориться. А если ее мать втаком состоянии, то бедняжке, вероятно, попросту не с кемпоговорить, разве что с этой ее крестной, которая приезжала сосвоим малышом.

– Чед вечно твердил, что, дескать, ненавидит его, но этонеправда. Просто он часто злился на отца.

– Что ж, в пятнадцать лет злиться – обычное дело, – смягкой улыбкой проговорил Мэтт, хотя и не был так уж уверен вэтом.

Собственного сына он не видел вот уже почти шесть лет. Впоследний раз, когда они встречались с Робертом, ему былодвенадцать. А Ванессе десять.

– А у вас есть дети? – полюбопытствовала Пип, словнопрочитав его мысли.

– Да. – К чему такой крохе знать, что он не виделдетей шесть лет? Да и как ей это объяснить? – Ванесса иРоберт. Им сейчас шестнадцать и восемнадцать. Они живут в НовойЗеландии.

Они жили там вот уже почти девять лет, и прошло почти три года,как он смирился с этим. Окончательно его убедило их молчание.

– А где это? – удивилась Пип. Она никогда не слышала оНовой Зеландии. Или один раз все-таки слышала? Наверное, где-то вАфрике, решила она. В общем-то это не так уж ее интересовало, но ейне хотелось, чтобы Мэтт обиделся.

– Очень далеко отсюда. Только самолетом лететь большедвадцати часов. Они живут в городе, который называется Окленд.Наверное, им там хорошо. – Куда лучше, чем он решился быпризнать.

– Должно быть, вам очень грустно, раз они так далеко.Наверное, вы скучаете. Я тоже скучаю по папе и Чеду, –прошептала она, украдкой смахнув повисшую на ресницах слезинку, исердце у Мэтта облилось кровью.

Они встретились всего второй раз и уже столько знали друг одруге! Оба забыли о рисовании. Пип не спросила, видится ли он сдетьми, она решила, что это само собой разумеется. Но в любомслучае ей было ужасно жаль его, ведь они так далеко!

– Я тоже скучаю по ним. – Встав со стула, Мэтт уселсяна песок рядом с ней.

Маленькие босые ноги Пип зарылись в песок, и она с печальнойулыбкой разглядывала их.

– А какие они? – Похоже, ее снедало такое желюбопытство, как и Мэтта – ведь ему тоже хотелось побольше узнать оней. А потом так естественно – спросить об этом.

– У Роберта темные волосы и карие глаза, как у меня. АВанесса – блондинка с голубыми глазами. Она очень похожа на своюмаму. А ты на кого похожа? У кого из твоих родителей рыжиеволосы?

Пип покачала головой и смущенно заулыбалась.

– У моего папы были такие же темные волосы, как у вас, иголубые глаза. И у Чеда тоже. А у мамы волосы светлые. Мой братраньше вечно дразнил меня морковкой – из-за моих волос.

– Забавно, – пробормотал Мэтт, осторожно коснувшись еепламенеющих волос. – Только, по-моему, ты как-то не оченьпохожа на морковку.

– Еще как похожа! – гордо отрезала она. Теперь ей даженравилось прозвище брата, потому что оно напоминало о нем. Теперь,когда он погиб, она скучала по его вечным подначкам. Так же, как иОфелия – по Теду, каким он был в последние годы. Просто дивудаешься, по чему начинаешь скучать, когда человека уже нет!

– Так мы будем сегодня рисовать? – встряхнулся Мэтт,решив, что на сегодня достаточно горьких воспоминаний.

На лице Пип отразилось явное облегчение. Конечно, ей хотелосьрассказать ему обо всем, но она не думала, что это будет тактяжело.

– Да. Я бы с удовольствием, – застенчиво прошепталаПип, подняв листок ватмана.

Мэтт снова устроился на стуле. Следующие час или два ониобменивались ничего не значащими фразами, которые не содержалиничего личного. Им стало на редкость уютно вместе, в особенностисейчас, когда каждый из них знал о несчастьях, выпавших на долюдругого. Для обоих это было важно.

Пока они трудились каждый над своим рисунком, облака, плотнойзавесой закрывавшие небо, немного разошлись, и в прореху выглянулосолнце. Ветер слегка стих. Вечер обещал быть теплым. Оничувствовали себя так хорошо, что увлеклись и опомнились только вшестом часу вечера. Время пролетело незаметно. Когда Мэтт сказал,что уже больше пяти, в глазах Пип мелькнула тревога.

– Твоя мама, наверное, уже вернулась? – спросил он.Мэтту очень не хотелось, чтобы у нее возникли неприятности. Он рад,что им удалось поговорить по душам. Оставалось надеяться, что ейтеперь будет немного легче.

– Да, наверное. Мне пора бежать. А то она сойдет с ума.

– Да, думаю, она волнуется, – пробормотал Мэтт, гадая,не пойти ли ему с ней, чтобы успокоить ее мать.

Однако что-то остановило его. Не известно, как отреагирует еемать, увидев Пип с совершенно незнакомым человеком. Бросив взглядна ее набросок, он был поражен.

– Слушай, это же здорово, Пип! Замечательный рисунок! Атеперь беги домой. Мы еще увидимся.

– Может быть, я приду завтра, если мама будет спать. А выпридете, Мэтт?

В ее словах слышалась какая-то трогательная доверчивость –казалось, они дружат с незапамятных времен. Но после сегодняшнихпризнаний оба испытывали одно и то же. Словно то, чем ониподелились, каким-то образом сблизило их.

– Я прихожу сюда каждый день после обеда. Ну а теперь беги.И смотри, чтобы все было хорошо, малышка.

– Я постараюсь.

Обернувшись на мгновение, Пип улыбнулась, напомнив ему застывшуюв воздухе крошку-колибри. А потом, махнув на прощание рукой сзажатым в ней наброском, бросилась бежать к дому. По пятам за нейнесся Мусс. Не прошло и нескольких минут, как она уже была далеко.Потом она снова обернулась на бегу и опять помахала ему рукой.Боулз еще долго смотрел вслед крохотной фигурке, пока Пип непревратилась просто в точку на берегу. Последнее, что он увидел,была собака, бегавшая взад-вперед у кромки воды.

К тому времени как Пип подбежала к дому, она совсем запыхалась.Мать читала, сидя на веранде. Эми нигде не было видно. Услышав шагидочери, Офелия оторвалась от книги, и брови ее недовольносдвинулись.

– Эми сказала, что ты убежала на берег. Но я тебя нигде ненашла. Где ты пропадала, Пип? – Она вовсе не сердилась надочь, но успела изрядно поволноваться и сейчас с трудом заставиласебя сохранять спокойствие. Офелия строго-настрого запретила Пипобщаться с незнакомыми людьми и уж тем более ходить к кому-тодомой. Это правило Пип усвоила намертво, и мать это знала. Однакосейчас Пип казалось, что Офелия тревожится за нее сильнее, чемпрежде.

– Я была вон там. – Она неопределенно махнула рукой втом направлении, откуда бежала. – Рисовала лодку и такувлеклась, что не заметила, как прошло время. Прости, мам.

– Надеюсь, подобное больше не повторится, дорогая. Мне ненравится, что ты уходишь так далеко от дома. И я не хочу, чтобы тыбродила по общественному пляжу. Никогда не знаешь, что за людейможно там встретить.

Пип хотелось объяснить матери, что среди этих людей бывают иочень славные – Мэтт, например. Однако она побоялась признаться всостоявшемся новом знакомстве, инстинктивно чувствуя, что материвряд ли это понравится. И была права.

– В следующий раз не заходи далеко.

Офелия понимала, что малышке скучно и ей хочется приключений.Наверняка Пип надоело весь день слоняться по дому или играть возлекрыльца с собакой. И все-таки она считала, что так будет лучше. Орисунке мать попросту забыла, поэтому девочка, поднявшись к себе,молча положила набросок на тумбочку возле кровати, где уже лежалпортрет Мусса. Они напоминали ей о Мэтью и уже потому стали для неесокровищем. Она чувствовала, что за эти дни между ними установиласькакая-то связь, невидимая, но прочная.