Страница 88 из 178
- Ладно, хорош пялиться, пошли, - Федот махнул Вовану. – Ну?Чего стали, гости дорогие, просим, - с издевкой в голосе, толкнулон застывших мужиков. – Пошли. Говорить будем. С вами, с боссомвашим. Он человек вменяемый, вроде, если слухам верить.
Те не спорили, видно помнили о пистолете в кармане Федота.
- Федот, ты если что – зови.
Велел Вячеслав, решив, что так и так, заскочит на неделе к своимконтактам в органах, поузнает про этого Берчева, может и сам счеловеком познакомится. Чтоб надежней было. И потом, никогда точноне скажешь, кто поднимется, а кто так и останется в «начинающих».Надо знать тех, кто повыше метит. И чтоб они его знали. Да иразобраться в этой всей афере надо: кто, что, как? Все звеньявыявить, до последнего. И не помешает, кстати, заглянуть,удостовериться, чтоб точно назад переиграли по квартире. Хватит снего таких сюрпризов.
Друг только махнул рукой, показав, что все понял. И они с Лысыми этими залетными исчезли из квартиры.
Боруцкий осмотрелся: вроде ничего крамольного, ну бумажкиваляются – это не криминал. Да наследили, дебилы. Заперлись всеобутые, а снег растаял. Теперь, вон, грязь. Бусинка и не скажетничего, только на пол глянет так, будто вскользь. Но при этом таквсе дав понять… Боров помнил, что как раз после пары таких взглядовмалышки и приучился снимать туфли у самого порога ее квартиры,хотя, по ходу, плевать он хотел на подобные церемонии.
Раздраженно вздохнув, понимая что, несмотря на то, что ситуациювроде разрулили, его все еще накручивает, Боров скинул туфлипосреди коридора и пошел на кухню, разбираться, что тамБусинка.
Глава 23
Восемь лет назад
Двери она закрыла, молодец, послушная. Открыв, Вячеславогляделся: на плите закипал чайник, видно не так и долго он вкоридоре возился. На столе стояла его кружка и чашка Бусинки,отдельно на тумбочке, стояла еще одна.
- Я не знаю, какой чай Федот пьет.
Бусинка сидела на табуретке за столом, переплетя пальцы «замком»перед собой и упершись ладонями в стол. На него она голову неподняла. Так и смотрела на свои руки, которые, по ходу, побелели оттого, с какой силой малышка их сжимала.
- Федот уехал. И Лысый тоже, - он зачем-то снова закрыл двери засвоей спиной. Автоматом, полностью сосредоточившись на еенапряженной позе. На всей своей сжавшейся девочке.
Небось, через дверь эту все слышно. Неужели она испугаласьтеперь? Боится его? Да ну, ладно, сколько всего уже знает о нем.Вон, в церковь ходит за грехи его молиться. Вряд ли. А все равновнутри что-то напряглось еще жестче. Вроде и шанс такой, решитьвсе, поговорить. Только что ей сказать, если она как узелочек всясжалась?
Блин, как же ему хотелось ее обнять. В рот впиться. Непоцеловать даже. Этого будет недостаточно, явно. Прижать ее к себе,свой рот к ее губам. Всю свою девочку к себе притиснуть.
- Вячеслав Генрихович… - она нервно дернулась на своем табурете,отвлекая его от мыслей, свернувших на опасную тропинку.
- Что? – он откашлялся.
- А уже… все? Ну, в смысле, те люди… Раз Федот ушел, то… Вы ужезакончили? – Агния поковыряла пальцем клеенчатую скатерть передсобой.
Ясно, из-за квартиры переживает. Боруцкий усмехнулся.
- Все, - Боруцкий прислонился к стене. – Федот с ними все решит,с главным их свяжется. Все назад вернут, переоформят, не боись.
Ее руки замерли.
- Решит? То есть, они… ну… тоже ушли? Сами?
Боров прищурился и уставился на ее макушку, пытаясь подавитьухмылку, растягивающую губы.
- А если нет? Ты что делать будешь, а, Бусина? – а что, ему,правда, интересно стало.
Она еще ниже наклонила свою голову:
- А я могу что-то сделать, Вячеслав Генрихович? – блин, он еепочти не слышал.
- Ну, ментам позвонить можно… - предложил Боруцкий, каквариант.
Бусинка сжала пальцы в кулачки и отчаянно замотала головой:
- Вячеслав Генрихович, ну, что вы!
- А что? Разве не так законопослушные граждане поступают? Или,когда тебя касается, за правду уже не так охота рубаху рвать? – незло поддел он ее.
Она почти втянула голову в плечи:
- Я никогда, ведь, и слова не говорила вам, Вячеслав Генрихович,- чуть ли не шепотом протянула она, непонятно, то ли своим рукам,то ли ему.
Ишь ты, обиделась, что ли?
- Да, ладно, малышка, шучу я. Сами они ушли, на своих двоих, -Боров умолчал о том, что после более тесного общения с Федотом, умужиков уже вряд ли останется такая возможность, как передвижениена своих ногах. Ей об этом знать необязательно.
Малышка кивнула, как-то так, неопределенно. Непонятно, то лисознательно головой дернула, то ли вздрогнула. Вячеслав нахмурилсяи уже открыл рот, чтобы прояснить ситуацию до конца, и с квартирой,и вообще, со всем уже, но тут позади него зашипел чайник, закипая,и Бусинка подскочила со своего табурета, метнувшись к плите.Выключила газ, принялась кипяток разливать. И все так же, глядятолько вниз, даже не поворачиваясь к нему лицом.
Боруцкий сжал губы и с нажимом провел рукой по подбородку,наблюдая за этой суматохой. Неужели все-таки боится? Знать-то онапро него много знала, но то разговоры, а тут, выходит, вот так –через дверь, можно сказать, лицом столкнулась с правдой. Да и недура, могла и понять, что он не досказал. Оттолкнувшись от стены,на которую опирался, Вячеслав подошел впритык к девчонке. Протянулруку, накрыв ее ладонь, забрал чайник и отставил на плиту. Сноваглянул на малышку – она застыла, не споря, но и не говоряничего.
- Бусинка, посмотри на меня, - тихо велел он, чуть наклонивголову к плечу, пытаясь заглянуть ей в лицо. Понять мысли малышки.– Маленькая, ты что, меня боишься? – серьезно спросил Вячеслав.
И вот тут она голову все-таки подняла, глянув на него. АВячеслав искренне пожалел о том, что спросил. Лучше бы он молчал,потому что ему вдруг горло перекрыло от ее взгляда. И кухняуменьшилась, сжалась, до мизерного расстояния между ним и егодевочкой. И безумно жарко, душно стало от всего, что он увидел в ееглазах: удивленных, счастливых и глядящих на него до того открыто…Восторженно.
- Вы что, Вячеслав Генрихович? – с недоумением переспросилаБусинка. Сдвинула свои брови к переносице. – Почему я должна васбояться? Вы же такой хороший. Вы… самый лучший! И так помогаете… -она так и не договорила, умолкнув с чуть приоткрытыми губами,продолжая глядеть на него, в то время как на ее щеках проступалрумянец.
- Не смотри на меня так! - чуть ли не с гневом просипелБоруцкий, поняв, что начинает беситься. И все то, что так и ненашло выхода, весь гнев, ярость, страх за нее – вдругтрансформировались в это бесноватое, яростное чувство. Желание,обиду, страх. – Я не какой-то долбанный герой! Даже не думай так!Не смей, Бусинка!
Боров ухватил ее за щеки ладонями, понимая, что не справляется сконтролем. Притянул к себе, заставив запрокинуть голову так, чтоони стояли едва ли не нос к носу. Агния удивленно моргнула, видно,сбитая с толку таким его поведением. Уперлась ладошками в стену, побокам от себя, для равновесия, что ли. Боров не мог сосредоточитьсяна том, что было сейчас вне пределов его и ее, их взглядов, которыеу него не получалось развести.
И, мать его так! Он не желал, чтобы она видела в нем какого-тоспасителя рода человеческого! Вячеслав не хренов Робин Гуд. Ималышка должна была это понять. Потому что его достали этидолбанные качели собственных опасений, что он может спугнуть своюБусинку или увидеть в ее глазах не радость, а презрение и страх. Впеченках уже сидел постоянный подспудный страх, что она не еговидит перед собой, а кого-то, кого себе навоображала по наивности исобственной чистоте. Он хотел ее. Всю. Без остатка. Чтоб она толькоего была, целиком. Знал, что не отпустит уже, никогда. Ни под какимпредлогом. Но он хотел, чтобы она реально знала и так же хотелаконкретно его.
Одна его рука так и держала ее голову, обхватывая ладонью щеку,без усилия давя пальцами на затылок, чтоб она на него смотрела,прямо в глаза. А второй Вячеслав сжал ее плечи и, не особо отдаваясебе отчет для чего, теснил Бусинку, подталкивая, заставляяотступать, пока девчонка не уперлась в стену, а он навис надней.