Страница 73 из 178
Он приехал, когда еще не было и девяти утра. Что-то не давалоему покоя, заставляя то и дело вспоминать голос Бусинки во время ихразговора, что-то грызло изнутри и настораживало. Да и о здоровьеее он переживал. Мало ли, с нее ж станется не позвонить, даже еслисовсем плохо будет, малышка иногда просто убивала его своейскромностью и страхом лишний раз его побеспокоить. Вот он иприперся к ней с утра пораньше, на «всякий, пожарный»,удостовериться, что его девочке не стало хуже.
Нельзя сказать, что Борову торопились открывать, он бы дажесказал наоборот, обычно Агния прибегала к двери куда быстрее, ноВячеслав сделал скидку на ее состояние. Во всяком случае, до тогомомента, пока все-таки двери не открылись и девчонка не замаячилана пороге.
И какого хрена, спрашивается? Боров даже застыл, разглядывая ее.Нет, вроде все и нормально. Сонная, конечно, он ее из кровативыдернул, судя по пижаме. Все той же или очень похожей. Волосыкакие-то взъерошенные и немного растрепанные, рассыпались по плечами на щеки, закрывая половину лица. Кожа белая, не бледная, белая,такая… спокойная, что ли, будто все еще спит. Румянца даже невидно. Да и глаза еще толком не открыла. Ребенок, блин. И как онапроверяла, кто пришел, если и сейчас еще зевает и моргает, пытаясьсфокусировать взгляд? Учишь ее, учишь…
А все равно, внутри попустило и как-то так хорошо стало. Вотстал бы тут, оперся на косяк, и просто смотрел бы…
Только на сколько силы воли хватит, если на такие видылюбоваться? У нее ж под этой пижамой, сто пудов, ни хера нет. Чеон, не знает, на что смотреть, чтоб это понять? Вон, на виду все, ипо фигу, что вчера вроде должен был снять напряжение. Никуда оно неснялось.
Надо было позже прийти, блин. Она бы хоть переоделась…
Впрочем, мысли о времени занимали его ровно до того момента,пока Агния все-таки не убрала со щек волосы и не посмотрела на негоболее-менее осознанно. И тут же уткнулась в пол глазами. А векиприпухшие, и глаза… не больные, короче. Ее щеки залила краска,причем он реально наблюдал, как этот румянец проступал, малышкарезко развернулась и куда-то дернулась, на ходу бормоча:
- Доброе утро, Вячеслав Генрихович.
- Стоять!
Не то, чтоб он думал начинать так резко, но… Боруцкий зашел,захлопнув двери за собой и, обойдя замершую Бусинку, глянул ей влицо.
Она продолжала пялиться в пол. Уцепилась пальцами за волосы ипринялась то ли разбирать, то ли запутывать прядки. Он, лично,склонялся к последнему, уж больно нервно она дергала за кончикиволос. И молчала. Просто стояла перед ним и молчала, хотя обычнотут же начинала тараторить и что-то рассказывать, чуть ли неподпрыгивая вокруг Вячеслава.
Плохо себя чувствует? Может быть. Только вот в том, что малышказаболела, Боров как-то начал сомневаться.
- На меня глянь, - велел он, стараясь разобраться в том, чтопроисходит. – Куда побежала?
- Так… Чайник. Там… ставить, – Агния слабо махнула рукой всторону кухни, но не подчинилась.
Только покраснела еще больше. И никаких тебе поцелуев в щеку.Даже не приближается. Ладно бы еще и правда, больная. Толькопростудой тут и не пахнет, по ходу, как он видел.
Так, что-то Боров не очень понимал, что происходит. Неужели онвсе-таки перестарался со своим поцелуем на Новый год? Неужелинапугал Бусинку? Так вроде ж нормально все было, и она сама потомцеловала его, и не шугалась, будто заяц…
- На меня посмотрела, - повторил он и, не оставляя ейвозможности увернуться, ухватил пальцами подбородок, заставивдевчонку поднять голову. Глянул в глаза.
Она и тут попыталась увильнуть, стараясь смотреть куда угодно,только не на него. Впрочем, Вячеславу и этого хватило.
Ну, е-мое.
- И что же у тебя за простуда такая, что ты опять ревела? –поинтересовался Боров, пытаясь сложить в голове то, что никак нескладывалось. Отпустил ее.
А Бусинка снова уткнулась взглядом в пол.
- Мне плохо вчера было… Не хорошо, - тихо, запинаясьпробормотала она.
Вот, глядя на нее, он мог в это поверить, хоть и сомневался, чтодело в какой-то простуде.
- Че, так горло болело, что плакала? – недоверчиво хмыкнул он, –а сегодня уже все нормально?
Он не злился, что она обманула, сложно было Борову представить,что его девочка со зла что-то ему тут плетет. Но и попускать несобирался, со зла она или нет.
- Нет, мне просто было плохо. Я не знаю, простуда или нет. Я жене врач, - Бусинка обхватила себя руками и обошла его. Помаксимальной кривой. С каких это пор она боялась его задеть? – Аплакала… Я не потому плакала.
Она скрылась в кухне.
Обалдеть, как понятно объяснила! Вот, просто, сразу ясно сталовсе.
Вячеслав повесил куртку на вешалку, сбросил туфли и пошел следомза ней.
- Предлагаю попробовать объяснить еще раз, - опершись на косяк искрестив руки на груди, он проследил за тем, как Агния ставитчайник на конфорку.
Девчонка стрельнула в него глазами из-за своей копны волос иглубоко вздохнула:
- Мне жалко себя было. Вот. Я и плакала.
Она передернула плечами, переплела пальцы и остановилась у окна,опираясь на подоконник бедром.
Он подождал еще минуту, прежде чем окончательно удостоверился,что больше она ничего добавлять не будет. Еще более информативноеобъяснение, однако.
- И с какой стати на тебя хандра напала? – начиная понемногураздражаться от всех этих непоняток, проворчал Боров.
При этом старательно делая вид, что совсем не замечает, какхлопковая ткань пижамы контурирует ее тело на фоне светлого пятнаокна. Куда там той ширме, за которой Бусинка на сцене выступала!Тут не просто силуэт, через тонкую ткань с кружевами он мог дажезаметить более темный оттенок кожи у вершинок сосков ее груди. Бл…!Или это у него мозги уже просто по одной теме двинулись?
Боров попытался сосредоточиться на ее речи и не пялиться никуда,ниже шеи Бусинки. Ага. Справился, как же! Сплоховал в первые жедесять секунд, опять не уловив смысл ее неуверенной речи:
- Так, годовщина же. Вот. Мне плохо было, и я одна, и годовщиназавтра. Вот я и расстроилась еще больше, - Агния обхватила себяруками, будто поеживалась.
Зато ему стало проще. В плане сосредоточенности.
- Слушай, ты нормально можешь сказать? Или мне из тебя так идавить по капле? - он вздохнул и сел на табурет, стоящий у угластола.
- Завтра год, как моя бабушка умерла, Вячеслав Генрихович. Японимаю, что вы не помните, оно и не надо. Да и я вроде давносмирилась и успокоилась уже. Просто все вчера совпало. И все.
Она совсем от него отвернулась, уставившись в окно.
Вячеслав и правда, забыл. Саму ту ночь помнил, и как сидел здесьже, и как водкой ее поил, и как потом, когда она спала, лежалрядом, устроившись щекой на ее волосах. И как думал, что переболеет– помнил.
От последнего воспоминания он криво улыбнулся, глядя в спинусвоей Бусинки. По ходу, у него - эта хворь неизлечимая.
- Блин, Бусинка, ну чего ты, как человек, не позвонила, несказала? Что я, не приехал бы? Зачем было одной сидеть иреветь?
Раздражение внутри него сменилось чем-то таким, о чем Боров не ине задумывался как-то. Только уже и отчитывать ее не хотелось, иневажно стало, что девчонка вчера мутила, не говоря правды. Вотнадо было не слушать ее, а приехать, чувствовал же, что не такчто-то. Он поднялся с табурета и подошел к ней почти впритык.Наверное, ощутив это, Агния оглянулась через плечо. И тут же опятьопустила голову, будто прятала от него взгляд.
Да ну, че за дела, серьезно? Стыдно ей, что ли, за то, чтосоврала?
Боров сжал ее плечи руками и развернул девочку лицом к себе. Аона уставилась ему куда-то в район груди. Зажмурилась. Сновапокраснела, совсем сбив его с толку, и как-то нервно поджалагубы.
- Ой, у вас же и свои дела есть, знакомые, друзья… - Агнияпомедлила, так и не открыв глаза, кстати, - Вячеслав Генрихович, яже понимаю, что вы не можете все свое время мне уделять.
Вот кажется ему, или они это уже обсуждали? Так с какой радостиона опять уцепилась за эту тему?