Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 178

В последний раз, когда он видел ее, его Бусинка была начетвертом месяце беременности, и ее фигурка уже начала меняться,округляясь в талии. А он постоянно клал на ее проступающий животруки, пытаясь уловить биение новой жизни, такой непонятной и оттого– таинственной и волшебной для него. У него должен был родитьсясын…

Шамалко отнял у них и это.

Он отплатит.

Возможно, не ему, бандиту, горевать и мстить за отнятую жизнь.Возможно, это его расплата за все те жизни, которые погубил он. Всеможет быть, и Вячеслав готов был принять этот счет. Но только неАгния. Она не заслуживала такого горя. У нее не имели права убиватьребенка только из-за того, кого эта женщина посмела полюбить.

Вячеслав мучился от того, что они потеряли, но прекрасно отдавалсебе отчет, что Агния восприняла это во стократ сильнее. Этаженщина и так потеряла в жизни слишком много. А он готов был мститьлюбыми методами и за малейшую ее боль.

Ее голос разносился по объемному пространству частногоконцертного зала, наполняя и окружая каждого. У его жены былвеликолепный голос, и даже то, то она сейчас плакала, этого неменяло.

Никто не видел и не понимал. Никто, кроме него. Вячеслав зналкаждый тембр и каждую тональность ее голоса. То, как тот менялся,когда его Бусинка была весела, или грустила, когда она находилась взадумчивом настроении, или когда плакала…

На шее Агнии тускло поблескивала золотая цепочка, на которой,вместо кулона, висело массивное кольцо, определенно, не ее размера.Золотое. Мужское. То, что он всегда носил вместо обручального.

Вячеслав даже не представлял, что ей довелось вытерпеть, чтобызабрать его кольцо у Виктора. Что она вынесла, когда просто увиделато. На его пальце, который Щур отрезал вместе с мизинцем, чтобыпринести доказательство его смерти Шамалко.

И об этом ли она думала, плача сейчас?

Он не мог смотреть на ее слезы. Не мог.

Но смотрел, сжимая искалеченные руки на толстых шипах роз,которые собирался отправить ей после концерта, не замечая, как рветкожу и пачкает стебли кровью. Все его тело покрыто шрамами, однимбольше – одним меньше, это уже не играло роли. Но ее страданиявсегда причиняли ему такую боль, которую, кто б мог подумать,Вячеслав Боруцкий вынести практически не мог.

Он вытерпел все, что не раз творила с ним судьба: и пулевыеранения, и драки, и поножовщину, которыми изобиловала его жизнь. Итупой нож, которым ему Щур по живому отрезал пальцы, когда Вячеславуже сам не знал, на каком свете находился. И челюсти бездомныхпсов, которые потом рвали его тело на части на свалке, и с которымион отчаянно боролся за свою жизнь. Но ее страдания и боль рвали егодушу, и с этой болью он справляться не умел.

Партию из какой-то оперы, в которых он так и не научилсяразбираться, несмотря на все ее старания, сменил романс, и Боровабудто тряхануло, словно током прошибло по позвоночнику. Он почтивживую увидел совсем другой зал и сцену, на которой стояла белаяширма. И не было за той видно певицу, только тень. И голос, голос,который его парализовал…

Десять лет назад

Он не появлялся в ресторане пару месяцев, наверное. Так,забегал, проконтролировать Семена, припугнуть кого-то, еслизарывался. По ночам, само собой, наведывался, сам ведь завелпривычку принимать тех, кто приходил что-то просить. Но вот так,чтоб в разгар вечера, медленно и с толком посидеть, даже простопоесть нормально – времени не хватало. Столько дел навалилось, чтоВячеслав ощущал себя белкой в колесе.

Нашли живность, чтоб его так.

Но в такие моменты больше всего и получается урвать. И он не зряпарился – новое направление его «бизнеса» в виде двух ночныхклубов, которые прежние хозяева оказались «вынуждены» продать,выглядело весьма многообещающе. Тем более с тем, что он заправлялалкоголем городе, что всегда приносило хорошую прибыль.

Да и наклевывающееся «соглашение» с одним из крупных воротилбизнеса в их области, сулило многое. Чем больше Вячеслав наблюдалза происходящими в их стране событиями, тем больше приходил кмысли, что надо создавать себе мощное прикрытие в виде «чистого»бизнеса, и переводить капитал туда. Так всем проще заправлятьбудет, да и свои люди в органах намекали, что в таком виде егосложнее прижать будет. Хоть и ясно, что мзду этим самым людям никтоне отменял. Тогда они на любой бизнес сквозь пальцы смотреть будут.И его не потревожат.



Вот и старался, создавал себе этот самый «бизнес». Да и самстарательно пытался «обизнесмениться», хоть и не то, чтоб ловил отэтого кайф. Но новые времена требуют новых решений, ….

Короче, замотался он в конец. Да и с собачьими боями там что-тоу парней не ладилось, пришли к нему свои разборки мирить, будтоБорову больше заниматься нечем. На кой ляд надо было те у негокогда-то клянчить, если не могли поделить и удержать это в своихруках? Шпана. Думают только об этой минуте и как сейчас побольшезагрести, а в завтрашний день заглянуть – ума не хватает.

Ладно, завтра разберется и с этими. А сейчас надо бы нормально,никуда не торопясь, поесть. Потом можно завернуть в сауну ипозвонить Гели, чтоб подогнал нормальную девчонку. А то, и правда,даже расслабиться по-человечески некогда. Живет, что тот евнух.

На том и порешив, Вячеслав вышел из машины и зашел в ресторанчерез главный вход.

Неплохо, Семен, определенно, разбирался в течениях нынешнеговремени. Все чин по чину, украшено к Новому году. Сам Боруцкий и невспомнил бы об этом, наверное, не появись мельтешение надписей ввитринах. Но это и не важно.

Делегирование полномочий.

Хорошая фраза, умная. Любил ту повторять его первый бухгалтер, аон человек был непростой, ученый. На кафедре преподавал. Хотя, еслипо правде и по жизни – идиот-идиотом. Нашел у кого воровать.Зарвался и обнаглел. Но то уже, как Господь человеку определил.Знал ведь, на что подвязывался.

С бухгалтером Боров разобрался, но фразу запомнил, как и суть.Каждый должен заниматься своим делом. Тем, в чем сечет лучше всего.И Семен, определенно, отрабатывал деньги, которые Боруцкий емуплатил. Впрочем, дело было не только в любви администратора кработе. После случая с бухгалтером, он старался перепроверять всехлюдей, которые стояли на денежных должностях и могли подворовывать.И всегда имел на подхвате тех, кто разбирался в деле и могобнаружить обман. Не зверел, понятное дело. Ясно, что по мелочи неуглядишь, да и что он, не понимал, что некоторые слабостипростительны? Но и не попускал.

Сам администратор оказался рядом с ним, стоило Вячеславу пройтитри метра по холлу, осматриваясь.

- Здравствуйте, Вячеслав Генрихович. – Эх, с такойневозмутимостью парню бы в покере блистать. Но не умел тот, какБоров не пытался его натаскать.

- Здоров. Как вы тут? Все тихо?

- Все в полном порядке. Продукты, алкоголь нам отгрузили безпроблем, заказы на праздник… - Тут же принялся отчитываться Семен,да так подробно, что Боруцкий пожалел о своем вопросе.

- Так, ты мне тут не тарахти. Если все нормально, то и говоритьне о чем. – Прервал он администратора. – Лучше, организуй мненормальный обед. – Велел Вячеслав, заходя в зал.

Семен кивнул и расторопно отправился в сторону суетившегосянеподалеку официанта.

А Боруцкий пошел к своему любимому столику в одном из угловзала, где не было окон сзади, хорошо просматривался вход в зал, содной стороны стояла колона, закрывающая его от чужих взглядов, иимелась дверь сбоку, ведущая прямиком в проулок за рестораном.Людей сейчас было немного. Немного рано еще, только семь вечера,видимо, большая часть посетителей подтянется попозже. Сейчас былозанято только три столика. И, вроде, никого знакомого. Сцена стоялапустая и темная, «живая программа» начиналась обычно в девять. Асейчас в зале тихо звучала музыка, доносящаяся из колонок.

Степенно так, солидно все.

Четко.

Боруцкий ощутил законную гордость, как и всякий раз, когдавидел, как то, что попадало в его руки, начинало демонстрировать«класс». Теперь в его ресторан не брезговали приходить и «чистые»бизнесмены, и местная элита, выпочковавшаяся еще из прошлого,советского состава власти города и области. Не плохо для пацана изинтерната, который уже в четырнадцать загремел в колонию за драку споножовщиной. Умел он делами управлять и организовывать людей,все-таки. Не то, что прошлый хозяин, при котором этот ресторан былвсего лишь низкопробным кабаком.