Страница 67 из 178
Тот поцелуй на крыше – он однозначно не был родственным илиуважительным. Она пыталась завладеть его вниманием. Как женщина.Блин, знала бы Бусинка, как давно все его внимание поглощено толькоей – обрадовалась бы? Или ужаснулась?
Устало вздохнув, он провел большим пальцем по брови, прижал кпереносице, пытаясь унять давление в висках. Закурил.
Вячеслав так нормально и не отдохнул этой ночью. Да и как тутспать после такого?! У него до сих пор кровь стучала в висках, апах твердел, стоило Борову припомнить, как ее губы прижимались кего рту. Вся она прижималась к его телу… Его маленькая, хрупкая итакая смелая девочка…
Мать его так!
Как же его допекло. Боров понятия не имел, что именно помоглоему остановиться и как-то суметь разрядить обстановку на тойгребанной крыше. По правде сказать, больше всего на свете емухотелось не просто «показать» ей, как именно надо целоваться, чтобы«приставать» (хотя, кого он обманывает, у нее и без его уроковохренеть, как хорошо вышло завести его). Он в тот же момент былготов ко всему. Ведь, чего больше? Она сама поцеловала его. Безвсякого принуждения или давления с его стороны. Казалось бы – берии пользуй. Наконец-то появился шанс получить все, что в течениимучительно долгих месяцев изводило его мысли и тело.
Только вот то смущение, растерянность и прострация Бусинки,когда она решила, что обидела его своим поцелуем. Ее неуверенностьв себе, и явное непонимание всего того, что именно желала и она, исам Боруцкий – прессовали мозг похлеще любых нотаций, морали илизаконов.
Она определенно не была готова к чему-то более сильному иблизкому.
Е-мое. Поцелуй настолько выбил ее из колеи, что Бусинка за вечербольше ни слова почти и не выговорила. А если и лепетала что-то –все невпопад. Только смотрела на него своими глазищами и кусалагубу, доводя его до исступления тем, что он не знал, как это всеразрядить. Да еще и себя усмирить.
Бл…! Боров не был фанатом самокопания. Он никому бы не позволили копаться в своих мозгах, в этом плане ему и Федота с его стихамихватало. И он, точно, слабо сек в мыслях девчонок. Однако, как нистранно, он почти понимал то, что увидел сегодня в глазах своейдевочки. Ее тело реагировало на него, на все его поступки ипросчитанные, да и не очень, касания и действия. Она… увлеклась им.Она хотела его. Да. Но насколько она понимала, чего именнохочет?
Судя по тому ступору и растерянности на крыше – и приблизительноне осознавала.
Он желал ее так, что у него внутренности узлом сворачивались нето, что в присутствии малышки, а от одной мысли о ней. И Боровсерьезно опасался, что если хоть на секунду даст себе послабление –не будет возврата, он не просто позволит себе преступить черту. Оннабросится на Бусинку. Набросится как изголодавшаяся по сексускотина. И он слабо мог аргументировать даже для себя, чем этобудет отличаться от изнасилования, даже если первоначально она небудет против. Вячеслав был достаточно честен с собой, чтобыпризнать, что начав, вероятно, просто не предоставит ей ни единойвозможности отказаться. А она, определенно, не была готова кчему-то такому… жадному и потному, не имеющему в себе ни хренавозвышенного или романтичного. Что, он не сомневался,представлялось ей именно так.
Твою ж. Ему стоило сбросить напряжение. Однозначно.
Потому как, хоть его Бусинка и была достаточно смелой девочкой,если опираться, что на прощание коснулась уголка его губ, а нещеки, она вряд ли сходу примет то, что он хочет от нее. С этим ещеточно стоит поработать и пораскинуть мозгами над тем, как сделатьнаверняка. Чтоб она не убежала потом от него. Или незабаррикадировалась в своей квартире. Боров не хотел бы сломать всето, что буквально завораживало его в Бусинке. Ни за какой секс вмире. Офигеть, как иронично, но сейчас он понимал, что не выдержит,если малышка станет его бояться. Сколько он хотел этого? А теперьна все готов, лишь бы и дальше она смотрела на него глазами,полными доверия и восхищения, с радостью улыбалась, едва увидевего. И если он не хочет сорваться, риск чего сильно возрос после еесегодняшнего «приставания», надо бы с этим хоть как-торазобраться.
Взгляд Борова скользнул по дивану, на котором она дремала ночью.На том, где он спал, после того, как отвез Бусинку домой, все ещепосчитав, что подниматься к ней в квартиру – слишком рискованно. Иона, кстати, вопреки тому, что в любое время уговаривала Вячеславазайти, в этот раз даже не заикнулась о подобном.
Это только подтверждало все то, над чем он ломал голову впоследний час. Его девочка явно нуждалась в пространстве и большемколичестве времени, чем пару минут на осознание того, насколькоименно «Вячеслав Генрихович» хотел ее приставаний. А он точно невыдержит больше, если продолжить искушать и себя, и ее.
Не сегодня.
Завтра, возможно. Если хоть немного расслабится.
Поему он не поехал домой? Черт знает. Не захотел так быстропрекращать настолько запоминающуюся ночь, наверное. Не в планетого, чтоб где-то загулять. Он сидел здесь в кабинете, вспоминаякаждую секунду проведенного с ней времени и ощущал себя вполнедовольным таким вариантом встречи Нового года. Ну, почти.Довольным. Но не удовлетворенным, блин.
Агния не могла сказать, что она выспалась. Часы показывалиодиннадцать часов утра, она только проснулась… Но все равно ощущаласебя уставшей. Видимо потому, что уснула она только в шесть часовэтого же утра.
Вячеслав Генрихович привез ее домой около трех, она легла сразу.Однако не смогла даже задремать. Мысли, эмоции и чувства,совершенно незнакомые и непривычные ей, будоражили и тело, и разум,прогоняя сон. Так непонятно: там, в клубе, ей безумно хотелосьспать, а добралась до кровати – и сна не осталось ни в одном глазу.Зато сколько раздумий заполонило голову – ужас просто. И Агния незнала, о чем думать, как развить и осмыслить то, что будоражило всевнутри.
Слова Боруцкого, его поступки, ее поцелуй, его веселье и поцелуйв ответ – всего было так много и так непривычно. И очень хотелосьпонять: значило это что-то или нет? Понял ли он, что она очень,очень-очень заинтересована им? Или просто решил «преподать науку»подопечной, не придав этому факту никакого значения? Мало ли, онаже не знает, по каким причинам он мог бы поцеловать женщину? Вон,он сказал, что ее поцелуй – поздравление. И сам потом еще раз еепоцеловал, легко так, но тоже ведь в губы…
Но тот его поцелуй… Боже! Она краснела всякий раз, когда еемысли возвращались к этому. И стыдно вроде бы становилось, инеловко. И очень хотелось снова это ощутить. И еще больше. Чтобы онне остановился тогда, не перевел все в шутку, а продолжил поцелуй.Она не совсем понимала, чего именно ей хотелось от него дальше.Агния имела представление о сексе. Но почему-то никак не моглапредставить и связать эти вещи: свое знание и свою тягу к ВячеславуГенриховичу. Их поцелуй. При любой попытке представить, чего же ейхотелось далее, после того, как он закончит ее целовать в первыйраз, и во второй, и в десятый тоже, внутри становилосьсовсем-совсем щекотно и до крику неловко. И сжималось все, идыхание перехватывало, но ничего конкретного Агния представить немогла. Она даже в какой-то момент пожалела, что в восьмом классе непошла вместе с подругами в гости к одной из них. Та обнаружила домакассету, которую прятали ее родители, и позвала девчонок смотреть.Агния уже и не особо помнила, почему ей так срочно надо было домой,но она не пошла. А девчонки на следующий день мало чтовразумительно смогли объяснить, только краснели и хихикали. Точнее,объяснить-то они объяснили, но соотнести их рассказ с собой, и темболее с Боруцким - у Агнии не выходило, даже учитывая знаниешкольного курса анатомии. Вот и понятно все, как-то, и непонятно втоже время, и в мыслях представить, отчего же все тело горит и ноет– не получается.
А в пять утра ей пришла в голову гениальная идея: у АлиныДмитриевны была обширная коллекция книг. Тех, чтение которыхродители Агнии не очень одобряли, а сама соседка не раз предлагалаей взять, отвлечься. Она просто возьмет у Алины Дмитриевны один изэтих «любовных романов» и, возможно, быстрее поймет себя иразберется.