Избранница горца

Он ведь все время знал, кто она. Знал это с того самого момента,когда увидел ее в кабинете университета, когда защищал ее отРомана.

Он знал это уже тогда, чувствовал спинным мозгом.

То, что он так долго хотел испытать, то, что никогда неприходило. Он ведь представить себе не мог, что понадобится тысячасто тридцать три года, чтобы найти ее, и у него останется всегодвадцать дней, за которые нужно успеть прожить целую жизнь. Ох,айе, еще в ту ночь он почувствовал это. Как только Кейон взял еетогда за руку, чтобы задвинуть себе за спину, все его существопрошипело одно слово.

Моя.

Кейон старался не видеть правды все то время, что добивалсядевушки, потому что если бы он признал, что она — его втораяполовинка, его решимость отомстить пошатнулась бы. А он был не изтех, кто сомневается. Он решал. Совершал. И за все платилположенную цену. За этот грех, Кейон не сомневался, он заплатитдушой.

И он считал, что оно того стоит.

— Поверить не могу, что ты соврал мне!

— Я знаю.

Зная, что она его пара, зная, что она его переживет и,несомненно, найдет себе мужа, создаст семью с другим мужчиной, онстарался сделать так, чтобы она его запомнила, остаться выжженнымтавром в уголке ее сердца.

Ондолжен был быть ее мужчиной. Ондолжен был быть отцом ее детей. А непридурок из двадцать первого века, который будет касаться еегрудей, целовать мягкие губы, входить в нее — и никогда не станетдостойным ее.

Никто не был достаточно хорош для нее. Предполагалось, чтодостойным окажется он.

— Я ненавижутебя за это!

Кейон вздрогнул.

— Я знаю.

— Ну и как ты собираешься оправдываться?

Он обхватил ее лицо ладонями, глядя ей прямо в глаза.

— Четырнадцать дней, — прошипел Кейон. — Это все,что у меня осталось. Что ты хочешь от меня? Извинений? Оправданий?Их не будет.

— Почему?! — воскликнула Джесси, чувствуя, как ей наглаза снова наворачиваются слезы.

— Потому что как только я тебя увидел, — страстнозаговорил он (слова «я ненавижу тебя» все еще звенели у него вушах), — я знал, что в другой жизни, где я не сталтемным колдуном, ты была моей женой. Язаботился о тебе. Обожал тебя. Любил тебя до конца времен, ДжессикаМакКелтар. Но у меня нет другой жизни. Так чтоя пойду на что угодно, чтобы заполучить тебя. И не собираюсьизвиняться за это.

Она застыла в его руках. Ее чудесные зеленые глазарасширились.

— Т-ты любил меня?

Он резко вздохнул.

— Айе. — Кейон смотрел на нее и чувствовал, как таетчто-то внутри. — Ох, девочка. Я буду целую вечность страдатьза каждый миг страданий, что причинил тебе. Все время, что я будугореть в аду, я буду сожалеть о каждой твоей слезинке. Но еслиценой за двадцать дней с тобой будет ад, то я готов приговоритьсебя к нему снова и снова.

Джесси прислонилась к стене. Ее ресницы трепетали, глазазакрылись.

Кейон ждал, глядя на нее, запоминая каждую черточку ее лица, отспутанных черных кудряшек до густых темных ресниц, отбрасывавшихполумесяцы теней на ее щеки. Ресницы блестели от слез. Он смотрелна ее тонкий носик, на мягкие сладкие губы, на упрямый подбородок.Он умрет, вспоминая ее. Кейон чувствовал, что знает ее лицо срождения. Что он всегда оглядывался по сторонам, ожидая, чтовот-вот увидит ее воочию.

Но она не появлялась.

И он перестал верить в легенды Келтаров о второй половинке.

И обратился к черной магии.

—  Моя, — яростно прошептал он, глядя нанее.

Глаза Джесси распахнулись. В их глубине он увидел боль, ярость,горе, но и понимание.

— Знаешь, что самое грустное? — тихо спросила она.

Кейон покачал головой.

— Если бы ты сказал мне правду с самого начала, я бы простопереспала с тобой.

Он моргнул, и мысль о потерянном времени ножом прошлась по егосердцу. И лишь после этого он осознал, что Джесси только чтоподарила ему отпущение грехов, которого он не заслуживал. Маленькаяженщина с сердцем воина.

— Так что возьми меня, Кейон. Бери меня, сколькосможешь. — Ее голос дрогнул на последних словах: — Потому чтоне важно, сколько нам осталось, этого все равно будетнедостаточно.

— Я знаю, любимая. Знаю, — сказал он.

И не стал больше терять время. Он обхватил ее лицо ладонями,жарко поцеловал. Запустил пальцы в шелковистые кудряшки, наклонилее голову.

Джесси прижалась к нему. « Ты была моей женой, — сказал он. — Я любил тебя до конца времен». « Джессика МакКелтар», — назвал он ее,словно они действительно поженились в другой жизни.

Она хотела услышать эти слова. Но не ожидала и не была к нимготова. Только когда Кейон их произнес, Джесси подумала, что лучшебы он этого не делал. Ей было бы легче считать его бессердечнымублюдком, легче его ненавидеть.

После этих слов она никогда не сможет возненавидеть его. Онизаставили ее открыть душу, полностью довериться горцу. Злостьисчезла, словно ее никогда и не было, осталось только отчаяние ижелание получить все, что можно, пока у них еще есть время. Потомучто Джесси чувствовала то же самое. Что, если бы они встретилисьпри обычных обстоятельствах, у них была бы долгая, сумасшедшая,страстная жизнь вместе. У них были бы дети. Но события повернулисьпод таким углом, что они потеряли все свои «могли бы/сталибы/должны бы»…

Если она задумается об этом, то рассыплется на кусочки. Джессиотказывалась предаваться печали. Она утонет в ней вместо того,чтобы наслаждаться полнотой момента. Для печали и горя времянаступит позже. И его будет много. Слишком много. Целая жизнь.

Но сейчас, сейчас ее мужчина целовал ее. Сейчас его сильные рукиобжигали прикосновениями ее кожу, пробравшись под свитер. Сейчас онобхватил ее за талию и поднял, привлекая к себе.

Джесси обхватила его ногами и сомкнула лодыжки у него за спиной,а горец прижал ее к стене, страстно целуя.

Настоящее принадлежало им.

И Джесси не собиралась терять ни одной драгоценной минуты.

Гвен улыбнулась, глядя через плечо на проводившего ее до двериДрастена.

Вскоре после того, как их предок из девятого века, ни слова несказав, вышел из библиотеки вместе с Джесси, Гвен поняла, чтонастало время обеда. Что было неплохо, потому что она в этотсумасшедший день позабыла о ленче, и теперь ее желудок урчал отголода.

После ухода Кейона Драстен и Дэйгис начали яростно спорить. УГвен ушло почти десять минут на то, чтобы добиться минутки вниманияи предложить перенести обсуждение в столовую.

И вот, открыв дверь, она сделала шаг в коридор.

Слабо выдохнула:

— О Боже…

Попятилась в библиотеку и тихо притворила за собой дверь.

— Хм, почему бы нам не… м-м-м… не посидеть еще немного вбиблиотеке? Кто хочет сыграть в пенте? Я не так голодна, как мнеказалось.

Гвен развернулась и уткнулась носом в ребра Драстена.

Он обнял ее за плечи.

— Почему, девочка? Я что-то упустил? Что тампроисходит? — Драстен сделал шаг назад и вопросительнопосмотрел на нее.

— Ничего, ничего особенного.

Драстен приподнял темную бровь.

— Ну так давайте просто выйдем…

— О нет, пока еще нет. — Гвен широко улыбнулась ипопятилась к двери, закрывая ее собой. — Давайте останемсяздесь. Еще полчаса, или вроде того, а потом выйдем. — Онанеуверенно моргнула. — Ну, я надеюсь.

Драстен склонил голову набок, внимательно рассматривая ее, апотом потянулся к дверной ручке.

Гвен вздохнула.

— Не надо, Драстен. Нам пока лучше не выходить. Там,снаружи Кейон и Джесси.

— Снаружи? — удивленно повторил Драстен. — И что?Мы не пройдем мимо них по коридору?

— Нет, если захотим, то пройдем. Но я не думаю, что намзахочется, — с выражением произнесла Гвен.

Он выжидающе на нее уставился.

Она попыталась снова:

— Ну, понимаешь, они там, снаружи.

Драстен продолжал удивленно смотреть на нее.

— Ох, Гвен, — восхищенно протянула Хло. — Тыимеешь в виду, что они там, снаружи?..

Гвен кивнула.

— Ха! Я знала, что она не дура.