Избранница горца

Артефакты вроде тех, что были украдены у него, легендарные, стемным прошлым, обычно заканчивали свой путь в одном из двух мест:либо в легальных хранилищах той или иной страны, после того какбыли перехвачены на черном рынке, либо распродавались на тайныхаукционах по частям и исчезали. Могли пройти сотни лет, прежде чемо них снова донесется неясный шепот слухов.

Людям Лукана удалось узнать у вора несколько имен — вымышленных,конечно, — прежде чем тот умер под пытками. И вот уженесколько месяцев помощники Лукана отчаянно пытались пойматьостывший запутанный след. А время работало против них.

— …И хотя мы вернули три манускрипта и один из мечей, мыничего не узнали ни о шкатулке, ни об амулете. Но, похоже, мынапали на след зеркала, — рассказывал Роман.

Лукан сжался. Зеркало. Темное Стекло было одной из реликвий,которые были ему необходимы. За все эти годы зеркало столько размогли украсть, и надо же было вору выбрать именно этот год, когдаЛукан должен уплатить десятину! Остальные Темные Реликвии моглиподождать, хотя и недолго, — они были слишком опасны, чтобыотпускать их в мир. Каждая из реликвий предлагала своему владельцудар за определенную цену, если владельцу хватало силы и умавоспользоваться этим даром. Темным даром зеркала было бессмертие,дающееся до тех пор, пока владелец выполнял условия договора. Луканвыполнял эти условия уже более тысячи лет. И собирался продолжать втом же духе.

— По слухам, доставка по данному счету несколько дней назадушла из Англии в Штаты через Ирландию. Мы думаем, что грузнаправляется в университет в Чикаго, в…

— Так какого хрена ты все еще здесь сидишь? — холодноспросил Лукан. — Если у тебя есть след, любой след этогозеркала, я хочу, чтобы ты лично этим занялся. Сейчас же.

Было жизненно важно вернуть зеркало до Самайна. Иначе…

С этим «иначе» Лукан отказывался смириться. Зеркало будетнайдено, десятина будет уплачена; небольшое количество чистогозолота пройдет сквозь стекло, как проходило каждый век — в старомпересчете времени, то есть век был немного длиннее, чем сто лет посовременным стандартам, — в полночь Самайна, на Хэлоуин, каксейчас называли этот день. Двадцать шесть дней, считая отнынешнего, осталось у него, чтобы уплатить вековую десятину. Втечение двадцати шести дней зеркало должно оказаться у него — иначедоговор, удерживающий его узника, будет нарушен.

Пока Роман надевал свой плащ и перчатки, Лукан решилнапомнить:

— Никаких свидетелей. Любой, кто увидел хотя бы одну изреликвий…

Роман склонил голову в молчаливом согласии.

Больше Лукан ничего не говорил. В этом не было необходимости.Роман, как и все прочие, работавшие на Лукана, знал, каким образомнужно решать проблемы, чтобы и дальше оставаться в живых.

Некоторое время спустя, вскоре после полуночи, Джесси вернуласьв кампус в третий раз за день, чтобы открыть кабинет профессораКина, расположенный в южном крыле кафедры археологии.

Мысленно девушка сухо спросила себя, зачем вообще было отсюдауходить. Учитывая то, сколько свободных часов у нее осталось, она стаким же успехом могла бы приткнуть раскладушку в тесномзахламленном чулане, где уборщицы хранили швабры, метлы и тряпки,не используемые годами. Так у нее было бы больше времени на сон, даи на бензине можно было бы сэкономить.

Когда профессор позвонил ей из больницы, чтобы сообщить, что его«немножко помяло в аварии» по дороге к кампусу, — «нескольконеприятных трещин и ушибов, не стоит волноваться», быстро заверилон ее, — Джесси подумала, что он попросит несколько дней вестивместо него занятия (это означало, что время ее сна сократится счетырех-пяти часов до большого и круглого нуля). Но профессорсообщил, что уже связался с Марком Трюдо и до его возвращения тотбудет читать его лекции.

« Я хочу попросить тебя о небольшой услуге, Джессика. Я ждупосылку. Ее должны доставить сегодня вечером в мойкабинет», — сказал он ей глубоким голосом, вкотором даже спустя двадцать пять лет, проведенных за пределамиирландского графства Лаут, все еще слышался певучий акцент.

Джесси обожалаэтот акцент. И не могла дождаться тогодня, когда будет сидеть в пабе, где все говорят именно так, естьсодовый хлеб и ирландское рагу и запивать это прекрасным«Гиннессом». После, конечно же, целого дня, проведенного вНациональном музее Ирландии, где она будет с восхищениемрассматривать удивительные сокровища экспозиций: Тару Брошку, АдраЧелис и коллекцию Broighter Gold.

Зажав телефон между ухом и плечом, она посмотрела на часы.Подсвеченный циферблат показал десять минут одиннадцатого.

—  Что за посылку могут доставить так поздноночью? — вслух удивилась она.

—  Тебе не нужно об этом беспокоиться. Просто распишись,закрой дверь и отправляйся домой. Вот и все, что мненужно.

— Конечно, профессор, но что…

— Просто распишись, закрой дверь и забудь об этом,Джессика.

Пауза, многозначительная тишина, затем:

—  Я не вижу причин кому-то об этом рассказывать. Этоличное. И не имеет никакого отношения куниверситету.

Джесси удивленно моргнула. Она никогда раньше не слышала, чтобыпрофессор говорил таким тоном. Слова звучали резко, словно ончего-то боялся и хотел защититься… У него явно была паранойя.

— Поняла. Я обо всем позабочусь. Отдыхайте,профессор. И ни о чем не волнуйтесь, — поспешноуспокоила Джесси, решив, что какое бы обезболивающее ему нипрописали, действовало оно на беднягу очень забавно.

Однажды Джесси приняла тайленол с кодеином, отчего у нее всеначало зудеть и она стала крайне раздражительной и злобной.Учитывая множественные трещины в костях, профессору наверняка даличто-то посильнее тайленола.

И вот теперь, стоя под тихо жужжащими лампами дневного света вуниверситетском холле, Джесси потерла глаза и широко зевнула. Онаустала. Ей придется встать в шесть пятнадцать утра, чтобы успеть напару, которая начинается в двадцать минут восьмого, а к томувремени, как она доберется домой — уже утром — и ей удастсязабраться в постель, перед ней уже будет маячить двадцатичасовойрабочий день. Снова.

Повернув ключ в замке, Джесси толкнула дверь кабинета, включиласвет. И глубоко вздохнула, шагнув внутрь и наслаждаясь запахом книги кожи, тонким ароматом полироли для Дерева и ароматом любимогопрофессором трубочного табака. Джесси была уверена, чтокогда-нибудь ее собственный кабинет будет очень похож на этот.

В просторной комнате были встроенные книжные шкафы, занимавшиевсе пространство от пола до потолка, и высокие окна. В течение дняна древний узорчатый ковер, в рисунке которого сплетались винный,серый и янтарный цвета, лился поток солнечного света. Мебель изтика и красного дерева была выполнена в «мужском» стиле: роскошныйстол с ножками в виде когтистых лап, дорогой кожаныйчестерфильдский диван насыщенного кофейного цвета, два одинаковыхкресла с подголовниками. В кабинете было множество застекленныхантикварных шкафчиков и несколько столов, чтобы демонстрироватьсамые ценные копии артефактов, которыми гордился профессор.Репродукция лампы «Тиффани» украшала стол. Только компьютерныймонитор с плоским экраном, двадцать один дюйм по диагонали, невписывался в общую картину. Стоило его убрать, и Джесси могла быподумать, что оказалась в библиотеке английского особнякадевятнадцатого века.

— Сюда! — крикнула она через плечо, обращаясь кгрузчикам. Посылка была не совсем такой, как она рассчитывала.После слов профессора Джесси представляла себе пухлый конверт, аможет, маленькую бандероль.

Но «посылка» оказалась на самом деле контейнером, причемдовольно большим. Он был высоким, широким, размером примерно как…саркофаг, наверное, поэтому с ним было довольно нелегко управлятьсяв университетских коридорах.

— Осторожней, мужик. Наклоняй! Наклоняй! Оу! Ты мне палецотдавил! Сдай назад и наклони его!

Бормотание.

— Извини. — Ворчание. — Стремно мне с этойчертовой штукой. Коридор, блин, слишком узкий.