Избранница горца

— Слава Богу, — сказала она. — Я умираю отголода.

Кейон подался назад, скрылся за серебром так, чтобы видетькомнату, оставаясь при этом невидимым.

Джессика подошла к двери, а он не сводил глаз с ее аппетитнойпопки. Совсем недавно он держал эту попку в руках, наслаждаясьприкосновением к шелковистой коже. Он готов был сделать ее своейженщиной, наполнить ее собой, вбиться в нее. Он касался ее полнойтяжелой груди, целовал пухлые губы, пробовал ту сладость, которойбыла Джессика Сент-Джеймс. И вскоре он попробует сладость между еебедер, будет лизать и посасывать, пока она не начнет содрогаться воргазме за оргазмом.

Приглушенный рык затрепетал в его горле. Господи, ему оченьнравилось смотреть на то, как она двигается! Ее походка былауверенной и быстрой, но при этом грациозной и сексуальной. С такимтелом, как у нее, невозможно не быть сексуальной. Короткоподстриженные темные кудряшки только придавали ей женственности,подчеркивая нежную кремовую шейку, тонкие ключицы, мягкий изгибспины.

« Я не хочу говорить о том, чтопроизошло», — сказала она.

« Я не против, женщина», — подумал Кейон,беззвучно рассмеявшись и пожав плечами. Им не нужны слова.

Их тела говорили на одном языке, одними и теми же словами.

Он смотрел на Джесси, и что-то горячее и властное зарождалось вего груди.

Дело было не в том, что он хотел переспать с ней. Он отвечалдревнему непреодолимому зову.

Это была дикая, животная страсть. Это была потребность…

Есть. Черт побери. Его рот начал наполнятьсяслюной. Он учуял запах мяса.

— Поставьте сюда, — говорила Джессика, показывая настолик у окна.

Стройная женщина, которой было слегка за тридцать, с каштановымиволосами до плеч, вкатила в комнату столик на колесиках и направилаего по узкому проходу между кроватями и мебелью.

Красное мясо. Слава богу, девочка не заказала рыбу или птицу!Прошло более века с тех пор, как он ел в последний раз, и емухотелось мяса с кровью. В последний раз, когда Лукан освободил его,Кейон жадно накинулся на обед из хлеба, сыра и эля. Для еговкусовых рецепторов это был праздник, но не хватало сочного,нежного, плотного мяса. Воспоминание о мясе преследовало его ужеболее четырехсот двадцати семи лет.

Находясь в зеркале, он не испытывал телесных нужд — ни голода,ни жажды, ни потребности спать, справлять нужду или мыться, —но это не означало, что у него не было психологическихпотребностей.

Он был голоден. Черт побери, как он был голоден! Он проводилмного времени, погрузившись в воспоминания о вкусе и запахе любимыхблюд.

Кейон закрыл глаза, наслаждаясь ароматами, проникавшими взеркало, пока женщина разгружала столик.

И даже не понял, что привлекло его внимание.

Позже он решил, что намерения женщины были целенаправленными,что он непроизвольно учуял их даже сквозь стекло. Такое иногдаслучалось, когда эмоции Лукана становились ярче, поскольку онприходил в ярость по той или иной причине.

Как бы то ни было, Кейон среагировал без промедления.

Его рука скользнула к ножнам. Он выхватил оружие и прошипелзаклинание, открывавшее вуаль серебра.

И метнул восьмидюймовое, невероятно острое лезвие сквозьстекло.

11

Мотая головой, Джесси попятилась и завопила. Миг назад онаговорила с этой женщиной, а потом что-то горячее и мокрое окатилоее, расплескавшись по лицу и волосам, по свитеру и даже джинсам.Джесси непроизвольно зажмурилась.

А когда открыла глаза, то поняла, что горничная стоит, слепоглядя перед собой и беззвучно шевеля губами.

В ее горле торчал инкрустированный кинжал Кейона МакКелтара.

До Джесси не сразу дошло, что за жидкость ее окатила, и ее чутьне стошнило. Но когда она открыла рот, из него вырвался толькокрик.

— Джессика, немедленно прекрати орать! — раздалсяприказ из зеркала.

Она действительно собиралась перестать. Действительно.

Женщина попятилась к телевизору, с глухим звуком стукнулась обнего головой и упала. Ее тело конвульсивно задергалось, а потом оназамерла, полусидя, полулежа. Отельная униформа сбилась на еебедрах.

Джесси в ужасе смотрела на то, как на губах горничной пузыритсякровь, а ее глаза становятся жутко пустыми.

Господи, она была мертва, эта женщина была мертва! Кейонзамолотил кулаками по поверхности зеркала.

— Прекрати кричать, Джессика! Черт возьми, послушай меня,если ты привлечешь чье-то внимание, люди подумают, что это тыее убила. Никто не поверит твоей истории очеловеке в зеркале, а я не покажусь. Я позволю тебе отправиться втюрьму, Джессика!

Джесси вздрогнула. Его резкие слова подействовали на нее, какпощечина. Она перестала вопить так быстро, что крик перешел викоту, а затем стало тихо.

Кейон был прав.

Если соседи сбегутся на ее крики, они увидят ее, залитую кровью,и краденый артефакт, а на полу — убитую женщину. Убитую другимартефактом, обладание которым Джесси никак не сможет объяснить.

Ее арестуют в мгновение ока.

И не только по обвинению в краже, о чем она волновалась, покидаякампус. Ее обвинят в убийстве.

А она ничего не сможет придумать, чтобы заставить Кейонапоказаться в зеркале и снять с нее обвинение.

Учитывая то, что ему достаточно прятаться на протяжении двадцатидней, чтобы совершить месть, которой он жаждал тысячу лет, он будетсчастлив, оказавшись в полицейском участке Чикаго, в хранилище дляукраденных вещей и улик. Там он будет отлично спрятан и будетнаходиться под защитой полиции. Нет, он определенно не станетспасать ее задницу.

Черт, черт, черт.

Джесси крепко сжала губы, чтобы ненароком не издать еще одноговопля.

— Закрой дверь и запри ее, Джессика.

Девушка вскарабкалась на кровать так быстро, что скатилась сдругой стороны. Она оставила входную дверь приоткрытой, язычокзамка виднелся между дверью и косяком. Вскочив с пола, Джессипомчалась к двери, приоткрыла ее ровно настолько, чтобы прижатьязычок, и, стараясь не оказаться в поле зрения тех, кто мог быть вкоридоре, закрыла дверь и повернула замок. Она слышала, как изкоридора доносятся голоса, а быстрые шаги приближаются кномеру.

И решила не отходить от двери. Пусть она кричала всего несколькосекунд, но Джесси знала свои легкие и понимала, что это было оченьгромко.

Через несколько мгновений в дверь легонько постучали.

— С вами все в порядке, мэм? — спросил встревоженныймужской голос. — Мы были в номере неподалеку от вашего ислышали крик.

Ее сердце так бешено колотилось, что Джесси пришлось дваждывздохнуть, глубоко и медленно.

— Ах да, — выдавила она. — Я в порядке. Простите,что побеспокоила вас. — Ей удалось издать дрожащийсмешок. — В душе был паук, а меня арахнофобия. Я простоиспугалась. — Джесси очень надеялась, что ей удалось придатьсвоему голосу убедительность.

За дверью стало тихо, потом донесся мягкий мужской смех.

— Мы с друзьями с удовольствием защитим вас от паука,мэм.

Мужчины.Вечно они со своей снисходительностью,даже когда пытаются предложить помощь. Она никогда не бояласьпауков. А даже если бы и боялась, это все равно не повод смеятьсянад ней. Мертвое тело — вот что ее напугало. По поводу жуков-пауковона не дергалась. Одна из ее подруг, Шерил Кэрролл, боялась цветов,и в этом тоже не было ничего смешного.

— Нет-нет, — поспешно заверила Джесси. — Все впорядке, мой муж обо всем позаботится. — Скажи что-нибудь, — прошептала онаКейону, обернувшись через плечо.

— Все хорошо, — пророкотал он. — Благодарю забеспокойство.

Джесси скорчила рожицу. Все хорошо, что хорошо кончается, беззвучнозакончила она, сморщив нос. Ну вот зачем он так говорит?

После того как благородный спаситель услышал голос другогомужчины, сердечности в его тоне поубавилось.

— Если хотите, можно связаться с портье и поставить его визвестность. В номерах не должно быть насекомых. Моя девушка тожененавидит пауков.

— Я так и сделаю. Спасибо.