Вересковая принцесса

— Глупенькая, кто же об этом кричит во всё горло? — воскликнула она, принуждённо улыбаясь, и приложила свой нежный пальчик к моим губам.

Оглядевшись, она заметила маленькое зеркальце на стене.

— Ах, это не годится, нет, так не пойдёт! — шокированно воскликнула она. — В этом осколке даже носа не увидишь!.. Как же я буду приводить себя в порядок? Я же не крестьянка, дитя, — я привыкла жить по-княжески!.. Ты же принесёшь мне другое, пристойное зеркало, чтобы я хоть приблизительно могла держать себя в порядке?.. Там, в замке, где ты сейчас живёшь, есть, конечно, какое-нибудь лишнее трюмо… Дитя — между нами — любой знак внимания, который ты мне окажешь в этой временной неприятной ситуации, обернётся тебе потом тысячекратной благодарностью с другой стороны… Достань мне всё, что мне нужно для удобства, — яза это отвечу.

— Как я могу, тётя? — смущённо ответила я. — Ведь мебель в наших комнатах принадлежит господину Клаудиусу!

Она улыбнулась.

— Мне бы не хотелось даже сдвинуть с места какой-нибудь стул, — серьёзно продолжала я. — Из «Услады Каролины» я при всём желании не могу тебе ничего принести; но, возможно, фрау Хелльдорф сможет одолжить тебе то, что ты хочешь, — давай поднимемся к ней.

Меня сильно повергло в уныние, что и маленькая женщина приняла мою красивую, роскошно наряженную протеже неприятно поражённым взглядом. Не помогло и то, что моя тётя неотразимо-сладким голосом сказала ей тысячу приятных слов и назвала обоих детей ангелочками с золотыми локонами. Тонкое лицо моей подруги не утратило своего выражения холодной, недоверчивой сдержанности, а когда я в конце концов нерешительно попросила её о зеркале, она окаменела, словно статуя, сняла со стены большое зеркало — её единственное, — передала его моей красивой тёте и сказала с несомненной насмешкой:

— Я обойдусь и без него.

— Будьте осторожны, Леонора, я очень вас прошу! Я тожебуду начеку, — шепнула она мне в коридоре, в то время как синее платье скрылось на лестнице.

Внизу я очень тихо положила на стол мой кошелёк. За это я получила поцелуй и заверение, что мне через очень короткое время «все мои маленькие жертвы» принесут тысячекратные проценты. Затем моя тётя принялась старательно прилаживать зеркало, а я с тяжестью в сердце вернулась в «Усладу Каролины».

29

Когда я вернулась в библиотеку, уже смеркалось. Отец тихо бродил по античному залу среди неподвижных, бледных скульптур. Он не сказал мне ни слова о своей отвергнутой сестре — видимо, он решил, что она уехала навсегда и более никогда ему не встретится, а я должна этот инцидент как можно скорее забыть. Дрожа, я поплотнее укуталась в накидку — в огромном неотапливаемом кабинете было ужасно холодно, а на стеклянном куполе крыши уже лежал первый снег.

— Ты простудишься, отец, — сказала я и взяла его за руку — она была очень горячая, а его глаза казались воспалёнными.

— Простужусь?.. Здесь восхитительно — мне очень хорошо, как будто на лоб наложили холодную повязку!

— Но уже поздно, — неуверенно возразила я, — и тебе надо немножко привести себя в порядок… Ты, наверное, забыл, что сегодня приедет принцесса? Она хочет увидеть оранжерею при газовом освещении…

— О Боже, зачем мне оранжерея? — вскричал он нетерпеливо. — Вы что, хотите свести меня с ума цветочными ароматами и ярким светом, который действует мне на нервы?.. Нет, нет!.. Какое мне дело до принцессы и до герцога!

Резко взмахнув рукой, он случайно задел маленькую красивую статую, и она упала с со своего постамента… А он, всегда так осторожно касавшийся античных сокровищ ласковыми, нежными пальцами, сейчас даже не повернул голову на шум падения, и несчастная фигурка осталась лежать на полу. Глубоко шокированная, я попыталась успокоить его.

— Конечно, как хочешь, отец, — сказала я. — Я тотчас же пошлю кого-нибудь в главный дом сообщить, что мы не придём.

— Нет, нет, ты обязательно иди, Лорхен, — мягко прервал он меня. — Принцесса тебя любит; и кроме того, мне сегодня хочется побыть одному.

Он вернулся в библиотеку и сел за письменный стол. Я закрыла двери, развела в печке огонь и накрыла столик к чаю; затем со стеснённым сердцем я спустилась к себе и оделась к выходу. Я впервые после того случая достала жемчуг моей бабушки из шкатулки и вплела ожерелье себе в локоны. Влажно мерцающие жемчужины тяжело лежали на тёмных волосах, они смотрелись более живо и выразительно, чем на шее — я так и хотела; кто знает, когда принцесса опять придёт сюда!..

Было уже довольно поздно, когда я перешла через мостик и направилась к оранжерее. В какой-то момент я застыла, ослеплённая. На меня падали последние снежинки с рассеивающихся в небе облаков, под моими ногами скрипел снег, и осыпанные инеем кусты и деревья отовсюду тянули ко мне свои белые, застывшие ветви — а за стеклом горделивые пальмы вздымали роскошные, пышные кроны над кактусами и газонами, а между ними серебристо струились водопады. В океане света зелень переливалась тысячей оттенков, от фосфоресцирующей майской свежести до глубокой зрелости хвои — оранжерея мерцала посреди заснеженного сада, как изумрудная брошь на белом бархате.

— Ах, добрый вечер, моя малышка! — воскликнула принцесса, когда я подошла к ней. Она сидела на том же самом месте, где я когда-то рассказывала о моей бабушке. Господин Клаудиус стоял за её креслом и разговаривал с ней, а свита принцессы и брат с сестрой непринуждённо расположились двумя группами по обеим сторонам от неё.

— Принцессочка, как сказочно вы появились! — пошутила она. — Такое впечатление, что вас принёс водопад!.. Дитя, вы и в самом деле не знаете, какое ценное сокровище так беззаботно носите на ваших роскошных, диких локонах?

— Да, ваше высочество, я знаю это. Этот жемчуг — последние остатки огромного состояния, — ответила я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно и звучно. — Надевая мне ожерелье на шею, моя бедная бабушка сказала, что оно видело много семейного счастья, но также видело и горе: были времена, когда оно сбегало от костров аутодафе и других пыток, которыми христианская нетерпимость преследовала евреев — потому что моя дорогая бабушка, ваше высочество, была еврейка, урождённая Якобсон из Ганновера.

Последние слова я выговорила подчёркнуто громким голосом и при этом посмотрела на господина Клаудиуса… И какое мне было дело до того, что господин фон Висмар смущённо откашлялся и робко посмотрел на принцессу, а фройляйн фон Вильденшпринг сделала торжествующий жест, словно хотела сказать: «Разве я не была права, когда мой высокородный нос учуял мещанский элемент в этом создании?» — Какое было мне дело до того, что прекрасный Танкред мрачно подкрутил свои изящные усы и, презрительно повернув голову, шепнул Шарлотте несколько слов?.. Ведь я видела вспышку ликования на лице господина Клаудиуса — и мне показалось, что он хочет протянуть ко мне руки и прижать меня к своему сильному, гордому сердцу, защищая от жалкого общества, потому что я преодолела ложный стыд, потому что я мужественно приняла на себя презрение аристократической касты, чтобы снова завоевать егоуважение!

— Ах, смотрите-ка, какое пикантное открытие! — весело воскликнула принцесса абсолютно непринуждённым тоном. — Теперь я знаю, откуда у моей любимицы этот несомненно восточный профиль!.. Да, да, наверное, такая же чернокудрая девушка с бойкими ножками потребовала у Ирода голову Иоанна!.. Когда вы снова будете у меня, я хочу больше узнать об интересной бабушке — слышите, дитя моё? — Она поправила жемчуг на моей голове и пропустила мои локоны через пальцы. — Я сердечно люблю её, эту маленькую Ребекку с чистым умом и бесхитростно болтающим ротиком! — сказала она задушевно и поцеловала меня.

Ах, на этот раз моя болтовня была совсем не бесхитростной, и он знал это — он, чей взгляд не отрывался от меня!..

Принцесса усадила меня на скамеечку у своих ног, и я сидела на этой скамеечке и молча слушала ведущиеся вокруг разговоры. Пришла фройляйн Флиднер и объявила, что в главном доме всё готово. Принцесса хотела выпить чашку чая в «интересном старом доме» — из-за ревматизма она не могла слишком долго оставаться во влажной, туманной атмосфере теплицы. Она закуталась в свой мех, оперлась на руку господина Клаудиуса и пошла по заснеженному саду впереди укутанного, живо болтающего общества. Облака на небе рассеялись, сквозь тонкие ветви тополей на снег лился свет, оставляя на нём причудливые тени — взошла луна.