Страница 7 из 87
— Но это все равно обеспечивает мне долю дохода от виноградников и оливковых рощ.
— Точно так, — потер руки Харакс. — Но коль скоро ты предпочла заложить свою долю мне, когда тебе остро не хватало наличных, эта статья долее не применяется.
Он устремил на меня вопрошающий взгляд — наполовину торжествующий, наполовину изучающий, — словно ожидал, что я выйду из себя, а то и брошусь на него с кулаками. Но снадобье успело прочно овладеть мною, к тому же весь свой гнев я истратила на бедняжку Талию. Видя, что я не тороплюсь высказать свое мнение по поводу услышанного, Харакс сказал:
— И все-таки ты в незавидном положении, сестрица.
Я устало вздохнула.
— Твоя правда, — сказала я. — Каковы твои условия?
Харакс сложил кончики пальцев вместе и уставился в пол.
— Ты сможешь сохранить за собой этот дом, — ответил он. — Только давай не протестовать. Если все купцы, которые одолжили тебе деньги, откажут тебе в выкупе закладных из-за просрочки — а они вполне могут это сделать, — то дом со всем имуществом пойдет с торгов.
— Согласна, — сказала я. Все было предельно ясно.
— Более того. Я освобожу от закладной твою долю наследства и буду выплачивать тебе условленную долю дохода со всех продаж.
— А ты уверен, что сможешь это обеспечить? — ехидно спросила я. — Забыл, сколько денег ты ухлопал в Египте на эту паскудницу Дориху [23]? Из-за тебя вся семья чуть до миру не пошла!
— Смогу, — ответил он, — Теперь смогу.
Невольная искорка восхищения вспыхнула во мне.
Не каждый мужчина способен выказать достоинства, перевешивающие его чудачества и странности — у моего братца это сильный склад характера, а более всего — знания, обеспечивающие успехи в торговых делах. Да и не каждый купец, который возит товары по Эгейскому морю, добирается до таких мест, как Египет, в поисках хороших рынков. Особенно если ему под пятьдесят. Но денежки всегда, сколько я себя помню, оказывали неодолимое воздействие на Харакса.
— Ну хорошо, — сказала я. — Говори свои условия.
— Они очень просты, милая моя, — объяснял он мне, точно больной. Встал, посмотрел в окно, затем снова на меня. — Условие только одно. Брось этого парня, этого корабельщика, или кто он там. Дай слово, что больше не будешь искать с ним встречи.
Я ничего не сказала. Говорить было нечего.
— Подумай, — сказал Харакс. — У тебя будет дом и приличный доход. Скандал скоро уляжется, если ты сама не подольешь масла в огонь. У тебя высвободится время, чтобы сочинять. Понимаю, поначалу может быть больно. Знаю сам — кому это известно, как не мне? Но у тебя по-прежнему останется Клеида, моя милая. Любовь дочери глубже, прочнее и преданнее, чем праздная похоть с каким-то корабельщиком.
Я смотрела на него, понимая, что он настаивает на своем и уже поздравляет себя с победой, так легко найдя решение наболевшей семейной проблемы. Вот в каком направлении работает его трезвый рассудок. Ну и конечно же, не прочь подколоть — ведь именно так, «праздной похотью», я назвала его собственную связь с этой паскудницей Дорихой… Похоже, что он еще не разузнал о размолвке с Клеидой. А если… только делает вид, что не знает?.. Да, в сем случае не откажешь ему в умении поиздеваться…
— Сожалею, — сказала я (и, как это ни удивительно, я действительно сожалела, что мы говорим с ним на разных языках), — такого слова я дать не могу. Хотя бы потому, что ты прибегаешь к угрозе, Харакс. И потом… — На этом месте я осеклась, не зная, что говорить дальше: как я могла убедить брата, что есть такие понятия, как самоуважение и достоинство, если эти слова для него что стершиеся от долгого хождения монеты?
В наступившей тишине я слышала его тяжкое дыхание с едва заметным гортанным хрипом, который, по-видимому, не оставлял его ни зимой, ни летом.
— И я очень сожалею, — сказал он наконец. — Я-то надеялся, что дам тебе возможность свободного решения. Но, что бы ты ни выбрала, конец будет один и тот же.
Тело мое пронзила холодная искорка ужаса, на мгновение отрезвив от усыпляющего воздействия снадобья.
— Нет, — ответила я. — Нет, нет, нет!
Я кричала как ребенок, который разбил хрупкую красивую игрушку и хочет, чтобы мгновение, когда она еще была целой у него в руках, возвратилось назад.
— Твой дружок, — продолжил Харакс, — был… Как бы тебе все это объяснить?.. Ну, в общем, не слишком-то осторожен в своем выборе. Но я тут немножечко переговорил с ним по-дружески, и знаешь, он оказался податливее, чем я ожидал.
— Ты что, подкупил его? — скучным тоном спросила я.
— Не пришлось. Я сказал ему, что есть двое-трое весьма влиятельных граждан, которые шьют ему дело по обвинению в прелюбодеянии. И, кстати, отнюдь не на пустом месте, говорю это тебе для твоего же блага. Но я заверил его, что если он уберется подобру-поздорову, то ход делу дан не будет.
То ли от потрясения (хоть я всем сердцем чувствовала, понимала, к чему все идет!), то ли от воздействия зелья меня охватил полный физический паралич. Все мускулы моего тела онемели и сделались безжизненны, будто Харакс, взяв на себя роль Медузы Горгоны [24]мужского пола, превратил меня в серый камень.
— Понимаю, — произнесла я, едва шевеля губами.
— Твой возлюбленный устроился матросом на грузовой корабль два дня назад, — с удовлетворением улыбнулся Харакс. — У меня есть кое-какие связи с портовым начальством. Все сделано так, что комар носа не подточит.
Мне оставалась последняя крохотная надежда.
— А этот корабль, — прошептала я, — уже уплыл?
— Корабль? Уже уплыл, — небрежно бросил он. Мог бы и добавить: «А что, помчишься за ним вслед?» У такого бы язык повернулся…
Два кратких слова, точно два пузыря, вспенились у меня на губах.
— Когда? — прошептала я. — Куда?
Харакс устремил на меня взгляд, — и я впервые прочла в его глазах подлинную жалость.
— Вчера на рассвете. Кружным путем на Сицилию.
Значит, это был один из наших кораблей. Туда везут
вино, обратно зерно. Путь лежит к югу от Пелопоннеса [25], мимо Крита и Цитеры, во избежание уплаты пошлин в Истме. С экипажем, набранным за медные гроши, при постоянной угрозе страшных бурь, гуляющих над Ионическим морем.
Словно читая мои мысли, Харакс ответил:
— Да не волнуйся ты. Право, не все мои корабли идут на дно. Есть же у меня, в конце концов, какая-никакая торговая жилка! А что касается твоего любовника, то едва ли Посейдон [26]примет такого на дно морское. Скорее всего, он по-другому кончит. С ножом в спине.
— Уйди, — взмолилась я. — Пожалуйста, оставь меня!
Он замялся, переступая с ноги на ногу.
— До тебя что, и впрямь не доходит, что твое положение безнадежно? — выдавил он наконец.
— Да. Совершенно безнадежно. Согласна.
У меня уже начали слипаться веки.
— Ты потрясена. Я это вижу. Но ты это скоро переживешь.
— Надеюсь.
— Тебе просто необходимо снова заняться сочинительством. Это тебя отвлечет.
«А вот начну, — подумала я, — а вот займусь! Только не так, как ты думаешь. Времена не те». Нет, мне нужно собрать осколки своей жизни и взглянуть на них как на целое! Очистить свои страдания с помощью слов. Расплавить свою боль, перелить ее в нечто зримое. Поджечь рану, чтобы раз и навсегда вылечить. Мне не оставалось ничего другого.
Я сделала попытку улыбнуться.
— Спасибо, братец, — только и сказала.
— Вот увидишь, все будет отлично. А я пока поищу ходы-выходы в юридических тонкостях. Тебе не о чем будет беспокоиться.
Я сомкнула глаза и словно свинцовой гирькой упала в большой черный водоворот, в затягивающую пропасть тьмы. Прежде чем успела открыть рот, чтобы закричать или. хоть взять дыхание, впала в забытье. Я так и не услышала, как Харакс ушел.
23
…сколько денег ты ухлопал в Египте на эту паскудницу Дориху? — Об отношениях Харакса и Дорихи (она же Родопис) читаем у Геродота (История, II, 135): «Родонис была рабыня, родом из Фракии. Самосец Ксанф привез ее в Египет, чтобы добывать через нее деньги. Ее выкупил за большую сумму один человек из Митилены, Харакс… брат певицы Сафо. Таким образом Родопис стала свободной. Она осталась в Египте и, так как была очень хороша, стала зарабатывать много денег. Она была так знаменита красотой, что все в Элладе звали ее Родопис (розовощекая). Когда Харакс… вернулся в Митилену, Сафо жестоко высмеяла брата в одной из своих песен».
24
Медуза Горгона — старшая из трех сестер Горгон — дочерей Форкиса и Кето. Когда она забеременела от Посейдона, Персей отрубил ей голову, глядя в медный щит, чтобы избежать ее взгляда, превращавшего все живое в камень. Голову Медузы Персей отдал Афине, которая носила ее на своей эгиде.
25
Пелопоннес — полуостров, связанный с материковой частью Истмийским перешейком.
26
Посейдон — бог морей, всех источников и вод. Он был и владыкой земных недр, земных богатств и повелителем землетрясений. Своим трезубцем он мог вызвать землетрясение или бурю, появлялся всегда с огромной свитой, состоящей из морских божеств низшего ранга и морских животных. Разгневанный ослеплением своего сына Полифема, он жестоко преследовал Одиссея. В честь него праздновались Истмийские игры.