Страница 71 из 135
Когда Хекс задержала на нем взгляд, Джон одними губами спросил: «Что?».
— Уверен, что я могу спросить тебя об этом? — Когда он кивнул, она посмотрела ему прямо в глаза. — Я знаю, что ты что-то упустил. Я чувствую это. Есть некий пробел в событиях, что произошли между приютом и той квартирой.
Ни один мускул не дернулся и не дрогнул на его лице, он даже не моргнул. Но сказки о мужчине, который хорошо умел скрывать свои эмоции и реакции здесь не годились. Она была уверенна в том, что знала о нем.
— Все в порядке. Я не собираюсь тебя ни о чем спрашивать. И не буду на тебя давить.
Его слабый румянец она будет помнить еще долго после того, как уйдет… и мысль о том, что в скором времени она его покинет, заставила Хекс поднести пальцы к его рту. Он дернулся от неожиданности, а она сосредоточилась на его губах.
— У меня для тебя кое-что есть, — сказала она низким, глубоким голосом. — И не для того, чтобы сравнять счет. А лишь потому, что я этого хочу.
Все-таки было бы замечательно, будь у нее возможность прогуляться с Джоном по местам своей жизни. Но его знание о ее прошлом сделает самоубийственную миссию Хекс только труднее: какие бы чувства она не испытывала к нему, она будет искать своего похитителя, не обманывая себя относительно шансов на выживание в этом мероприятии.
У Лэша были свои трюки.
Очень плохие и опасные трюки.
Воспоминания об ублюдке снова вернулись к ней, ужасные, уродливые, заставляющие бедра дрожать, и тем не менее, толкающие ее на то, к чему она в действительности могла быть еще не готова. Но она не позволит себе умереть со знанием, что Лэш был последним, кто к ней притронулся.
Не сейчас, когда единственный мужчина, которого она любила по-настоящему, сидел перед ней.
— Я хочу быть с тобой, — сказала она хрипло.
Джон шокировано смотрел в ее лицо своими синими глазами, будто искал на нем признаки того, что, может быть, он что-то понял не правильно. А потом горячая, густая похоть прорвалась сквозь все его эмоции, разрушая их и не оставляя ничего, кроме стремления мужчины воссоединиться с женщиной.
К его чести, он сделал все, чтобы заглушить этот инстинкт или хотя бы удерживать под неким подобием контроля. Но это привело лишь к тому, что именно она закончила эту борьбу между разумом и чувствами, прижавшись губами к его рту.
О… Боже, его губы были такими мягкими.
Она чувствовала, как бурлит его кровь, но несмотря на это, он все равно держал себя в узде. Даже когда она проникла языком глубоко в его рот. И этот контроль очень помогал ей, потому что мысли в ее голове метались между тем, что она делала сейчас…
И тем, что делали с ней совсем недавно.
Чтобы сосредоточиться, она нашла руками его грудь и провела ладонями по твердым мышцам напротив сердца. Толкнув его спиной на матрас, она вдохнула его запах и связующий аромат темных специй, который сейчас исходил от него. Они оба были неповторимы, и совершенно не похожи на тошнотворную вонь лессера.
Что помогало ей отделить этот опыт от того, что был у нее в последнее время.
Поцелуй начинался как осторожное исследование, но все быстро изменилось. Джон придвинулся к ней ближе, прижимая свое массивное тело к ее, закидывая на нее свою тяжелую ногу. В то же время, он обнял ее, тесно прижимая к себе.
Он не торопился, как и она.
И все было в порядке, пока его рука не скользнула на ее грудь.
Это прикосновение оглушило ее, выдергивая из этой комнаты, с этой кровати, из объятий Джона и прочь от этого момента, возвращая ее обратно в ад.
Борясь с собственным сознанием, она пыталась оставаться на связи с реальностью и с Джоном. Но когда он провел пальцем по ее соску, ей пришлось заставить свое тело не дергаться. Лэш любил вжимать ее в кровать до того, как случалось неизбежное, царапая и лапая ее по всему телу. Несмотря на то, что он обожал кончать, еще он тащился от прелюдии, ведь это выносило ей мозг.
Психологически умный ход с его стороны. Она-то, конечно, предпочла бы побыстрее со всем этим покончить…
Джон прижался эрекцией к ее бедру.
Щелк.
Тут ее самообладание не выдержало, достигая предела своей прочности и разрывая ее на части: подскочив, ее тело самопроизвольно разрывало контакт, их единение, полностью убивая момент.
Вскочив с кровати, она чувствовала ужас Джона, но была слишком занята, пытаясь справиться с собственным страхом, чтобы объяснить ему все. Кружа по комнате, она отчаянно пыталась зацепить за реальность, глубоко дыша, но не от страсти, а по причине неудержимой паники.
Как же это было хреново.
Гребаный Лэш… она убьет его за это. Не за то, что ей пришлось пережить, а за то, в какое положение она только что поставила Джона.
— Прости, — простонала она. — Мне не стоило начинать это. Мне очень жаль.
Немного придя в себя, она остановилась перед шкафом и посмотрела в зеркало на стене. Пока она металась по комнате, Джон встал с кровати и подошел к раздвижным стеклянным дверям. Скрестив руки на груди, плотно сжимая челюсти, он смотрел в ночь.
— Джон… дело не в тебе. Я клянусь.
Он покачал головой не глядя на нее.
Она закрыла лицо ладонями, тишина и напряжение между ними будили в ней желание сбежать. Она просто не могла справиться со всем этим — с тем, что чувствовала и что сделала с Джоном, и всем этим дерьмом с Лэшем.
Ее взгляд упал на дверь и мышцы напряглись, толкая ее к выходу. И это так на нее похоже. Всю свою жизнь, она всегда полагалась на свою способность растворяться, не оставляя после себя никаких объяснений, никаких следов, ничего, кроме воздуха.
Что было хорошей чертой для наемного убийцы.
— Джон…
Он повернул голову, и когда их глаза встретились в отражении свинцового стекла, в его взгляде горело сожаление.
Он ждал, пока она заговорит, и ей стоило бы сказать ему, что будет лучше, если она сейчас же уйдет. Она должна была бросить еще одно вялое, тупое извинение, а затем дематериализоваться из комнаты… и его жизни.
Но все что она смогла, это лишь прошептать его имя.
Он повернулся к ней лицом и сказал одними губами: «Мне очень жаль. Иди. Все нормально. Иди».
Но она не смогла двинуться с места. А потом открыла рот. Поняв, что в задней части горла образовался ком, она не могла поверить, что он собирается принять форму слов. Откровения были совершенно ей не присущи.
Черт возьми, она что, на самом деле собиралась это сделать?
— Джон… Я… Я… Меня…
Переместив взгляд, она посмотрела на свое отражение. Ее острые скулы и смертельная бледность были результатом чего-то гораздо большего, чем нехватка сна и питания.
Внезапно вспыхнув от гнева, она выпалила: — Лэш не был импотентом, ясно? Он не был… импотентом…
Температура в помещении упала так быстро и так низко, что ее дыхание превратилось в облачко пара.
И то, что она увидела в зеркале, заставило ее развернуться и сделать шаг назад, подальше от Джона: его синие глаза светились каким-то адским огнем, верхняя губа поднялась вверх, обнажая клыки, настолько острые и длинные, что они напоминали кинжалы.
Предметы по всей комнате начали вибрировать: прикроватные лампы, одежда на вешалках, зеркало на стене. Коллективное дребезжание переросло в глухой рев, и ей пришлось прижаться к бюро, в противном случае она просто упала бы.
Воздух стал живым. Заряженным. Наэлектризованным.
Опасным.
А Джон был центром этой бушующей энергии, его ладони сжались в кулаки так крепко, что дрожали предплечья, бедра напряглись, когда он принял боевую стойку.
Рот широко распахнулся, голова наклонилась вперед… и он испустил боевой крик…
Звук взорвался вокруг нее, столь громкий, что ей пришлось прикрыть уши руками, и она почувствовала, как мощная волна воздуха ударила в лицо.
В какой-то момент она подумала, что он обрел голос, но не голосовые связки издавали сейчас этот рев.
Стеклянные двери за его спиной повылетали, разбиваясь на тысячи осколков, что рассыпались и подпрыгивали на полу, ловя и отражая свет, словно капли дождя.