Красный падаван

Ночами юноша закрывал глаза, прислонялся подушечками пальцев к металлу переборок и слушал далёкий гул мобильных стапелей, треск сварочных аппаратов, вкрадчивый и монотонный звук нараставших на скелете огромного корабля мускулов, кожи, когтей, органов чувств — «ж-ж-ж..».

Старкиллер понимал, что всё это неспроста.

Ради него Вейдер нарушил даже старинное и свято соблюдаемое правило ситхов — закон Бейна. Юноша гордился учителем и себя самого искренно полагал лишь инструментом в руках мастера.

Теперь инструмент подвёл хозяина. Физическая боль, в которой за долгие годы тренировок он привык находить спасение, сейчас почти не отвлекала.

Заведующий Особым сектором ЦК Александр Николаевич Поскрёбышев — по первой профессии фельдшер, юридическое и экономическое образование получил он много позже — от госпитализации отказался и сейчас руководил рабочими, зорко вертя залепленной пластырями головой. Восстановление приёмной было почти завершено, оставалось подогнать порожки дверей, ведущих в кабинет Самого.

Иосиф Виссарионович отдыхал внизу. Поскрёбышев знал, что отдых долго не продлится: даже после таких… необычных переговоров, даже мучимый жестокой простудой, Сталин праздности не терпел.

Убеждённый старый большевик, он твёрдо верил в необходимость и благотворность насилия, прежде всего — над самим собой. А постоянная готовность принудить к работе себя даёт право принуждать к ней других. Сталин знал, что люди глупы — если не найдётся что-то или кто-то, способный принудить их стать умными. Железной рукой! Иначе большинство только и делают, что чураются любой разумной мысли и дно бутылки ищут.

Сталин не любил насилие. Но иного выхода пока не было. Через не хочу, через не могу, через лень, страх и боль.

К слову, больным Сталин уже не выглядел, словно его исцелило и взбодрило сильнейшее потрясение недавних часов — шутка ли, встреча с братьями по разуму. Ну и что, что эти братья в пух и прах разнесли приёмную? Деревенский парень Поскрёбышев хорошо знал: в большой семье бывает всяко. А космос у них там, судя по всему, большой, да и воюют, похоже, часто.

Девятнадцать километров.

Поскрёбышев покачал головой. Корабль длиною в девятнадцать километров.

Тысячи планет.

Миллиарды, может быть, миллиарды миллиардов людей.

И при этом — такие провинциальные нравы.

Над Поскрёбышевым частенько посмеивались — за его простоту, некоторую мужиковатость, — но сам он никогда не стеснялся деревенского происхождения, не рвался изобразить тонкую натуру. Всегда помнил: оторвёшься от корней — засохнешь.

Но даже его удивило безмерно: вот так дуриком вломиться в Кремль, как в жалкие воротца какой-нибудь средневековой крепостишки. В Европе ж раньше как было: две деревни — «король», три — «анператор». А тут-то не император — а сам товарищ Сталин.

Хотя кабинет, конечно, всё одно разгромили.

Александр Николаевич критически осмотрел новодел: всё ли так. Обладая от природы почти абсолютной памятью, он ничего не забывал, но, правду молвить, звук разбиваемой собственным черепом дубовой двери предпочёл бы не вспоминать.

Непроизвольно проведя рукой по затылку, он снова покосился на дверь соседнего кабинета. Там спешно оборудовали место для робота. Железяку оставил чёрный хулиган по фамилии Вейдер.

* * *

Владыка ситх мерно сжимал и разжимал ладони. Обнажённую кожу головы и плеч овевал лёгкий ветерок — к счастью, палата медитации в его каюте, укрытой глубоко в недрах обитаемого объёма, при диверсии не пострадала. Вейдер месяцами мог обходиться без такого моциона, долг Империи часто забрасывал его в места, где не было барогазовой камеры. Его искалеченное, покрытое искусственной кожей тело существовало в коконе брони, с помощью системы жизнеобеспечения и кибернетических протезов; но вернее всего жизнь тёмного джедая питала неугасимая ярость.

Ярость позволила ему перенести раны, смертельные для любого другого живого существа. Ярость помогла оправиться от повреждений. Ярость питала разум. На фоне этой великой ярости было почти незаметно сегодняшнее разочарование глупостью и самонадеянностью его ученика.

Возможно, он был плохим учителем. Возможно, недостаточно было дать ученику грозное имя — Старкиллер! — и превратить его жизнь в бесконечную череду схваток и испытаний. Возможно, он действительно привык воспринимать Галена как своего сына — сына, которого у него никогда не было.

Как все по-настоящему сильные люди, Владыка ситх презирал ложь, особенно — ложь самому себе. Он сознавал, что ближе Галена у него действительно никого нет. Отправить юношу в самостоятельную миссию на эту планету было ошибкой.

Он и сам чувствовал — он всегда чувствовал — великое нестроение. Планета стояла на пересечении слишком многих путей Силы. Не так, как знаменитые Альферидис или Катарр, не так, как Малакор V. Нет, здесь Сила спала, но страшен был её внимательный сон, смертельно рисковал вольный или невольный возмутитель её спокойствия. Но и подлинного величия мог достичь лишь тот живой, кто не боялся проснуться.

Как знать, возможно, именно эта неправильная Сила и не позволила Старкиллеру добиться задуманного.

Вейдер глубоко вздохнул, раскрыл глаза. Привычно отвёл взгляд от собственного отражения на блестящих стенах медитационной палаты. Тело его ученика было испещрено шрамами. Тело учителя было одним большим шрамом.

Тёмный джедай усмехнулся. Мальчишке только предстояло познать боль. Но иначе настоящим ситхом не стать.

Вейдер снова задумался об Истинных ситхах — легендарной древней расе гигантов. Согласно преданиям, их власть над Силой превосходила мыслимые пределы. Истинные ситхи даже владели секретом бессмертия. В своё время Палпатин, тогда ещё не успевший стать Императором, привёл его на Тёмную сторону Силы, пообещав открыть секрет вечной жизни.

Вейдер давно понял, что это было обманом. Сила не нарушает физических законов Вселенной. Сила лишь управляет вероятностью.

Бессмертия не существует.

Можно быть гениальным писателем или знаменитым полководцем, изощрённым политиком или непобедимым любовником, блестящим художником или великим учёным — личного бессмертия тебе не достичь. Может быть, не существует даже вечного покоя.

Ему требовался куда более полноценный отдых, чем был сейчас позволителен. И дело было даже не в диверсии, нерасчётном гиперпереходе или потере почти всего командного состава. Нет: ему самому пришлось спуститься на поверхность, и это заурядное путешествие отняло слишком много сил.

Лейтенант Эклипс, пилот «Разбойной тени», филигранно посадила замаскированный корабль прямо на площадку перед невысоким строгим зданием в цитадели с тёмно-алыми, горящими, как Сердце Бейна на древних голокронах, звёздами на башнях. Вечерело. Вейдера вела Сила, он сам указал точное место касания и мимолётно подумал, что, кажется, эта строгая девчонка продержится со Старкиллером подольше её предшественников.

Одним движением руки разметав немногочисленную охрану, Владыка ситх неторопливо поднялся по широкой мраморной лестнице. Сила безошибочно вела его к центру этого мира — мира, который он должен был покорить, несмотря ни на что. Сзади неровной трусцой торопился наскоро перемонтированный Прокси — стандартные дроиды-переводчики могли не выдержать вероятных повреждений, да и нужен был пока всего один местный язык.

Вейдер высадил высокие, обитые потемневшим от непогоды и времени металлом створки дверей.

Ещё охрана, лестница, люди, комнаты, двери.

Разваленный напополам ударом Силы тяжёлый письменный стол.

Маленький человек, летящий прозрачный сосуд, свист дыхания, удар. Древесная труха — как тогда, на Кашиике.

И пятеро стоящих в ряд человек, своими телами закрывающих от угрозы ещё одного, невысокого, очень спокойного человека с жёлтыми глазами победителя.

Ярость вдруг схлынула, пришла усталость. Хотелось прислониться к запылённой стене и закрыть глаза, но впереди улыбался в усы центр мира, и пятеро легендарных воинов ждали, и было ясно, что привычные агрессивные переговоры на этот раз удачной идеей не станут.