Тень убийства

— Что вы хотите сказать, Джефф? — рявкнул он.

— Ну, разве не вы сегодня послали за ней человека, чтобы он проводил ее в Скотленд-Ярд? Горничная мне сказала…

— О боже, — бесцветным тоном молвил Толбот. Под ярким светом в вестибюле мрачное лицо инспектора побелело, и меня объял жуткий страх. Он вдруг топнул ногой, словно его обманули. — Никто никого за ней не посылал! В любом случае ее доставили бы не в Скотленд-Ярд, а на Вайн-стрит. Быстро! Когда это было?

— Не знаю. Я просто говорил с ее горничной по телефону, она сказала — в начале дня…

Толбот протянул руку к Банколену.

— Он поймал ее, — заключил инспектор. — Джек Кетч. А я утром велел своему человеку наблюдать за домом! Что с ним стряслось? Что?

Прежде чем Банколен успел ответить, в коридоре, ведущем к вестибюлю, появился Виктор с сообщением:

— Инспектора Толбота к телефону.

Самодовольная физиономия Виктора расплывалась перед моими глазами. Зловещие вероятности, порожденные этой фразой, сливались в один чудовищный образ перекладины с петлей. Толбот мгновение тупо смотрел перед собой, потом чуть не бегом бросился к телефону, а мы с Банколеном неподвижно стояли в холодном, ярко освещенном вестибюле. Через несколько минут Толбот вернулся. Он шагал медленно, медленно поднял глаза.

— Колетт Лаверн висит на виселице на Гиблой улице! — Потом голос его захлебнулся от ярости: — Такси… скорей! Быстро! Едем на Маунт-стрит!

Глава 12

Веселый убийца

Толбот снова заговорил, когда мы уже мчались в такси по Сент-Джеймс-стрит.

— Сообщение поступило на Вайн-стрит минут пять назад, — доложил он. — Мигом было приказано проследить звонок, оказалось, звонили из автомата в Берлингтонском пассаже. Сразу отправили туда двоих, только я сомневаюсь, что они там кого-то застанут. Думаю, нет вопросов?…

Банколен покачал головой:

— Это Джек Кетч, инспектор. Почему ж она, столь осторожная и подозрительная, с ним пошла? Ну ладно! Сейчас бесполезно теоретизировать…

Меня распирала история, услышанная от Пилгрима, но, потрясенный новостью и стремительной гонкой, я хранил молчание, пока не выяснится, что все это означает. Еще один персонаж вышел в туман, пропал на Гиблой улице.

— Я одно хочу знать, — сказал Толбот, — что стряслось с Бронсоном? Одним из моих самых давних и лучших агентов. а послал его утром за домом следить, приказал задерживать каждого, кто захочет войти, и выяснять зачем. Собирался ее охранять…

Больше он не добавил ни слова, пока такси не остановилось перед домом на Маунт-стрит. Фонарь рядом с дверью слабо освещал в тумане строгое, несокрушимо величественное здание с отполированными дверными ручками, широкой площадкой, полосками света за закрытыми ставнями. Дом казался степенным, казался…

— Надо поискать Бронсона, — сердито буркнул Толбот. Мы начали оглядываться с одной и той же мыслью. Банколен шагнул на площадку, заглянул под лестницу. На первом этаже свет нигде не горел. Мы слышали шаги детектива по каменным ступеням, страх душил меня, как сырой туман.

— Идите-ка сюда, — издалека позвал Банколен. — Я только что споткнулся о чью-то ногу.

Мы на ощупь спускались в холодную сырость, и я тоже споткнулся о чью-то ногу, о застывшую ногу, зацепившую меня ботинком. В туманной темноте возник крошечный огонек зажигалки Банколена. Он опустил ее к каменным плитам у подножия лестницы, смутно высветил фигуру. Мужчина лежал на спине, уткнувшись затылком в стену, подбородок косо упирался в грудь, словно ему жестоко свернули шею. Это был молодой человек с влажными от сырости рыжими волосами, в отсыревшей одежде. Одна нога согнута в колене, словно он пытался встать, руки завернуты за спину. Все это открывалось передо мной деталь за деталью в свете зажигалки Банколена. На его легком светло-коричневом пальто отчетливо вырисовывалась черная рваная дыра над сердцем. Шляпа исчезла. А когда Банколен попробовал повернуть застывшую голову, я увидел на лице мертвеца выражение глубочайшего изумления.

— Застрелен, — пробормотал детектив. — Несколько часов назад.

По Маунт-стрит с ревом промчалась машина. Убитый стоял один на маленькой мокрой площадке, убийца просто приставил к его груди пистолет и спустил курок, поэтому он сразу упал, сохранив на лице изумленное выражение. Я снова взглянул на светло-рыжие волосы юноши и содрогнулся.

— Должно быть, это Бронсон? — уточнил Банколен.

Толбот не сводил глаз с упавшего тела, стоя перед ним на коленях. Инспектор медленно поднялся, кивнул, заморгал, выдавил одно слово:

— Бедняга! — отвернулся и медленно пошел назад к улице. Почти сразу же мы услышали яростный звонок в дверь.

Дверь открыла ладненькая, очень хорошенькая маленькая брюнетка в шапочке и фартуке горничной. Глаза темно-синие с длинными ресницами, губки приоткрыты в вопросительной улыбке. Инспектор не стал терять время.

— Я инспектор Толбот с Вайн-стрит, — объявил он. — У вас на площадке убит человек. Пойдите взгляните, знаком ли он вам.

Она секунду таращила на него глаза.

— Идите! — рявкнул Толбот.

Девушка вскрикнула при виде тела, бросилась было вверх по лестнице, но Толбот крепко схватил ее за руку.

— Пустите! — всхлипывала она в темноте. — Я не могу… я…

— Вы его знаете? Встречали когда-нибудь?

— Нет!

Мы вошли в дом и, перешагнув порог, очутились во Франции. Это был дом француженки, до последней мелочи в вестибюле. Хрустальные канделябры излучали бледный свет, зеркала, белые стены, непривычный смешанный запах восковой мастики, кофе, плотных драпировок. Горничная, повернувшись к нам спиной, содрогалась от слез, закрыв глаза руками.

— Где телефон? — спросил Толбот.

— В… в конце холла, сэр. Я покажу…

— Сам найду. Проводите куда-нибудь этих джентльменов. Мы хотим с вами поговорить.

Она повела нас в гостиную, довольно скупо освещенную, с неизменными сомнительными масляными картинами на стенах, с потускневшей мебелью красного дерева в стиле ампир. Да, девушка очень хорошенькая: черные короткие волосы, глаза одновременно невинные и манящие, аккуратная, стройненькая фигурка. Толбот обращался с ней безобразно.

— Послушайте, — предложил я ей, — сядьте.

Но она лишь таращила глаза и улыбалась с легким испугом, будто я предложил нечто совсем иное.

— О нет, сэр!… Позвольте ваши шляпы.

— Не будем тратить время на формальности, — сказал Банколен. — Как вас зовут?

— Селден, сэр.

— Селден, расскажите нам все, что происходило сегодня.

— Я… не поняла, сэр. О чем?

— Обо всем, что делала мисс Лаверн.

Горничная уже совсем успокоилась, улыбаясь слабой бесцветной улыбкой. Глаза смотрели мимо нас на каминную полку, но в них было дурное предчувствие. Оно все усиливалось, и девушка с внезапной тревогой взглянула на нас:

— Да, сэр, конечно. Я… у меня вчера вечером был выходной, и я утром немножечко опоздала вернуться. Кажется, мисс Лаверн была чем-то расстроена…

— Во сколько вы пришли?

— В девять с небольшим. Она сообщила, что провела ночь в соседнем доме, у мисс Грей. Рано утром вернулась к себе, оделась гораздо раньше обычного. Я подала ей завтрак. Она была… встревожена. — Брови Селден чуть дрогнули, на губах появилась презрительная улыбка.

— Знаете, что ее беспокоило?

— О нет, сэр!… Около половины одиннадцатого заходил доктор Пилгрим, какое-то время беседовал с ней наверху…

Из-за портьер выскользнул Толбот, и Селден замолчала. Гибель Бронсона сильно подействовала на маленького инспектора, и он этого не скрывал.

— Дальше, — приказал он. Вокруг скорбно опущенных губ залегли глубокие складки; Толбот остановился в дверях, словно готовясь умчаться в любую минуту.

— Она спросила все утренние газеты, сэр, уселась наверху читать. Немножечко… на меня накричала, и у нее началась страшная головная боль. Мне было слышно, как она расхаживает и плачет. Кухарка приготовила ленч, но она попросту не могла есть… Я… надеюсь, ничего плохого не случилось, сэр? — не выдержав напряжения, крикнула Селден. Потом взяла себя в руки и продолжала: — Ох да, чуть не забыла. В начале дня был телефонный звонок…