Страница 28 из 99
— «Ураульф» по-кейрэкски — «Говорящий с ветрами».
— Он что же, — Найя запнулась, — волшебник?
Мирче усмехнулся. Найя — чудесная девочка. Она сказала «волшебник». «Волшебник», а не «колдун».
— Кейрэки знают много имен. А Ураульф умеет обратиться по имени к Ветру. И Ветер ему помогает.
Найя смолкла. Но ее молчание полнилось удивлением. Мирче решил объяснить:
— У тебя есть котенок. Он приходит, когда ты зовешь?
— Так это котенок. Я кормлю его, глажу. Я сама дала ему имя.
— А та ужасная псина, что сидит у забора? Когда ты ее подзываешь, она виляет хвостом?
Найя все не сдавалась:
— Собаку любой приручит. Кинешь кусочек мяса — и собака твоя.
— А на Мирче собака рычит, — знахарь сокрушенно вздохнул. — Ну, ладно. С собакой понятно. Но у вас в усадьбе кормятся свиристели. И вроде бы не боятся, когда ты подходишь близко. Даже садятся к тебе на ладошку. Ты их как подзываешь?
— Я присвистываю: «вить-вить».
— А кто-то другой в вашем доме умеет их подзывать?
— Нет, никто, только я. Я сама придумала этот свист, — Найя этим гордилась.
— Да ты волшебница, Найя! — Мирче отшатнулся и схватился за щеки, как будто его голова могла отвалиться от удивления.
— Мирче! Какой же ты хитрый! Ты специально меня запутал, — Найя весело рассмеялась. — А когда Ураульф приедет?
— Скоро, деточка, скоро.
Ковард едва заметно вздохнул. Откуда Мирче известно, что Ураульф приедет? Что он тронется в путь, лишь узнает: Лосиному острову грозит нашествие средних гор?
— Сынок, для кейрэков лоси — кровные братья. И они не допустят, чтобы макабреды погубили Лосиный остров.
Крутиклус мял свой ажурный платок. Жизнь утратила прелесть. Ни сапожки лосиной кожи, ни меховая накидка не радуют так, как раньше. Каждую ночь Крутиклусу во сне являются осы. Осы летают вокруг, а потом садятся прямо ему на лоб. Он холодеет: рой вот-вот его покусает. Он не сможет бежать, он ослепнет, как Мирче, — и станет добычей макабредов. В кейрэкских сказках макабредов называют полулюдьми. Он очень боится макабредов. Но если придут кейрэки… Это хуже макабредов. Для Крутиклуса хуже. Вдруг ему припомнят отщепенцев, допросы? Этот Мирче, он же все расскажет! А что он такого знает? Он в то время скрывался, он не может свидетельствовать. Да, но все-таки… Все-таки… Лучше бы без кейрэков. Без всяких там ураульфов, не запятнанных кровью лося. Барлет ему намекал: у него есть идея… Ах, эти черные осы…
— Важи, мы все тревожимся! Пятна на склонах гор сползают к самым предгорьям. Селяне уже различают стяги горынов. — Крутиклус возвел глаза к потолку и увидел… всего лишь муху. — А мы выжидаем! Медлительность, равносильная преступлению.
— Мы отправили птиц к Ураульфу.
— Важи, не будьте наивными: «Мы отправили птиц»! Да почему мы решили, что кейрэки придут нам на помощь? Они покинули Остров три затменья назад. Какое дело им до Лосиного острова? Мы должны как можно быстрее отправить войско в предгорья. Пусть его возглавит кто-нибудь из охотников. Вот, к примеру, Барлет, сын Скулона, — подходящая кандидатура. Важи! Не возмущайтесь. Обстоятельства изменились. Воинственность и энергичность, способность владеть оружием… и охотники много раз сталкивались с горынами, этим низким народом. Кое-кто их жалел. А они открыли ворота макабредам. Кое-кто утверждал, что охотники действуют слишком жестко, а теперь пожинает плоды собственной мягкотелости: получайте макабредов в коронах с черными осами. Говорю вам, важи! Пусть Барлет поведет островитов.
Вопреки опасениям лекаря, Вальюс очень спокойно выслушал его предложение:
— Войска островитов всегда сражались под знаменем Белого Лося. Вы уверены, что Барлет удержит такое знамя?
Подобного возражения Крутиклус не ожидал. Но Совет посчитал его очень серьезным и пригласил Барлета для испытания.
Барлет приехал в столицу с дюжиной бравых охотников. Сверхмастера передернуло при виде красноголовых. У советников слишком короткая память! Недавно они кричали: во всем виноваты охотники! А теперь подводят Барлета к Знамени Белого Лося.
От сверхмастера не укрылось: Барлет бросил быстрый взгляд на дворцовых стражников — словно его внезапно настигла какая-то мысль. Но для решительных действий охотников маловато. К тому же красноголовые по приказу дворцовой стражи сняли свои арбалеты. А стражники при оружии.
Как советники не понимают: охотники рвутся к власти! Они готовы на все, чтобы пробиться в Совет. Они готовы лишить Совет полномочий.
Барлет прищурился, глядя на знамя: подумаешь, Белый Лось! Это всего лишь животное. Мясо, рога и шкура. Но если надо взмахнуть тряпкой над головой, чтобы возглавить войско, — пожалуйста, он не против!
Барлет небрежно взял в руки древко и попытался поднять знамя над головой. На легком ветру полотнище развернулось и сильно хлестнуло охотника по лицу. Охотник выругался. В следующее мгновение тяжелое древко вывернулось у Барлета из рук, ударив его в живот. От боли охотник скрючился. Его шляпа при резком движении съехала на глаза. Знамя упало на землю.
Испуганное удивление отразилось на лицах советников. Крутиклус в тот же момент укрылся за чьими-то спинами — чтобы в момент унижения Барлет не заметил лекаря.
Тот наконец разогнулся. Ни на кого не глядя, он снова выругался, смачно сплюнул, пнул раздраженно древко и быстрым шагом покинул внутренний двор. Опешившие охотники двинулись следом.
Дворцовым стражникам приказали осторожно поставить знамя в заветную нишу.
Глава восьмая
— Смотрите! Вы только смотрите!
По небу было развешено белое кружево.
Все домочадцы Ковардова поместья высыпали на улицу.
— Птицы! Белые птицы! Как они называются? Кто-нибудь видел такое?
Найя не стала никого окликать, переползла к окну и прижалась к нему щекой. Птицы сплетали в небе все новые узоры, потом развернулись и улетели к Северу. Ковард вбежал, схватил дорожный мешок и чмокнул сестренку в щеку:
— Ты видела? Не скучай! Я еду с Мирче. По делу.
— Ковард! Что это было?
Ковард уже не слышал. До Найи донесся топот копыт, быстро стихший вдали. Она опять прижалась щекой к стеклу. Небо теперь было чистым, без единого облачка — словно кто-то заботливый и аккуратный счистил с него все пятнышки, расправил все складочки и оставил светиться на Солнце глубокою синевой. Сердце у Найи в груди прыгало аж до горла: «Эти птицы, они могут значить только хорошее!»
До Северного притока Мирче с Ковардом ехали, не позволяя себе отдыхать. Правда, они задержались в трактире «Большая лосиха» — послали почтовую птицу Вальюсу.
— Торопись, сынок! А то опоздаем.
Мирче будто очнулся от тяжелой болезни и снова вернулся к жизни. От знахаря исходило праздничное возбуждение, и Ковард ему поддался. Они скакали так быстро, что стволы вдоль дороги расплывались длинными пятнами. Но Ласточка то и дело вырывалась вперед и обходила лошадь Коварда на полголовы и больше.
Они добрались до места, когда Солнце набралось силы — к полудню нового дня. Граница не охранялась. Отсюда не ждали врагов, и пограничные стражи отправились на Восток.
— Ты видишь мост?
Ковард чувствовал, как волнуется знахарь.
— Вижу. Но он совершенно пуст.
— А за мостом?
— Тоже пусто. Пусто до самого горизонта. — Настроение Коварда резко испортилось. С чего это он решил, что птиц послали кейрэки? Мало ли почему они залетели на остров? Прилетели — и улетели. А он и поверил.
— Сынок, осталось немного. Мы с тобой сделали правильно…
Ковард спешился. Скачка его утомила. Бессмысленные бега. Лучше смотреть на небо, чем на пустую дорогу.
— Ковард! Вставай! Скорее! Едут. Они уже едут.
Ковард с трудом разлепил глаза, выспаться он не успел. Но в следующее мгновение остатки сна слетели с него, как нитки сухого кокона: эхо множило топот копыт!