Коммандо

— Если я не ошибаюсь, в Хасиро где-то в конце августа всегда устраивают Праздник Фейерверков. Сам я там никогда не был, но это довольно знаменитое мероприятие. Так ведь?

В Хасиро действительно с давних пор существовала традиция в конце лета устраивать большой праздник с салютом и фейерверками. Полюбоваться захватывающим зрелищем каждый год приезжали многие десятки тысяч гостей, причем не только из соседних префектур, но даже из Токио. В этом году праздник проводился тридцатого августа.

— Значит, баклажан рос неподалеку от того места, где запускали фейерверки?

— Если бы так, то частицы пороха и прочих веществ разлетелись бы на большую территорию и не налипли бы так густо на поверхность растущего в теплице плода. Впрочем, возможно, какая-нибудь петарда разорвалась лишь частично и густо осыпала своими ингредиентами все вокруг. Конечно, оксалат натрия используется не только в фейерверке, но, если учесть любовь тараканов к желтому цвету… Причем эти насекомые по ночам, как правило, не летают. Они могли принять вспышки салюта за дневной свет и прилететь на желтое свечение. Или, возможно, фейерверк начали запускать еще днем? Пожалуй, действительно, вам следует искать теплицу, расположенную вблизи от места, где запускали фейерверк.

Адзисава внимательно слушал профессора и чувствовал, как постепенно в его душе зреет твердая решимость.

Штаб расследования убийств в поселке Фудо продолжал существовать, заброшенный и всеми забытый, В первое время, когда все только и говорили о чудовищном преступлении, префектуральное управление полиции бросило на розыск лучшие силы, но время шло, а следствие топталось на месте. Численность штаба начала сокращаться, и теперь в нем оставалось всего несколько сотрудников.

Но это не означало, что поиск прекратился — в жалком подобии прежнего штаба еще теплилась жизнь, и в самом ее центре находился инспектор Китано. Когда крупномасштабный розыск был свернут, молодой полицейский вошел в число немногих, закрепленных за «делом Фудо». Так начальство отметило необычайное рвение и инициативность сельского инспектора.

Китано следовал тенью за Такэси Адзисава, ставшим для него теперь подозреваемым номер один. Все свои силы и все свое время отдавал инспектор этой слежке. Он знал: даже человек, совершивший самое тщательно продуманное, самое ловкое преступление, рано или поздно непременно расслабится и сделает ошибку. В поселке Фудо улик не осталось, но, возможно, по прошествии времени, успокоившись, чувствуя себя в безопасности, убийца вновь проявит свой звериный облик — выдаст себя, совершив нечто такое, на что способен только зверь

Надо терпеливо ждать у расставленного капкана, и добыча сама попадется в него. Главное, чтобы убийца не догадывался о слежке. Кропотливое, многотрудное дело — ждать, когда преступник, уверенный, что шум погони давно утих, сам сделает шаг, который уличит его.

Адзисава жил, не подозревая, что находится под постоянным наблюдением. Ничто не ускользнуло от всевидящего ока: ни сближение подозреваемого с Томоко Оти, ни расследование «несчастного случая» у Обрыва Куртизанки, ни ниточка, потянувшаяся оттуда к дамбе в низине Каппа.

Когда Китано узнал, что Томоко Оти убита, поначалу он решил: все, капкан захлопнулся. Он был уверен, что убийство — дело рук Адзисава. Китаи о и прежде не сомневался, что интерес подозреваемого к Томоко каким-то образом связан с убийством ее старшей сестры, Мисако. Правда, он не предполагал столь скорой трагической развязки.

Со стороны казалось, что Адзисава и Томоко Оти любят друг друга. Если страховой агент — тот самый маньяк из Фудо, зачем ему убивать девушку? Может быть, она располагала какими-то уликами, доказывающими его причастность к убийству Мисако? Но ведь Адзисава сам вышел на Томоко — какой ему резон обнаруживать себя перед сестрой погибшей? Дал ей понять, что он убийца, а потом взял и убрал? Что-то странно.

Китано терялся в догадках. Убийством Томоко Оти занималась местная полиция, он к расследованию никакого отношения не имел. Вот если бы Адзисава арестовали — тогда другое дело, тогда он мог бы помочь следствию. Пока же Китано продолжал держаться в тени, наблюдая за ходом розыска со стороны. Полиция Хасиро не внушала ему особого доверия. И чем дольше находился он в городе, ожидая добычи у расставленного капкана, тем меньше нравилось ему поведение местных блюстителей закона.

Городское управление тоже могло стать добычей, поэтому инспектор не должен был выдавать свое присутствие полиции.

Очень скоро стало ясно, что Адзисава в число подозреваемых не включен. Враждебность полиции к Адзисава не вызывала сомнений, и если бы имелся хоть какой-то шанс пришить страховому агенту дело об убийстве, полиция бы его не упустила. К тому же особо тяжкие преступления входят в ведение префектурального управления, никто не позволил бы городским пинкертонам своевольничать.

Итак, Адзисава, очевидно, был невиновен в смерти Томоко. Его последующие действия показались Китано странными: он явно пытался найти убийцу сам. О таком молодому инспектору слышать еще не приходилось: чтобы человек, подозреваемый в одном преступлении, да еще, возможно, замешанный в новом убийстве, выступал в роли добровольного помощника правосудия. Причем Адзисава, похоже, не прикидывался, он был занят розыском убийц всерьез. Да он и не мог знать, что Китано не спускает с него глаз — к чему ему было что-то из себя изображать?

Инспектор педантично следовал тем же путем, что Адзисава, встречался с теми же людьми. Из беседы с Уракава, бывшим сотрудником «Вестника Хасиро», он узнал о том, что Адзисава и Томоко пытались доказать причастность одного из главарей мафии к убийству жены; поговорив с профессором Саката, он услышал про баклажан, «выросший неподалеку от того места, где запускали фейерверки». Китано начинало казаться, что добыча великовата для расставленного капкана. И редактор, и профессор так охотно дали ему показания, лишь узнав, что инспектор не имеет отношения к полицейскому управлению Хасиро.

Психологический феномен состоит в том, что сыщик, долгое время наблюдающий за подозреваемым, начинает испытывать к своей жертве очень личное, чуть ли не родственное чувство. Ненависть к чудовищу, вырезавшему беззащитное население горной деревеньки, ничуть не ослабла в душе Китано, но появилось новое чувство, чувство собственности: мол, этот человек — добыча моя и только моя, никому больше его не отдам. Не раз инспектор ловил себя на том, что ему хочется защитить Адзисава от гангстеров, Накато, продажной полиции и всей империи Ооба.

Должно быть, Уракава и профессор Саката, симпатизировавшие Адзисава, почувствовали в вопросах сыщика это его стремление, и потому пошли ему навстречу.

Вскоре Адзисава, некоторое время не проявлявший признаков активности, зашевелился. Это обрадовало Китано: он не знал, связаны ли поиски убийц Томоко с основной целью расследования, но энергичные действия объекта предоставляли больше шансов обнаружить что-нибудь интересное.

Подробные донесения о развитии событий в Хасиро регулярно поступали к начальнику штаба розыска комиссару Муранага. В самом факте, что следствия, проводимые полицейскими управлениями разных префектур, пересеклись, ничего экстраординарного не было. Но в данном случае положенно осложнялось сомнительной репутацией полиции Хасиро, поэтому Дед предпочитал занимать весьма осторожную позицию.

Связь полиции Хасиро с кланом Накато была очевидна, фактически городское управление и якудза находились на содержании у одного и того же хозяина — Ооба.

Но в полиции не любят выметать сор из избы, факты служебных преступлений, как правило, на суд общественности не выносятся. Да и в префектуральном управлении влияние Ооба тоже было сильно. Там имелась специальная служба контроля за деятельностью полиции, но этот орган никогда не отличался эффективностью. Дело в том, что начальником этого отдела в префектуральных управлениях назначают обычного полицейского чиновника, для которого это всего лишь очередная ступенька перед получением следующей должности. Существует служба контроля больше для проформы, большого значения ей не придается.