Страница 51 из 55
В показаниях Абдуллаевой P. X. постоянно упоминается о требовании к ней Гдляна и Иванова дать компрометирующий материал, показания на Рашидова Ш. Р. Эти требования, видимо, не случайные. Оба следователя много говорили и писали о протекционизме и взяточничестве Рашидова, о порочной системе подбора и расстановке кадров, о многих других грехах. Рашидова Ш. Р. нет в живых, он не подтвердит и не опровергнет того, что сказано о нем. Но будем откровенны, при всех негативных процессах, вскрытых в Узбекистане, Гдлян не собрал тогда и не располагает сейчас достаточными данными, неопровержимыми материалами следствия для предъявления обвинения Рашидову Ш. Р., будь бы он жив в наши дни. Однако Гдлян поставил цель доказать его вину и, как всегда, забегая вперед, вексель о виновности выдал публично и громогласно. Вот почему им и Ивановым, почти всем арестованным партийным советским работникам навязывалась мысль о даче показаний, уличающих Рашидова в получении взяток. И не просто навязывалась, их требовали под страхом расправы над арестованными, их родственниками.
В изобличении Рашидова Ш. Р. особую роль отводили первому секретарю Каракалпакского обкома партии Каримову Каллибеку. Я уже говорил, что они были сватьями: сын первого, Владимир, женился на дочери второго, красавице Тамаре. Скажу также, что брак оказался неудачным, и после смерти Рашидова он вскоре распадается, а за ним последует долгая тяжба о разделе квартиры, имущества.
По версии Гдляна следовало, что Рашидов незадолго перед смертью свои мифические миллионы, слитки золота передал свату, а тот надежно их спрятал. Это — гипотеза, которую два следователя хотели воплотить в реальность. Искали средства и «нашли».
16 ноября 1987 года Верховным Судом СССР за получение и дачу взяток будет осужден к четырем годам лишения свободы Худайбергенов Атаула. С 1975 года по 1984 год он работал начальником Каракалпакского заготхлопкопрома. Худайбергенов легко признался в получении дачи взяток, изобличил других, в том числе ответственных работников Минлегпрома СССР. Сами же суммы взяток не были большими, и ему не грозило суровое наказание. При. обыске у него ничего существенного не изъяли.
К расследованию дела Худайбергенова группа Гдляна не имела никакого отношения. Однако после оглашения приговора Гдлян решил «поискать» удачу. Он прекрасно знал, что руководители, даже простые классификаторы хлопкопунктов, заготконтор и заготпромов на приписках хлопка наживали огромные миллионы. Именно они были денежными королями Узбекистана, сидели и спали на мешках с деньгами. К тому же Гдлян располагал информацией от оперативных работников изолятора о сокрытии Худайбергеновым больших ценностей. Гдлян убедил руководство Прокуратуры СССР дать санкцию на оставление Худайбергенова в следственном изоляторе в качестве свидетеля, якобы, для участия в следствии по другим делам. Она была получена 7 декабря 1987 года.
Естественно никакого свидетеля на практике не было. С Худайбергеновым затеяли большую игру, большой торг.
8 января 1988 года он напишет первое заявление на имя Генерального прокурора СССР, в котором сообщит, что глубоко осознал свою вину, поверил в советское правосудие. Поэтому добровольно, без вмешательства сотрудников следственных органов, по личной инициативе хочет вернуть в доход государства деньги, золото, облигации на сумму около трех миллионов рублей, находившиеся у него на хранении.
9 января 1988 года он напишет повторное заявление. В нем он заявит о хранении денег на 5 млн. рублей и добавит, что все они принадлежат первому секретарю обкома Камалову. Заявление не поступило на регистрацию и не проходило через спецчасть изолятора. Оно сразу же стало достоянием Гдляна. В этот же день с 11 час. 30 мин. до 19 часов, Худайбергенова допрашивали Гдлян и Иванов. Его показания в протоколе свидетельствуют о том, что весной 1984 года Камалов, якобы, передал ему два чемодана и хозяйственную сумку с ценностями. Сослался на смутное время и просил сохранить приданное. Чемодан и сумка две недели хранились у него дома, а потом жена разложила все по сверткам и их раздали родственникам. В протоколе названы их фамилии. И уже в самом конце протокола записано две строки. Со слов Камалова К. ему известно, что все ценности принадлежат Рашидову Ш. Это, как говорится, внешняя сторона допроса. Что же за ней скрывалось, как формировались показания? Занавес приоткрыл тот же Худайбергенов. На допросе 26 августа 1989 года он пояснил, что после вынесения приговора его оставили в следственном изоляторе г. Москвы. Однажды неожиданно его вызвали на допрос Гдлян и Иванов. Разговор был долгим. За первым вызовом последовали другие. Следователи говорили, что он, Худайбергенов, якобы, передавал взятки Камалову К., другим лицам и что хранит камаловские и рашидовские миллионы. Худайбергенов отрицал передачу взяток и хранение камаловских денег.
«Тогда, — как пояснил Худайбергенов, — Гдлян и Иванов поставили условие: либо я признаю факты дачи взяток Камалову, либо они арестуют и тем самым «уничтожат» всех моих родственников. Такие разговоры у меня с Гдляном и Ивановым происходили в течение нескольких дней, протоколы при этом не составлялись. Находясь под угрозой для жизни своих родственников, я был вынужден согласиться на их условия. В случае моего согласия меня обещали тут же отпустить, кроме того, они требовали, чтобы я дал показания о даче мной взяток Айтмуратову (председатель Совмина ККАССР — бывший), первому секретарю Туркульского райкома Нурумбетову. Когда я согласился на их предложение, то под диктовку Иванова я написал заявление на имя Генерального прокурора о даче взяток выше указанным лицам и хранении ценностей Камалова. Несколько дней между нами происходили торги.»
Худайбергенов А. говорит правду об отсутствии добровольности. К нему действительно приходили несколько раз, допрашивали без ведения протоколов. Мы проверили вызовы на допрос Худайбергенова в изоляторе. Их было несколько до написания первого заявления. Нет в деле и протоколов допроса, хотя бы за 6–7 января 1988 года. Но не это главное. Худайбергенов прекрасно понимал, что за преступно нажитые миллионы следователи могут подвести его под расстрел, если он не примет их условий. Он прекрасно осознавал реальность угроз, ибо суммы действительно были велики. Однако забрезжила гарантия жизни, возможность выдать миллионы, как принадлежащие Рашидову Ш., так и Камалову К., которые им в действительности не принадлежали. Грязная сделка состоялась. Один спасал свою жизнь, но ставил под смертельную опасность жизнь другого человека. Следователи же, зная на что идет, хладнокровно «убивали двух зайцев»: изъятием худайбергеновских денег «подтверждали» виновность Камалова и одновременно «доказывали» преступную деятельность Рашидова.
27 января 1988 года Худайбергенова этапируют в следственный изолятор УВД Хорезмского облисполкома, где с ним продолжат работу по выдаче денег. Чуть позже у его родственников и в местах, указанных им, изымут денег, облигаций ценностей на 5 млн. 800 тыс. рублей.
Гдлян и Иванов, ряд других следователей получат очередные денежные вознаграждения, чины от Генерального прокурора СССР. За изъятие такой большой суммы, конечно, над поощрять. Но Генеральный прокурор не пошел бы на это, знай он в ту пору о «заговоре» следователей с Худайбергеновым А. Заговор, видимо так бы и состоялся до конца, если бы дело не передали другим следователям. И что удивительно, Гдляна и Иванова абсолютно не интересовало мнение Камалова по поводу изъятых миллионов. Оба были уверены, что он, находясь с 1986 года под стражей подтвердит, повторит то, что они ему продиктуют. К 1988 году Камалов К. был абсолютно сломлен, безропотно выполнял все требования следователей. Он признавал и то, что совершил и чего в действительности никогда не было.
Потом он расскажет: «Хочу отметить, Гдлян и Иванов мне дали список лиц, от которых я якобы получал взятки, а также дали список лиц, которым я якобы давал взятки «наверх», т. е. вышестоящим руководителям. Гдлян угрожал мне, что если я не буду давать показания, нужные ему, то меня расстреляют, а также арестуют всех моих родственников, уничтожат весь мой род. Кроме того, я являюсь гипертоническим больным, а арест, психическое давление ухудшили мое здоровье. Гдлян отказал мне в медпомощи, никакой медпомощи я не получал, пока не дал нужные следователю показания».