Тень победы

Белов поставил стакан на стол и поднялся с кресла. Степанцов с напряженным лицом ждал продолжения. Белов подошел, к раковине, снял полотенце с крючка, развернул его, держа за два края.

— Полотенце? Да что полотенце? Тряпка, и больше ничего! — он скомкал белую материю и отправил в мусорное ведро; потом надел пиджак, поправил галстук. — Команды, говоришь, нет? Вот тебе команда! И не просто команда— бригада! Давай договоримся — завтра ты проведешь тренировки с ребятами, как положено. А насчет боя — даже не сомневайся! Бой состоится, — Белов подошел к двери, на пороге обернулся и сказал: — Спасибо за чай. Малина — это что-то!

Он ушел, а Степанцов остался гадать, кто из них боксер, он или Белов?

Белов решил не вызывать машину и не беспокоить Витька. Ему хотелось немного прогуляться одному. От спортшколы он пошел в сторону комбината, по пути размышляя над сложившейся проблемой. А она обрисовывалась достаточно четко. Путь боксера к вершине невероятно труден. Далеко не каждому спортсмену, даже обладающему превосходными физическими данными, уготована судьба чемпиона. Для того чтобы завоевать титул, необходимо иметь несокрушимую волю, абсолютную веру в собственные силы, дьявольское самолюбие и стальные нервы.

Однако у любой медали есть две стороны. Человек с твердой волей зачастую лишен гибкости; любое поражение ломает его с громким треском. То же самое случилось и со Степанцовым. Он угодил в ловушку, из которой не мог самостоятельно выбраться. Сергей нуждался в чьей-то поддержке, помощи. По большому счету, надо было взять его за шкирку, встряхнуть и дать хорошего пинка.

Саша присел на скамеечку в тени высокого тополя и закурил. Поднял с земли сломанную ветку и принялся что-то чертить в пыли; обычно это помогало думать.

Степанцов морально подавлен. Синдром сбитого летчика — это травма пострашнее открытого перелома. Его тренированное тело оставалось по-прежнему сильным, но бойцовский дух ослаб. Боксер стал похож на бриг с пробитым ядром бортом. Утонет он или удержится да плаву, зависит от команды. Требовалось срочно залатать эту брешь. Кто может здесь помочь? Мысли Белова обратились к Ватсону и Лукину Наверное, они смогли бы подсказать выход.

Сам Ватсон часто говорил, что они с Федором выполняют одну и ту же работу, но только по-разному. В приюте Лукина находили кров и понимание самые обездоленные, лишившиеся последней надежды люди. Для них было важно не потерять остатки веры. И под омофором великого нестяжателя Нила Сорского они ее находили вновь, укрепляли, помогали в этом и себе, и другим.

К Ватсону в его клинику приходили в основном убежденные, закоренелые материалисты, твердо знающие, что вера — пристань слабаков. К Богу они относились, как-к Деду Морозу с мешком подарков или красивой доброй сказке, но не более того.

Пациенты Ватсона в большинстве своем считали, что христианство — религия неудачников, что жизнь и судьба целиком и полностью зависят от их воли, желания и работоспособности. Поэтому в житейских бурях они были лишены в тех парусов и кормил, которые дает человеку вера. Наверное, из-за этого нервные срывы они переносили особенно тяжело, но в словах утешения нуждались ничуть не меньше, чем обитатели приюта Нила Сорского.

Вид солидного врача в белом халате, высокого, мощного и по-мужски привлекательного, действовал на них благотворно. Ватсон знал, как им помочь. Он показывал мучившую их проблему со всех сторон, разбирал буквально по кирпичику, а потом соединял в единое целое. Таким образом, всегда находился приемлемый выход из положения, а значит, и правильное решение задачи.

Федору было намного проще: Бога не нужно анализировать, поверять алгеброй рассудка. Достаточно чувствовать, что он есть, и понимать, что он — высшая степень синтеза всего живого и неживого мира. Даже если принять за чистую монету сомнительное утверждение, что вера делает человека слабым, это как раз тот самый случай, когда в слабости — сила.

Белов симпатизировал обоим: и Лукину, и Ватсону. Но при этом его не покидало чувство, что на самом деле все гораздо сложнее. Каждый из его друзей шел своим путем. Эти пути были параллельны, но истина" лежала где-то посередине. В случае со Степанцовым это было особенно очевидно. Ни христианская проповедь человеколюбца Федора, ни жесткий рационализм и психоанализ Ватсона в данном случае не годились. Необходимо было найти оптимальное сочетание веры и разума.

Белов-в задумчивости чертил на земле загадочные, похожие на руны, знаки., Прутик в его руках бесцельно махал из стороны в сторону, оставляя в пыли глубокие бороздки. Внезапно он замер и пригляделся к получившемуся узору. Крест и вписанный в него круг. Символ друидов. Знак!

Белов отшвырнул сигарету. Сам того не подозревая, он начертил кельтский крест — рисунок, выколотый у него на плече. Саша вскочил со скамейки. Он вспомнил все: свои странные сны, непонятные, загадочные слова Фила, происшествие в Йеллоустонском национальном парке… Все эти события, на первый взгляд такие непонятные и разрозненные, вдруг сложились, как паззлики, в одну картинку И стало понятно, что надо делать!

— Клин клином вышибают, пробормотал Белов.

Он еще раз посмотрел на узор, а потом разровнял пыль подошвой, словно боялся, что его заметят непосвящённые. Теперь он твердо знал, что надо сделать две вещи.

Первое: он еще сегодня отправит из своего кабинета факс с ответом в федерацию профессионального бокса. Степанцов будет драться! и второе: им обоим придется ненадолго уехать. Конечно, на комбинате хлопот полон рот, но Белов привык любое дело доводить до конца. И это дело — тоже! Ради Сергея, ради мальчишек и… Фила! Ведь это он хотел, чтобы Саша помог кому-то? Теперь стало ясно — кому!

На следующий день Сергей закончил вторую тренировку как положено — в два часа дня. В четверть третьего перед зданием спортшколы остановился черный директорский «Лексус». Тонированное стекло со стороны водителя опустилось, и из окошка высунулся Белов. Он махал рукой Степанцову, чтобы тот быстрее присоединялся к нему!

Одновременно из задней двери вылез Лукин, потешно присел и замахал руками, словно делал разминку. Он напомнил боксеру пенсионера из группы здоровья, которому лечащий врач прописал занятия гимнастикой по утрам. Зачем, все-таки, приехал Белов? Недоумевающий Сергей медленно спустился по ступенькам крыльца, подошел к машине, поздоровался с Витьком, сидевшим за рулем, и с Беловым, переодевавшимся на заднем сиденье. Дорогой, сшитый на заказ пиджак лежал рядом с ним; минута — и галстук последовал за пиджаком. Саша тем временем стягивал рубашку.

— В чем дело? Случилось что? — недоуменно спросил обоих боксер.

— Не тяни, времени мало, — сказал ему Белов, — отдай ключи от школы Федору и садись. Нас уже ждут.

— Кто ждет? — удивился еще больше Степанцов.

— Объяснения потом, — сказал Белов. — Все потом. Просто делай, что я говорю, и не задавай лишних вопросов.

— Ну ладно, я сейчас… — Степанцов вернулся в спортшколу, обошел все помещения, заглянул в раздевалку.

После мальчишек здесь остался небольшой беспорядок. Да что возьмешь с пацанов? Сергей выровнял лавочки, позакрывал шкафы. Из душевой доносился звук льющейся воды. Степанцов покачал головой: опять кто-то забыл закрыть кран. Он выключил воду, заглянул в тренерскую, убедился, что там все в порядке, и снова вышел на крыльцо.

Федор принял от него ключи, засучил широкие рукава рясы, потом изобразил что-то вроде боксерской стойки и неумело покачал маятник, имитируя бой с тенью. Как же он будет занятия вести с ребятами?

— Не волнуйся, Сергий, — успокоил Лукин спортсмена, — учебный процесс не прервется. Я, пока тебя не будет, ребятам пару уроков духоборства дам. Молитвой дух будем укреплять, а качанием железа плоть… И никакого мордобития!

Степанцов с пренебрежением смерил взглядом новоявленного тренера-духобора с головы до ног. Федор, заметив на его лице сомнение, завелся с полоборота: