Палачи

— Отставить!

Михаил промчался через комнату, на ходу сорвав с веревки черную штору, и плечом врубился в дверь, через которую из коридора уже потянулись новые зомби. Захлопнуть дверь ему не удалось: три или четыре руки вцепились в косяк с той стороны. Столяров нанес несколько ударов прикладом, ломая мертвые кости, потом просунул ствол в щель между дверной створкой и косяком и выпустил длинную очередь, ведя автоматом снизу вверх. После этого он снова навалился на дверь всем своим весом и сумел накинуть засов.

Один из расстрелянных Гариным зомби лежал у стены, расплескав вокруг себя зеленоватую кашу мозгов, еще двоим удалось встать на ноги, а четвертый полз к Олегу, оставляя на бетонном полу грязный след вываливающихся кишок. Едва Михаил убрался с линии огня, Гарин дал новую очередь, на этот раз хладнокровно целя в головы мутантов. Вскоре затихли и эти трое.

— Держи! — Столяров стоял рядом и протягивал ему «венец».

Прежде чем прикоснуться к артефакту, Олег повесил автомат на плечо и непроизвольно вытер руки о штаны. Он аккуратно принял «венец» кончиками пальцев и с удовольствием ощутил неравномерно распределенную тяжесть кольца, вгляделся в его едва заметное внутреннее свечение. «Венец» был настоящим. Гарину доводилось держать в руках искусную подделку, тогда ощущения были совсем другими. Вернее сказать, их попросту не было. Он закрыл глаза.

Сколько же раз… Олег почувствовал, что может заплакать. Сколько же раз за эти два года он представлял, как снова возьмет «венец» в руки, как наденет его на голову, и мир в тот же миг станет другим. Совсем другим.

— Эй! Ты там спишь или предвкушаешь? — спросил Михаил.

— Предвкушаю, — признался Гарин.

— Предвкушай резче! Дверь, конечно, крепкая… — Столяров прислушался к звукам, доносящимся из коридора. — Но если у этих тварей осталось оружие…

Договорить ему помешал звук выстрела. Пуля чиркнула по потолку комнаты, прочертив в бетоне длинную борозду. Стреляли с улицы.

Михаил покачал головой.

— Давай, давай, не томи. Напяливай корону.

— А что, если ничего не произойдет? — внезапно заволновался Олег. — Если «венец» не сработает. Или я вдруг разучился им пользоваться.

— Ерунда! Некоторые навыки — это как разборка автомата.

— В смысле?

— Ну или как езда на велосипеде. Если умел когда-то, разучиться невозможно.

— Некоторые — да, — согласился Гарин. — Но что, если управление «венцом» не из их числа?

Еще две пули выбили щепки из оконной рамы. Столяров вздохнул.

— Из их, из их, даже не сомневайся.

— Да почему ты так уверен?

— Потому что иначе нам хана.

Не согласиться с этим доводом было трудно. Мысленно перекрестившись, Олег надел «венец». В тот же миг мир стал другим.

Совсем другим.

Глава седьмая

Его дед тридцать пять лет отработал на Соловках. Отец был священником в колонии строгого режима под Иркутском. Так что Монах шел в Зону не за хабаром, не за деньгами, не за необъяснимой местной романтикой, а, по примеру своих предков, затем, чтобы обращать к свету потерянные, заблудшие, доведенные до отчаяния души. Оттого и имя взял такое, оттого и рюкзак набил не консервами и патронами, а словом Божьим.

Библии у него отобрали еще на кордоне. Мародеры или солдаты из первого рубежа оцепления — разве ж их разберешь. Бумага в Зоне ценилась, особенно такая тонкая, почти как папиросная. Монаха разули, забрали все вещи, но убивать не стали. То ли побрезговали связываться с блаженным, то ли пожалели патронов. Зачем стрелять? Сам сгинет, Зона же. Не в аномалию угодит, так пойдет на корм кровососам, такие дела.

Однако Монах не сгинул. В рваных носках, стиснув иконку в кулаке, дошел до самой Припяти. То ли от природы имел то, что опытные сталкеры называли «чуйкой», то ли Зона с блаженными тоже лишний раз старалась не связываться.

В Припяти Монах прибился к группе Гуся. Группа состояла из нескольких бандитов и десятка таких же, как Монах, доходяг. «Гусята» промышляли мелким разбоем и сбором артефактов на окраинах города. Доходяги весь день ползали по чердакам и подвалам заброшенных домов в поисках «вспышек» и «батареек» и получали за это скудную еду и место в бункере, где можно было пересидеть выброс. Отпахав на Гуся полторы недели, Монах освоился в Зоне, к тому же разжился парой сапог, стареньких, но еще крепких. Во время одной из вылазок он также нашел пистолет и упаковку патронов к нему и прикопал находку на пустыре под развалом из кирпичей. Можно было податься в бега, но Монах остался в банде, потому что именно среди доходяг хватало тех, кого он искал: потерянных, заблудших, доведенных до отчаяния. Ведь нужно быть совершенно отчаянным человеком, чтобы, например, тянуть из «электры» «батарейку», зная, что компактная молния может испепелить тебя в любой момент. Другой вопрос, что доходяги не очень-то хотели обращаться к свету. Перегрызть горло за миску по- хлебки — это они могли. А думать о бессмертной душе — на кой ляд? Стоило Монаху произнести одно-единственное слово на «Б», как в ответ на него выливался целый ушат слов: и на «б», и на «х», и на «ж».

Так бы он и мыкался среди бандитов и доходяг, мало-помалу разочаровываясь в человеческой породе и теряя надежду, если бы не один случай.

В тот двор, где две пятиэтажки примыкали друг к другу, как страницы раскрытой книги, Монах приходил не в первый раз. В подъезде одного из домов, на площадке между четвертым и пятым этажами, за батареей он уже дважды находил «вспышку», причем без всякого вреда для здоровья. Видимо, «электра», время от времени возрождающаяся на этом месте, разряжалась сама собой, уходила по трубам в землю, а оставленный ею артефакт — вот он, пожалуйста, подходи и бери. После выброса, случившегося накануне, Монах снова спешил на прикормленное место, надеясь в третий раз испытать удачу. Испытал. Ничего не нашел. И, разочарованный, побрел вниз.

Он был на третьем этаже, когда во дворе началась стрельба. Стрелял один человек. Из автомата. Очередями по семь-восемь выстрелов. За время, проведенное в Зоне, Монах научился различать подобные тонкости. Когда в рожке у стрелявшего закончились патроны, он осторожно выглянул в окно с разбитыми стеклами.

Во дворе были зомби. Много зомби. Никогда прежде Монах не видел такого скопления мутантов. Около десятка неподвижных тел лежали на земле, а еще не меньше пятидесяти зомбированных медленно шли от арки в сторону детской площадки. Их было так много, что Монах не сразу разглядел, кого они преследуют. Он заметил человека в военной форме, только когда тот сменил рожок и снова открыл огонь. У зомби тоже были автоматы, но они почему-то не стреляли. Пули выкашивали их, как траву, но мутанты упорно шли вперед, непонятно на что надеясь. Эта готовность к самопожертвованию пробудила в душе Монаха смутное чувство, распознать которое сразу ему не удалось, однако он запомнил ощущение, чтобы поразмыслить о нем, когда будет время.

Расстреляв три рожка, военный одну за другой бросил в толпу преследователей две гранаты и достал из кобуры пистолет. Он сделал четырнадцать выстрелов, уничтожив еще несколько зомби, но два десятка мутантов, которые еще держались на ногах, оттеснили его к детской площадке. Прижавшись спиной к металлической горке, военный выпустил последнюю пулю себе в висок.

Зомби моментально потеряли интерес к покойнику и начали расходиться кто куда.

Не прошло и минуты, когда от торца дальней пятиэтажки послышался крик: «А-а-а суки!» и застучали автоматные выстрелы. Монах посмотрел в ту сторону и увидел группу из пятерых человек. Они были вооружены, в основном автоматами, но у одного за спиной висел снаряженный гранатомет. Люди больше не стреляли, они разговаривали о чем-то, но слов Монах не слышал.

Один из пятерки, довольно молодой парень, скинул на землю рюкзак, достал из него какой-то предмет и надел на голову. Прищурившись, Монах разглядел что-то вроде темного металлического обруча. Это не было головным убором. Бандану из полоски черной материи или кожи паренек надел уже поверх обруча. В какой-то момент человек в бандане повернулся так, что стало хорошо видно его лицо. Его черты Монах тоже запечатлел в памяти, сам не зная зачем.