Палачи

Паренек замер на месте, кажется, даже закрыл глаза. Так продолжалось минуту, другую, а потом случилось странное и страшное. Все зомби, которые еще не успели разбрестись со двора, одновременно вскинули стволы автоматов к подбородкам, и дали залп, похожий на прощальный салют. Вскоре после этого паренек снял обруч с головы и бережно завернул его в черную полоску, недавно бывшую банданой.

Во дворе остались только трупы мутантов и пятерка людей, которые оживленно что-то обсуждали. Один из них был настолько возбужден случившимся, что его слова достигли слуха Монаха.

— Коршун, ты понял? У них «венец»! Коршун, у них «венец», настоящий!

Ответную реплику Монах не услышал, да это уже и не имело значения. Все, что хотел, он уже узнал. Вернее, он наконец-то понял, чего хочет.

Ему нужен был «венец». Эта штука в форме обруча, с помощью которой обычный с виду паренек отправил на смерть двадцать созданий. Разве он Господь Бог? Нет! Разве имеет он право решать, кому жить, а кому умирать? Не имеет! Такие предметы, как «венец», не должны принадлежать первому встречному. Могущество может вскружить им голову. Нет, «венец» можно доверить только проверенным людям. Таким, например, как Монах. В эту минуту, стоя на коленях на груде битого стекла, он поклялся, что добудет себе «венец», чего бы ему это ни стоило и сколько бы времени ни ушло на поиски.

Понял Монах и еще одно обстоятельство. Он напрасно искал свою паству среди себе подобных. Люди прогнили насквозь, продали души за хабар, их уже не спасти. Другое дело — эти несчастные твари, не живые, но и не мертвые, которых равно не принимают ни небеса, ни земля и которые мечутся в поисках выхода из чистилища, именуемого Зоной. Возможно, они еще не безнадежны? Возможно, они ждут своего спасителя, который укажет им путь? Почему бы нет?..

— Почему бы нет? — повторил Олег и чихнул.

Он лежал на полу, накрытый какой-то тряпкой, черной и пыльной, как занавес разорившегося театра. «Штора, — подумал Гарин. — Это она отделяла приемный покой от комнаты ожидания». Он откинул край шторы с лица и увидел Столярова. Тот сидел, прислонившись спиной к стене между двумя окнами, и держал в каждой руке по автомату. Его левая щека была рассечена, и эта царапина придавала Михаилу сходство с каким-то киноактером, вот только Олег никак не мог вспомнить, с каким. Пол у ног Столярова был усыпан гильзами.

— Это ты меня накрыл? — спросил Гарин.

— Я, — ответил Михаил.

— Зачем?

— Чтобы тебя пулями не засыпало.

— Долго меня не было?

— Недолго. Минут пятнадцать.

Олег сел. Со шторы на пол посыпались сплющенные кусочки свинца — должно быть, последствия рикошета от потолка и стен. Гарин огляделся. Пол и противоположная стена комнаты были иссечены выстрелами. В раме правого окна не хватало центрального эле- мента. Свеча на столе, как ни странно, еще горела, и это было весьма кстати, потому что небо за окном заметно потемнело. Стальная дверь, ведущая в коридор, была пробита в нескольких местах, но, судя по характеру вмятин, стреляли с этой стороны.

— Оттуда давно никто не лез, — сказал Михаил, проследив за взглядом Олега.

— Почему перестали стрелять?

— Без понятия. Может, патроны кончились, а может, задумали чего. В последний раз, когда я выглядывал в окно, твари волокли откуда-то шестиствольный станковый пулемет. У них там где-то целый арсенал.

— В подвале, — кивнул Гарин. — Якут заставил зомби сдать оружие. Ибо сказано им было: плодитесь и размножайтесь, возделывайте нивы и возводите дома, но не убивайте подобных себе, если только я не прикажу вам сделать это.

— Ты рехнулся? — определил Столяров.

— Не я. Это все Якут. Кажется, это ты говорил, что Зона у многих пробуждает комплекс бога?

— Не помню. Может, и говорил. А что?

— Вот Якут и решил стать богом. Только не богом человеков, а повелителем зомби. Он видел, как я заставил двадцать зомби застрелиться. Помнишь, на детской площадке, где перед этим застрелился Доктор Геббельс?

— Помню, конечно. Это было сразу после того, как мы познакомились с Коршуном и его командой.

— Вот-вот. Якут увидел «венец» в действии и не успокоился, пока не достал себе такой же.

— Где достал?

— Пока не знаю. Может, потом вспомню. Тут как с Дизелем: чужая память поступает порциями.

— Так что Якут? — спросил Михаил. Видно было, что вспоминать о Дизеле подполковнику не хочется.

— Якут добыл где-то «венец» и возомнил, что может управлять зомби.

— Только возомнил?

— Ну да. На самом деле это они им управляли. У меня так было в самый первый раз. Помнишь зомби в старом «запорожце»?

— А, этого… — Столяров закатил глаза и прошипел: — С-што за с-шутки?

— Не делай так больше! — попросил Олег. — Да, того самого. В тот раз я смог нащупать информационный канал, но передача ушла не в ту сторону. — Он замолчал. — Ты вообще понимаешь, о чем я?

— Главное, чтобы ты понимал, — флегматично заметил Михаил.

— Помнишь, Шустр говорил, что Якут перед уходом начал вести себя странно? Разговаривать по ночам, плакать?

— Чудить.

— Ага, чудить. Это зомби лезли к нему в сознание. Я думаю, это не Якут позвал их на цементный завод, а они сами собрались вокруг Якута.

— За каким лешим?

— За… — Гарин задумался. — За пониманием. Быть зомби, скажу тебе по секрету, очень тяжело.

— О-ошень чижило, — простонал Столяров, и Олег невольно по- косился на труп зомбированного старика.

— Я же просил…

— Извини. Быть мною тоже не сахар, но это еще не повод есть чужие мозги.

— Да они не едят…

— Я сказал, лезть в чужие мозги. Или тебя опять контузило?

Гарин прикусил язык. Потолок над его головой прошила короткая очередь. Еще одна прогремела по жестяному карнизу за окном. Стреляли двое, с улицы.

— Я не понял, — как ни в чем не бывало признался Михаил. — Если Якут не управлял зомби, почему они горбатились на него?

— Я не знаю. Может, в благодарность за то, что позволяет им иногда хоть на минуту почувствовать себя людьми. Ты же видел, какая к нему стояла очередь. А может, Якут проводил сеансы только с теми, кто хорошо работал.

— Извини!

Столяров на секунду привстал, высунулся в окно и тут же вернулся на свое место у стены. За окном громыхнуло. Один из автоматов замолчал.

— Все, это последняя. — Михаил покрутил на пальце кольцо от гранаты и бросил его на пол. — Остались только две обоймы к «Макарову» и полтора рожка.

— У меня были запасные.

— Их-то я и посчитал. Так что кончай болтать, Олежка, и принимайся за дело.

— Ты имеешь в виду… — Олег коснулся лба, чтобы убедиться, что «венец» все еще на нем. Тонкий обруч был на месте, но сидел настолько удобно, что почти не чувствовался.

— Именно! Поправь корону, зажмурься хорошенько и прикажи этим уродам, чтобы спрыгнули с крыши.

Гарин послушно закрыл глаза и с наслаждением нырнул в темноту, в которой не было ничего, кроме чужих сознаний. Они были совсем не похожи на однообразные отметки на экране КПК. У каждого был свой собственный цвет, форма и свечение. Каждое было особенным.

— Их много, — пожаловался Олег. — А я два года не практиковался. Не уверен, что смогу контролировать сразу всех.

— Ну так прикажи тем, кого ты контролируешь, стрелять в тех, кого ты не контролируешь! — В голосе Столярова прорезалось нетерпение.

— Сейчас…

Гарин еще немного потянул время. Правда, которую не стоило знать Михаилу, заключалась в том, что Олегу совсем не хотелось убивать зомби. Более того, он откровенно жалел этих прошедших через мясорубку Зоны недолюдей. Зомбированных и так уже полегло достаточно. Их наспех сколоченное общество лишилось духовного лидера, и несчастные, которые почти сумели вернуться к человеческой жизни или хотя бы к ее имитации, снова скатились во мрак невежества и агрессии. Нет, новых жертв Гарин не хотел.

Возможно, внезапная жалость к зомби родилась не в сердце Олега, а в сознании Якута, слепок которого в момент его гибели запечатлелся в «венце», но если долго размышлять об этом, то можно стать шизофреником. Поэтому Гарин не размышлял. Он открыл глаза.