Страница 11 из 27
- Так давай обвиним убийцу прилюдно, ты будешь свидетельствовать против него, и мы тогда его накажем!
- Ах, барыня, что ты, что барин твой – не наши вы оба!
Алька застыла, похолодев от ужаса.
- Как это…
- Да ты не бойся, барыня, я толком сама не понимаю, только знаю, что сейчас ты наша, да не совсем, как и муж твой. Я тебя не выдам. Только и ты уж себя не выдавай. Народ у нас темный, ему слово скажи – он не поверит, а вот, коли у них на глазах убийца проявится, - вот тут уж другое дело. Гришку вон вся деревня любила, а увидели с окровавленным ножом и сразу в лиходеи записали. На слово не поверят. Они и сейчас не шибко верят. Ты вот что, ступай к людям и скажи следующее – она тихо зашептала что-то Альке на ухо.
Алька вышла на крыльцо. Пестрая толпа, еще секунду назад гудевшая как переполненный улей, смолкла и уставилась на нее. Альке чуть снова не стало дурно – она со студенческой скамьи не выступала перед аудиторией. Ей стало жутко. Она теперь понимала Даньку, почему он пил успокоительное перед выступлением на симпозиумах. Она взяла себя в руки и произнесла:
- сегодня мы с доктором осмотрели Настасью. Доктор сделал вывод, что, судя по ране, Настасью убил среднего роста человек, который к тому же не очень сильный. Как вы сами понимаете - это не Григорий. Доктор категорически отрицает, чтобы человек такого роста и силы так нанес удар. Тем не менее, через десять дней я устрою испытание каждому жителю деревни. Все вы знаете, что в Чудиновском монастыре, что в пяти днях езды от нас, есть чудотворная чаша – чаша правды. Мы нальем в ту чашу святой воды, и каждый из вас включая Григория, будет опускать в нее руки. Я буду спрашивать – «ты ли Настасью жизни лишил?» - и если человек ответит правду, вода останется такой же, как была, а если солжет – вода тут же вскипит и сварит руки лгуну.
Алька торжествующе смотрела на толпу. Висело гробовое молчание. Алька продолжила:
- Покуда же, я Григория из темной выпущу. Кто сбежит – признает себя виноватым. Все равно поймаю и велю повесить.
Она сама себе удивлялась – будто кто-то говорил за нее – кого она на самом деле могла велеть повесить. Ксана здорово придумала – байка про чашу правды действительно имела место. Так и только так можно было найти убийцу и спасти Григория от случайной мести односельчан.
- Теперь идите все по домам!
Вокруг слышались возгласы:
- Ай да барыня, ай да голова…
- Правильно придумала!
- Теперь точно душегуба отыщем, и уж тогда…
Алька устало вздохнула и опустилась в глубокое кресло. Ксана по-прежнему сидела на стуле, завернувшись в бархатный халат:
- Завтра пошлите в монастырь за чашей. А уж я все остальное беру на себя.
- Иди отдыхай, Ксана, отдыхай и сохни – Глаша тебе покажет, где ты будешь спать.
- А это – девушка сняла было с себя барский халат.
- Оставь себе. Это тебе за смекалку твою.
Ксана, ничего не сказав, вышла. Алька, подождав немного, пошла в сад, а оттуда к амбару.
-Кто там? – раздался голос Григория, когда она открыла замок.
- Это я.
- Ты, матушка?
- Ты свободен, - она протянула ключ от замка на кандалах
- Мне ключ не нужен,- резким движением Григорий ударил кандалы друг о друга и они рассыпались. Ты дозналась кто, матушка?
Алька была в шоке:
- Значит, если бы ты хотел, ты бы мог в любую минуту…
- Погоди, матушка, погоди! – Григорий стал перед нею во весь свой исполинский рост, - не враг я тебе, никогда бы не обидел тебя, ни словом, ни делом, а что до силы – от природы она у меня, да и кузня – сама понимаешь, там сила нужна. Ну что ты, родная…
Он смотрел на нее с нежностью, потом протянул ладонь и взял её руку в свою. Алька почувствовала шершавые мозоли на его ладони.
- Так ты дозналась, матушка?
- Нет, Григорий, я выяснила точно, что это сделал другой человек – не ты, а кто – узнаем через десять дней, - будет испытание чашей правды. Я знаю, что это не ты, но испытание придется пройти всем.
- Голова ты, Алевтина Александровна, свет мой, ой голова!
- Да не моя это идея… ты теперь ступай домой, и не подводи меня, из деревни ни шагу…
- Я теперь от тебя, матушка, и сам шагу не сделаю.- Он упал перед ней на колени и обнял её ноги. – Помнишь, как в детстве, пока тебя замуж не отдали…
Алькино сердце упало в пятки. Она дрожала от его прикосновений и не понимала – то ли он что-то чувствует к ней с детства, то ли так проявляет благодарность за участие в его судьбе, то ли это была невинная мужицкая искренность. Горячая волна желания поднималась откуда-то изнутри:
- Иди домой, Гриша, - она с трудом могла вымолвить эти слова,- иди, отдохни…
Он подхватил её на руки и закружил:
- Я приду по первому твоему зову, слышишь!- он осторожно опустил её на землю и зашагал широкими шагами в сторону своей избы. Алька смотрела ему вслед со смешанным чувством пылкого желания взрослой опытной женщины и детской влюбленности. Он был невероятно красив. И она хотела, чтобы он прикасался к ней, смотрел на нее…пусть это всего лишь виртуальная сказка – она хотела эту сказку. Словно услышав её, Григорий обернулся:
- Только позови, матушка, только позови!
Алька закрыла глаза и прислонилась к влажной прохладной стене амбара: сколько же ещё продлится её жизнь здесь – день, неделю, год – тут время идет по-другому. Из головы не шли слова Григория «я приду по первому твоему зову, матушка…», его взгляд, его статная широкоплечая фигура, удаляющаяся в вечерних сумерках, поворот головы… ах, как сладко ныло сердце. Что же её ждет? Кто знает…
***
Я проснулся, когда солнце было почти в зените, от шороха возле моей постели. Сквозь полузадернутые портьеры били солнечные лучи. Как странно – сколько я уже здесь? Неделю? Больше? Еще ни разу не было дождя. Анисим принес поднос с горячими блинчиками и чаем с медом – душистый запах липового меда сразу заполнил комнату.
- А не съездить ли вам, Данила Лексеич на вечернюю зорьку, на охоту. Я вон и ружьишко ваше почистил, и пороху у нас свежего полно.
- Твоя правда, - я вспомнил все, что читал об охоте того времени и смог разве что представить как вельможи с дамами в охотничьих костюмах разъезжали на лошадях, а вокруг них суетились ловчие, собаки…
- А что, Анисим, много ли народу с собой будем брать, - наивно спросил я. Анисим уставился на меня с удивлением:
- Да как обычно, барин, вы да я. На коляске до пролеска, а там уж к озерцу пройдем пешими.
День пролетел незаметно, я с удовольствием бродил по усадьбе, разглядывая каждый её уголок и стараясь навсегда запомнить подробности, чтобы потом в следующий отпуск ( а я уже не сомневался, что следующий отпуск буду проводить путешествуя в «Стораксе») дать как можно более точное описание сотрудникам фирмы-волшебницы. Когда солнце приближалось к горизонту мы с Анисимом сели в коляску и поехали к пролеску. Ухабистая дорога слегка пылила под копытами коня. Анисим правил, а я с наслаждением разглядывал угодья. Поля, раскинувшиеся вдоль дороги, колосились всходами. Нет-нет промелькивала в поле перепелка, которую спугнет забредший ненароком деревенский щенок. Бабочки разноцветными лоскутами расцвечивали зеленый ковер. Стайка ребятишек пронеслась навстречу коляске и скрылась за поворотом в направлении деревни.
- Ну, все, барин, дальше пешими пойдем.
Я взвалил на плечо ружье – такие только в музее, в глубоком детстве нам демонстрировали на тематических экскурсиях. Я совершенно не умел обращаться с оружием, но как взводить курок и как стрелять я понял быстро, благо Анисим взял на себя обязанность по зарядке ружья.
- Как думаете, барин, налетят гуси в этот раз?
- Тебе, брат, виднее!