Борис Годунов

Этот придворный трапезный ритуал начал складываться ещё при Иоанне Грозным, но таким он почти без изменений соблюдался и при дворе Бориса Годунова. Некоторые штришки визита Сапеги в Москву содержат и записки голландского купца Исаака Масса:

«6 октября посольство прибыло в Москву с большим великолепием, и было встречено всеми дворянами, одетыми в самые драгоценные платья, а кони их были увешаны золотыми цепями. Посольство разместилось в приготовленном для него дворце, отлично снабжённом всем необходимым, и оно состояло из девятисот трёх человек, имевших две тысячи отличных лошадей... Посла, верховного советника польской короны, звали Лев Сапега, он был у Царя раз двадцать, и они расставались то друзьями, то врагами... Наконец, был заключён мир или перемирие на двадцать лет между Царём и Королём Польским... И в тот день всё посольство с утра до поздней ночи пировало у Царя на пиру, таком пышном, как только можно себе представить, даже невероятно, не стоит рассказывать.

Борис Годунов, несомненно, намеревался сделать Россию более открытой страной для Запада; он способствовал притоку в страну иностранных купцов, новейших технологий и товаров. В самом начале царствования он предоставил свободу немцам-переселенцам, обитавшим в Москве ещё с Ливонской войны, живших отдельно в Немецкой слободе, откуда не могли отлучаться без ведома властей. Теперь они получали право сводного передвижения, могли уезжать за границу и возвращаться обратно.

Большие коммерческие возможности получали иностранные купцы, которые это благоволение быстро оценили. За подобную политику Царь «удостоился» положительной характеристики в записках Исаака Масса, который так прокомментировал желание английского посла добиться у Годунова особых для англичан привилегий:

«Будучи проницательным Государем и желая жить в мире со всеми государями и владетелями, любя немцев, и, сверх того, зная славные, необыкновенные победоносные дела голландцев... и хорошо зная, как ему надлежит поступать, Борис отвечал, что все нации в этом отношении для него равно любезны, что он желает со всеми жить в дружбе. Другие иностранцы исправно платят подати и пошлины, составляющие доход Государей Московских, и, значит, имеют право вести торговлю, так же как и англичане.

Борису Годунову принадлежит мысль использовать матримониальные отношения в качестве инструмента внешней политики. Речь идёт о его желании выдать свою дочь Ксению замуж за иностранного принца. Царь очень любил свою младшую дочь. Историк С. Ф. Платонов писал, что «власти при Борисе предписывали петь многолетие в церквах не только самому, но и его жене и детям» и эти меры по укреплению царского имени и сана вызывали осуждение современников. Ксения, как и вся семья Бориса, сопровождала отца в различных паломничествах, о которых сохранились летописные записи, содержащие всегда указание, что Царь ходил «молитися и с царицею и з детми».

После нескольких попыток найти достойную партию Борис Годунов остановил свой выбор на герцоге Шлезвиг-Гольштейнском принце Иоанне, брате Датского Короля Христина IV (1577–1648, Король с 1588 года). Датчанин прибыл в Москву 19 сентября 1602 года; здесь ему была уготована торжественная встреча. Купец Масса, очевидец прибытия высокого датского гостя в столицу, описал увиденное. «Герцог, встреченный за одну милю от Москвы, был выведен из колымаги (кареты. — А.Б.)и посажен на коня с большим почётом и поклонами. Его окружали 30 алебардщиков и несколько стрельцов, одетых в белые атласные кафтаны и красные бархатные штаны... Дивно было смотреть на великое множество народа, вышедшего из Москвы навстречу герцогу, так что с великим удивлением взирали иноземцы на пышность и великолепие московитов, которые все были верхом; не видать было конца по всему полю, что за Москвой, так что казалось, то было сильное войско, почти все одеты в парчу и разноцветные одежды.

Принц Иоанн согласился жениться на Ксении и стать русским удельным князем, принялся изучать русские обычаи и язык, а Ксения с семьёй поехала перед свадьбой на богомолье в Троице-Сергиеву лавру. В монастыре Борис с супругою и с детьми девять дней молился над гробом Святого Сергия, чтобы благословил Господь союз Ксении с Иоанном, против чего выступала, правда «шепотом и глухо», часть православного клира и мирян, считавшая, что выдача царской дочери за иностранного «безбожника» — дело неугодное Богу. Ведь будущий царский зять не собирался принимать Православие. К числу недовольных относился даже царский троюродный брат окольничий Семён Никитич Γoдyнoв^^^ которого называли «правое ухо Царя». Сохранилось свидетельство, что Царь страшился наказания за богоотступничество^^^.

Жених внезапно заболел и 29 октября 1602 года скончался в Москве, так и не увидев невесты. Борис сам сообщил Ксении о смерти жениха. По сообщению Н. М. Карамзина, после слов отца: «Любезная дочь! Твоё счастие и мое утешение погибло!», Ксения потеряла сознание. Это событие нашло отражение в трагедии А. С. Пушкина «Борис Годунов».

Но случай с Ксений не стал первым опытом в Русской истории, когда брачный союз должен был принести России некие преференции в международной политике. Самым близким по времени случаем являлся брак племянницы Царя Иоанна Грозного с датским принцем Магнусом Ольденбургским (1540–1583), сыном Датского Короля Христиана III (1503–1559, Король с 1536 года). Предыстория всего этого дела была такова.

Осенью 1559 года Ливонский орден под ударами русских войск начал распадаться. Епископ острова Эзель (современный Сааремаа в Эстонии) обратился за защитой к Дании, уступив датчанам острова Эзель и Пилтен с правом на Ригу и Ревель за денежное вознаграждение. Король отдал эти владения своему брату Магнусу. Принц обосновался на острове Эзель, надеясь на поддержку со стороны Дании и местного дворянства, но не обрёл ни того ни другого.

Иоанн Грозный, воюя с Ливонией, отнюдь не намеревался присоединить все обширные территории ордена к России. Он хотел создать некое буферное государство под русским протекторатом, и тут Магнус оказался весьма кстати. 10 июня 1570 года Магнус прибыл в Москву; здесь его торжественно встретили и провозгласили «Королём Ливонии ». Для закрепления этой комбинации Грозный решил прибегнуть к династическому браку. Магнус дал клятву верности Царю и получил большие средства. Одновременно было официально объявлено о его помолвке с княжной Евфимией Старицкой — двоюродной племянницей Царя. Однако эта брачная комбинация не состоялась ввиду скорой кончины невесты.

Это не обескуражило Царя, и «Королю Ливонии» была предложена рука младшей сестры покойной — княжны Марии Старицкой (ок.1557–1597). Выбора у «Короля» не было; без финансовой и военной поддержки России он был никто и ничто. В 1573 году в Новгороде состоялась бракосочетание, причём оба сохранили принадлежность к своим конфессиям: Магнус был протестантом, а Мария — православной.

Здесь нет надобности и возможности подробно излагать последующую историю. Скажем лишь, что когда против России в войне выступила и Речь Посполитая, то перевес сил оказался не на стороне России. Магнус счёт выгодным переметнуться на сторону Польши, сложил с себя королевский титул и признал польский суверенитет. Вся русско-ливонская комбинация в итоге закончилась ничем. Что касается «ливонской королевы», то она родила от Магнуса двух дочерей — Марию (1580–1597) и Евдоксию (1581–1588), вернулась на родину и тихо скончалась в одном из русских монастырей...

Борис Годунов не был только занят устройством внешних дел. Много времени он уделял и внутренним делам государства; он этим начал заниматься за многие годы до своего воцарения. Ничего принципиально нового в этой политике не произошло и после того, как Борис Фёдорович стал носить царский венец. Как отмечал историк С. Ф. Платонов, «во внутренней политике Бориса, когда вы читаете о ней показания русских и иностранных современников, вы раньше всего заметите один мотив, одну крайне гуманную черту. Это, выражаясь языком того времени, защита вдов и сирот, забота о нищих, широкая благотворительность во время голода и пожаров.