Страница 41 из 86
Лица, занимавшие все указанные должности, составляли в тогдашнем русском обществе высший, первенствующий класс людей.
После разгрома Руси ханом Батыем и после падения в 1240 году и фактического уничтожения стольного града Киева единое государство распалось на отдельные княжества, степень независимости которых друг от друга была различной. Правители этих княжеств были связаны единородным происхождением, а приоритет первенства определялся не фактической властью, а характером родства; кто ближе в генеалогическом отношении находился к Великим Киевским князьям, тот и считался «первее». Но так как показатели старшинства князей, при единстве рода, являлись переходными, то смерть «старшего» князя вызывала повсеместное перемещение многочисленных князей из одной земли в другую, с младшего стола на старший.
Высшей приоритетной честью, знаком владетельного приоритета являлось ношение звания Великого князя Киевского, потом — Великого князя Владимирского, а с начала XV века — Великого князя Московского. По завещанию Великого князя Киевского (1249–1263) и Великого князя Владимирского (1252–1263) Александра Невского (1221–1263) Московское княжество было выделено в удел его младшему сыну Даниилу Александровичу (1261–1303), за потомками которого оно и закрепилось. Первым, уже вполне самостоятельным Великим князем Московским титуловался Василий II Васильевич (1415–1462, князь с 1425 года), получивший прозвание Тёмный^^^.
Примерно в XIII веке появляется понятие «удел », означавшее княжескую родовую вотчину, принадлежавшую конкретному лицу на праве неотъемлемого владения. Каждый князь смотрел на свой удел как на свою частную собственность. Как личный собственник, отделённый от рода, князь считал вправе завещать свою собственность кому хотел и вообще распоряжаться ею по своему усмотрению. Потребность в государственном общем владении ослабевала, и уделы приобретали признаки вполне независимого владетельно-территориального образования.
Можно сказать, что после татаро-монгольского разгрома Руси в XIII веке силы национально-государственной консолидации всё время ослабевали, а центробежные тенденции превалировали над центростремительными. Этот исторический процесс, эта длительная эпоха получила название «период феодальной раздробленности ».
Почёт и влияние теперь приобретались не столько положением на родственной лестнице, сколько благорасположением ханов Золотой Орды — владетельные князья там получали «ярлыки на правление, а также личной силой, которая измерялась в первую очередь количеством владений. Подобная удельная философия вызывала бесконечные конфликты и даже войны между сопредельными княжествами за обладание теми или иными территориями.
В начале XIV века начался период возвышения Московского княжества, процесс неразрывно связанный с именем Ивана Калиты (1282–1340), ставшего князем Московским в 1325 году, а с 1328 года — и Великим князем Владимирским. Именно при нём начался постепенный процесс превращения Москвы в центр единого Великорусского государства, процесс, окончательно завершившийся при сыне Василия II Тёмного — Великом князе Московском Иоанне III Васильевиче (1440–1505, Великий князь с 1462 года), ставшем полноправным Самодержцем. При нём произошло полное политическое объединение Руси и была ликвидирована удельно-вечевая система государствоустроения.
Начиная с Иоанна III в государственном управлении утверждается принцип предоставления важной должности не по праву первородства, не по происхождению, а на основе «верности государю», который именно за службу жаловал своим «слугам», своим «холопам» землю, которая являлась в ту эпоху фактически единственным источником благосостояния. Удельное право, завещание родовых земель только потомкам постепенно отмирает, на смену семейно-родовому праву приходит государственно-частновладельческое.
Однако носители прежней психологии и выразители старой, удельной идеологии оставались. Лишенные своих уделов и былой самостоятельности потомки родовой знати, порой имевшие не менее древние корни, чем у Великого князя, не хотели жить общими государственными интересами и задачами; они мечтали вернуться к порядкам, «существовавшим встарь». Эти сепаратистские настроения, поползновения, тенденции — определения в данном случае не суть важны — давали о себе знать до самого начала XVII века. Они представляли серьезную угрозу целостности и стабильности государства. Княжеско-боярская вольница являлась по факту потенциальной опасностью существования Руси. Тут можно привести только один наиболее вопиющий пример.
После того как в результате свержения Царя Василия Шуйского в июле 1610 года Русское государство «обезглавилось», власть перешла к «коллективному» руководству, состоявшему из семи представителей родовых кланов. Вот их имена: князь Ф. И. Мстиславский, князь И. М. Воротынский, князь А. В. Трубецкой, князь В. В. Голицын, князь Б. М. Лыков-Оболенский, боярин И. Н. Романов и боярин Ф. И. Шереметев. На Руси на два года утвердилась Семибоярщина, прославившаяся предательством национальных интересов в угоду клановым.
Семибоярщина 17 августа 1610 года заключила с поляками договор о признании Русским Царём сына польского Короля Сигизмунда III принца Владислава, при непременном обязательстве польской стороны сохранить княжеско-боярские привилегии и собственность. В сентябре того года правительство национального предательства впустило в Москву польские войска. Большая часть страны оказалась фактически оккупированна поляками, а север-запад — шведами. Понадобилась многомесячная кровопролитная борьба русского народа, чтобы сокрушить и изгнать захватчиков.
Потенциальную опасность подобного рода событий прекрасно осознавали верховные правители в Москве, которые стремились различными путями и средствами обуздывать и сокрушать все проявления княжеско-боярского сепаратизма. Самую непримиримую борьбу с антигосударственными дезинтеграционными явлениями и проявлениями в среде «родовитых» и «именитых» вёл Первый Царь — Иоанн Грозный. Как Самодержец, как Богом поставленный правитель, Иоанн Васильевич сам не раз в свои молодые лета испытывал предательства, измены, злоумышления, направленные вельможами против него, «Божьего пристава».
К середине XVI века, ко времени появления Бориса Годунова на свет, общая система управления в Русском государстве выглядела следующим образом. На вершине властной пирамиды находился Царь, называемый Самодержцем, то есть властителем, полностью независимым в делах внешних и внутренних. Но только этими двумя функциями суверенитета смысл данного предиката власти не исчерпывался. Существовала ещё и третья ипостась, означающая уже вассалитет Царя земного по отношению к Царю Небесному.
Русские Великие князья, а потом Цари, как верховные «держатели Земли Русской», являлись одновременно и носителями православного сознания, исполнителями православной вселенской миссии — евангелизации рода человеческого и приуготовления его ко Второму Пришествию Спасителя. В этом отношении русские верховные правители, являясь земными владыками, одновременно исполняли и определённые церковные функции.
Однако распространенные утверждения о том, что Великие князья-Цари-Императоры являлись якобы «главой Церкви», являются совершенно абсурдными. В высшем, сакрально-духовном смысле у Церкви, как сокровищницы благодатных даров, только один Глава — Иисус Христос. Никакого другого «главы» у неё нет и быть не может. Что же касается земной Церкви, как отблеска Церкви Небесной, то здесь влияние русских правителей было ощутимым и вполне зримым. Так ранее было и в православной Империи ромеев — во Втором Риме, где Император-Василевс воспринимался как первый подданный Царя Небесного, несший ответственность перед Ним не только за себя, но и за благочестие всего «народа православного». Отсюда проистекала и особая церковная функция ромейских императоров.
Да, русские правители принимали самое непосредственное участие в делах земной Церкви: созывали церковные соборы, на которых нередко и председательствовали, определяли служебные перемещения в среде архиерейства, издавали указы и распоряжения о строительстве храмов и монастырей, определяли размер и формы предоставления вспомоществования «братьям во Христе» на Востоке. Но правители никоим образом не касались ни основ вероучения, ни таинств, ни литургической стороны церковного действия. Русских правителей и никогда не обожествляли; на Руси молились не им, а за них. Эти исходные вещи необходимо чётко понимать, чтобы воспринимать русский духовно-государственный процесс в его истинных выражениях и подлинных проявлениях.