Страница 27 из 46
— Тут водятся привидения, кстати!
— Да? Рассказывай!
— А что, разве не похоже?
— Согласен, согласен! Это похоже на декорации. Как дом с привидениями в Диснейленде. В Евродиснее тоже такой?
— Вроде бы. Называется «Усадьба призраков».
Мы обошли дом и двинулись дальше к реке, а затем — по прогулочной дорожке, которая тянулась до монастыря.
Благодаря солнцу все вокруг выглядело чудесно — и воздух был чистым и теплым, так что я снял куртку и обвязал вокруг пояса. На железнодорожной станции продавалось множество маленьких моделей аббатства, и я спросил продавщицу, скучающую молодую женщину, какую лучше купить — чтобы потренироваться в разговоре на французском. Она смотрела на меня как на сумасшедшего, но на вопросы отвечала охотно. А я тем временем спрашивал: «А вот если мне нужно кого-нибудь стукнуть, какая подойдет? А чтобы в кого-то запустить, какую посоветуете? А какую впарить нелюбимым родственникам?..»
Беседа заняла полчаса, и я даже почувствовал, как улучшается мое произношение. Она спросила, откуда я родом, и, к счастью, не перешла на английский, когда я ответил. Потом из аббатства приехал туристический автобус с кучей людей, которым нужно было чем-нибудь себя занять до отправления поезда. Они заполонили весь магазинчик. Я купил латунную модель монастыря среднего размера и открытку, и мы убрались подальше от толпы.
— Нет, твой акцент все еще отвратителен, — привередничал Генри.
— Но она меня прекрасно поняла.
— Торжество содержания над стилем. Твой словарный запас все еще больше моего. Я половины не понял.
— Я думал, ты учил французский в школе.
— Было время. В этом году я хожу на арабский.
— Ах, вот как!
— Выходит так, что родители специализируются на Среднем Востоке, ну и…
— И?
— Триша тоже. Она очень бегло говорит.
Я долго смеялся, пока он не побагровел и не пихнул меня в бок.
— Мы должны говорить исключительно по-французски, пока мы здесь.
Он заставил меня повторить медленнее и наконец понял.
Отныне мы говорили по-французски — до самого конца поездки. Кузена Гарольда это устраивало. Он говорил на языке свободно уже много лет, а Генри лишился возможности много болтать, хотя мы с кузеном Гарольдом и старались подключать его к нашим беседам.
На следующий день мы с Генри прошли пешком десять километров до замка и провели весь день, гуляя от террасы Готье до башни Габриэля, затем топтались на илистом берегу, хоть и старались держаться подальше от табличек с надписью «Осторожно, зыбучие пески!».
Я обсудил это с Генри, конечно же — по-французски. Он схватил камень, швырнул его на мокрый песок, и — блуп! — его засосало. Весьма быстродействующий зыбучий песок.
Я очень много рисовал, надоедая Генри, который снимал на камеру, и у меня получился неплохой набросок резной лестницы и статуи Святого Михаила, побеждающего дракона. Пока я рисовал, Генри надоело снимать, и он начал меня поторапливать, но я выиграл время, послав его в магазин за провизией.
Решив, что достаточно нагулялись, мы сели в автобус на железнодорожной станции и отправились обратно в Понторсон.
На следующий день мы помогали кузену Гарольду счищать листья с крыши. Я рисовал, а потом мы смотрели по телеку матч — «Манчестер Юнайтед». И все по-прежнему говорили только на французском.
К тому времени, как «МВ Бретань» вошел в Портсмут (кузен Гарольд приехал с нами, чтобы посмотреть, как мы пройдем паспортный контроль, и сделать кое-какие покупки), мое произношение намного улучшилось, а лексикон Генри расширился не менее чем на пятьдесят новых слов.
— Приедешь ко мне летом, и мы совершим настоящий прорыв — будешь разговаривать, как Грифф, — сказал кузен Гарольд, переходя наконец на английский, когда мы стояли в окошко для граждан Великобритании.
Пограничники сканировали штрих-код на паспортах, бросали взгляд на фотографии и говорили: «Добро пожаловать, добро пожаловать, добро пожа…» — терминал запищал, и два скучающих таможенника, прислонившиеся было к стене, неожиданно преградили мне выход к парковке, такси и автобусам.
— Мистер О’Коннер, боюсь, вам придется пройти с этими господами.
Черт!
— А что не так? — спросил я. — Мой паспорт просрочен?
Он покачал головой.
— Нет.
Кузен Гарольд и Генри были уже далеко впереди, но Генри дернул Гарольда за локоть, и они вернулись.
— В чем дело, офицер?
— Вы путешествуете с этим мальчиком, сэр?
— Именно. В качестве родителя, так сказать. А вы решили, что у него нет сопровождения?
— Нет, сэр. Мы получили распоряжение. Ему необходимо дать показания.
— Показания? Какие показания? Тогда мне придется позвонить его родителям!
— Я был бы удивлен, если бы вам удалось это сделать, сэр. Судя по информации в полученной нами ориентировке, их убили шесть лет назад. Мальчик исчез и с тех пор находился в розыске.
Генри хмурился, но когда все это услышал, его глаза полезли на лоб.
— Чушь! Папа Гриффа преподает информатику, а мама — французскую литературу.
Сотрудник иммиграционного контроля прищурился и с интересом посмотрел на Генри.
— Это он тебе сказал, да?
— Перестань! — сказал я Генри. — Они действительно этим занимались. До… — голос мне изменил, и я закрыл рот.
Кузен Гарольд посмотрел на меня и нахмурился.
— Вы, конечно же, не думаете, что мальчик имел отношение к этому преступлению?
Полицейский пожал плечами.
— В распоряжении говорится «должен быть задержан для дачи показаний». Четыре дня назад его считали мертвым. — У него зазвонил телефон, он взял трубку. — Да, сэр. Мы его задержали. В ваш офис? Да, сэр. — Он положил трубку и заговорил с пограничниками. — Его требует к себе шеф. — И передан им мой паспорт.
От взгляда Генри у меня защемило в груди.
— Они нашли нас в Калифорнии, — сказал я. — Я бежал, но папа и мама… — Я вдохнул поглубже. — В любом случае, это единственное, в чем я погрешил против истины, если хочешь знать.
— Дай-ка, мальчик, я это понесу, — сказал один из пограничников, беря мою сумку. Другой, у которого был мой паспорт, крепко взял меня под руку. Вцепился так же крепко, как тот, второй, в мой чемодан.
— Пройдите, пожалуйста, сюда! — обратился он к кузену Гарольду.
Генри сказал:
— Кто-то убил твоих родителей? Кто это сделал?
Я покачал головой.
— Это очень сложно.
Они провели нас через дверь с кодовым замком, затем вниз по коридору по направлению к лифтам. Впереди справа я увидел ряд двойных дверей с обозначениями на разных языках.
Я показал на них.
— Мне нужно в туалет!
Пограничники переглянулись, и тот, что держал меня, пожал плечами.
— Ладно. — Он толкнул дверь и сказал: — Сними пальто и выверни карманы. Кузен Гарольд и Генри остались в холле с другим пограничником.
— Что?
— Давай, хочешь в туалет — делай, как говорят.
Я снял пальто — мой любимый кожаный плащ — и передал ему. Положил бумажник на стойку вместе с пригоршней французских монет.
— Вот. Зачем это?
— Порядок такой. Не хотим, чтобы ты нанес себе увечья. Покажи щиколотки.
Я поднял штанину.
— Ни ножей, ни пистолетов, — сказал я. И показал на свой тощий бумажник и монеты. — Порядок?
Он кивнул и махнул в сторону сортира:
— Валяй.
Как только удалось запереть за собой дверь кабинки, я прыгнул.
Прыжок вышел неудачным, несфокусированным, и кусочки унитаза и вода ворвались вместе с моими ногами на известняковый пол моей Норы. Даже подумать страшно, на что теперь похожа та кабинка. Об заклад готов побиться — он услышал. Представляю себе его шаги — нет, шарканье по воде на полу, — вот он открывает дверь, видит разбитый вдребезги унитаз, ошметки туалетной бумаги.
А меня нет.
ДЕВЯТЬ
Разбитые плитки
Значит, меня подвел паспорт. Они его просканировали, когда я въезжал во Францию. Кто-то заметил, и сразу забили тревогу.