Нежность Аксель

- Нет, я буду там не к месту. Мы недостаточно знакомы, и она в семейном кругу.

- Ещё ты можешь засыпать ее безумными уверениями в нежности, а ещё лучше - приехать за ней в аэропорт, когда она вернётся. Женщины очень чувствительны к подобным проявлениям внимания.

Увлечённые разговором, они не заметили подошедшего Лорана, который стоял у их столика.

- Вы говорите о фирме или о личном?

Загорелый, улыбающийся, счастливый оттого, что вновь видит их, Лоран присел рядом.

- Рассуждаем о его блондинке, - непринужденно ответила Ингрид. - Ты знал, что он втюрился?

Озадаченный Лоран посмотрел на Ксавье, на нее и рассмеялся.

- Мне так показалось перед отъездом.

- Так вот, что-то не клеится! Ты съешь что-нибудь?

Она воспользовалась моментом и заказала пирожное и бутылку «Мускаде». Затем с деланным равнодушием заявила:

- Я люблю вас обоих. Постарайтесь не терять слишком много перьев е своих любовных историях и обещайте, что если придет моя очередь одуреть и нести всякий вздор, то выслушаете меня с достоинством.

- Договорились! - хором воскликнули оба.

- У меня будет право рассказывать вам роман с продолжением каждый день, договорились?

- Утром и вечером, - подтвердил Ксавье.

Перемена в отношении Ингрид радовала его, и он попытался дать понять это, спросив:

- Если я скажу, что ты действительно мой лучший друг, ты плеснешь мне в лицо из стакана?

- Нет смысла тратить «Мускаде» понапрасну, у него такой приятный привкус лесного ореха. Поищи что-нибудь другое, чтобы освежиться!

Она весело улыбалась, как настоящая приятельница, какой он хотел, чтобы она была, но Ксавье понял, что она делала над собой усилие и рана еще не затянулась.

* * *

У Аксель не было желания присутствовать на поминальной трапезе после возвращения с кладбища. Она чувствовала, что не в силах сдержать эмоции, и сейчас ей больше всего хотелось побыть одной.

Солнце, едва затянутое облачком, сияло с раннего утра, и она надумала прогуляться до завода. До него было менее двух километров, и того меньше, если пойти напрямую по лугам.

Прогулка освежила ее.

В большом доме приглашенные, должно быть, уже подкрепились и утолили жажду. Минул всего час, а голоса становились все громче, и речь уже, несомненно, шла не о Бенедикте.

Грейс не могла пренебречь обязанностями хозяйки: согласно традиции она должна была принимать людей, которые пришли отдать последние почести ее деверю. К счастью, похоже, ей удалось взять себя в руки. В церкви она стояла с сухими глазами, шевеля губами во время песнопения и легко опираясь на руку Джервиса. Формальность была соблюдена, тайна осталась тайной.

Когда Аксель вошла в здание конезавода, то не удивилась царящей здесь тишине. Она знала, что большинство кобыл с жеребятами на пастбище, потому что видела их по пути. Она вошла в пустынное помещение внутренней конюшни, остановилась в глубине, возле последнего стойла. На привинченной к решетке медной дощечке она прочла имя - Леди Энн. Так вот оно, то место, где Бенедикт встретился со смертью. На бетонном полу этого прохода.

Она подобрала юбку, опустилась на колени и коснулась рукой земли. Какой могла быть последняя мысль Бена? Без сомнения: «Одуревшая кобыла».

Теперь он был в раю, в раю людей, занимающихся лошадьми, и, должно быть, встретился там со своим отцом, женой, сыном Норбером.

- До свидания, дед, - прошептала она.

Аксель не двигалась, пока не услышала шум шагов снаружи. Убежденная, что это Ричард, она поспешно встала.

- Есть здесь кто-нибудь? - раздался голос Констана.

Поколебавшись немного, он проскользнул в тяжелую полуоткрытую дверь, встревожено оглядываясь.

- Я здесь, Констан!

- А, ты тоже... Я пришел посмотреть, как это выглядит. Джервис сказал, что у него полно работы, а я так давно не был в Англии...

То, что он говорил, не имело никакого значения, потому что он желал того же, что и Аксель.

- Стойло Леди Энн здесь, - только и сказала она.

Он подошел, опустив глаза, и остановился рядом с ней.

- Ты пришла пешком?

Она знала о том, как ему неприятно оказываться среди непривязанных лошадей. Если только скакун вырывался из рук ученика во дворе, то рассчитывать на помощь Констана было нечего.

- Дуглас показал мне, где стоит велосипед, и я ехал по дороге. Если хочешь, на обратном пути могу взять тебя на раму...

Его голос дрожал, в нем слышались страх и отвращение: он рассматривал решетку стойла и проход.

- Так что же, это здесь?

- Да.

Они какое-то мгновение помолчали, пытаясь представить последние секунды Бена.

- Пойдем, Констан, не нужно здесь оставаться.

Она взяла его за руку и повела к выходу. За дверью оба вздохнули с облегчением. Снаружи было спокойно, на всем лежал отпечаток безмятежной ясности. У свежевыкрашенных белых барьеров распустились розы.

- Знаешь, Аксель, менять ничего не нужно.

- Менять?

- Я хочу сказать, что... Джервис попытался объяснить мне что-то о наследстве, но я не понял. Как по мне, то нужно, чтобы все продолжалось как было.

- Да что же, в конце концов?

- Конюшня, конечно! Надо жить как раньше. Ты справишься без него?

Комок в горле помешал Аксель ответить.

- Я буду тебе помогать, - настаивал Констан, - я буду рядом!

Душа его разрывалась от боли. Потеряв отца, он утратил главную опору и теперь боялся. Боялся, что ему не найдется здесь места, что его отстранят, отбросят, забудут.

- Конечно, будем продолжать. Мы больше ничего не умеем делать, как говаривал Дуглас.

- И останемся в доме?

- Ну да! Ты мне нужен, чтобы присматривать за всем.

- Пач мне поможет, ты же знаешь!

Порой он бывал хуже ребенка. Аксель поняла, что отныне она, помимо всего прочего, отвечает и за него. За него и за его пса.

- Давай возвращаться, - решила она, - иначе мы пропустим самолет.

Они должны были возвратиться в тот же вечер, чтобы завтра утром приступить к работе. Несмотря на обнадеживающие звонки Антонена, Аксель беспокоилась о конюшне. Чем скорее она возьмет все в свои руки, тем лучше. Впрочем, здесь ей делать больше нечего.

Как и предлагал Констан, она устроилась перед ним на раме велосипеда и после непростого старта они наконец покатили по дорожке.

* * *

Последние приглашенные откланялись, еще раз выразив соболезнование. Грейс до самого конца продержалась образцово, даже если это и был худший из дней ее жизни.

Оставив в гостиной Джервиса, Кэтлин и Дугласа, продолжавших топить печаль в виски, она наконец оказалась одна и закрылась в спальне. У нее больше не было слез, осталась лишь бесконечная печаль, с которой предстояло свыкнуться.

Ей минуло шестьдесят, на горизонте маячила старость. До сих пор она прилагала массу усилий, чтобы оставаться привлекательной, теперь же борьба не имела цели. Бенедикт уже не приедет сюда, ей больше не нужно стремиться к тщательно скрываемой мечте.

Через окно она увидела, как прибыл забавный экипаж, состоявший из Аксель и Констана, которые сидели на велосипеде, как куры на насесте. Они, разумеется, вернулись с конезавода и торопятся собрать дорожные сумки.

Конезавод... Как отныне будет больно видеть лошадей, щиплющих в лугах траву! Действительно ли стоит продолжать разводить этих чистокровных скакунов?

Когда десять минут спустя в дверь постучала Аксель, Грейс по-прежнему находилась в раздумье, хотя решение уже было принято.

- Входи, моя дорогая. Ты уже едешь?

- Я зашла, чтобы сказать тебе «до свидания».

- Надеюсь, речь действительно идет о «до свидания». Ты приедешь еще?

- Постараюсь, Грейс, но это будет нескоро.

- Да, я понимаю. На тебя свалился тяжелый груз, не так ли?

- Вероятно, - коротко ответила племянница.

Грейс внимательно и с интересом посмотрела на нее, думая о том, до какой степени Бенедикт мог обожать Аксель и возлагать на нее свои надежды.