Страница 22 из 42
Главный констебль намек понял.
— Можете воспользоваться этим кабинетом, мистер Тримбл, — сказал он. — Думаю, тут теплее, чем у вас. Доброй ночи, мистер Петтигрю. Спасибо, что зашли.
И он удалился.
Полчаса спустя Петтигрю, с которого сняли показания, зачитали их ему, дали подписать и засвидетельствовали, вышел из полиции и отправился к муниципальной стоянке, чтобы сесть на автобус. Откуда-то выскользнула и затормозила рядом с ним неприметная машина. Голос изнутри произнес:
— Я вас отвезу, если вы не против.
— Мой дорогой главный констебль, — сказал Петтигрю, садясь, — какой сюрприз!
— Пришлось, — объяснил Макуильям. — Если бы Тримбл увидел нас вместе, это было бы фатально. Когда сегодня о вас доложили, кое-кто подумал, что вы снова явились учить нас делать нашу работу.
— Упаси Господи! — воскликнул Петтигрю. — И вам прекрасно известно, что я не...
— Я знаю, что нет. Очень глупо с моей стороны было бы думать, что станете. Но едва ли можно винить в этом Тримбла. Большим облегчением было узнать, что вы мелкая сошка, просто свидетель.
— Ни на что большее я не претендую. Вы же знаете, насколько мне отвратительны расследования.
— Прекрасно! — одобрил Макуильям. — Похоже, умонастроение у вас правильное. И тем не менее я бы хотел обременить вас, задав вопрос, касающийся скорее не факта, а мнения.
— Я не стану на него отвечать.
— Как пожелаете. И все равно я его задам. Вы бы назвали миссис Порфир в целом нормальным человеком?
— Да, — не задумываясь ответил Петтигрю. И тут же добавил: — Нет.
— Понимаю. — Голос главного констебля был начисто лишен иронии.
— Она была нормальной в том смысле... Слушайте, вам что-нибудь известно о лесоводстве?
— Решительно ничего.
— И мне тоже. Но у меня есть знакомый, который в нем разбирается, — прескучный, скажу вам, тип. Но однажды он рассказывал мне исключительно долго и с совершенно незаразительным энтузиазмом про один лес, в Германии или где-то еще, который называл почти нормальным. Я спросил его, что такое нормальный лес, и получилось, что такого вообще не существует. Не стану утомлять вас деталями, как он меня: ротация, вырубка, пересаживание и так далее, — но нормальный лес — мечта лесника, такой, в котором нет ни одного изъяна. Все в образцовом порядке. Улавливаете мою мысль?
— Улавливаю. И миссис Порфир была мечтой? Чьей?
— Я только стараюсь объяснить, что она была до мозга костей хорошей женщиной. Не знаю, можно называть это нормальным или нет. Полицейский, наверное, не назвал бы. Учитывая, какой она была, рискну сказать, что ее поведение показалось бы ненормальным другим людям, не столь высоких правил. Вот и все.
— Это крайне интересно, — сказал Макуильям. — Вы, наверное, очень хорошо ее знали.
— Господи помилуй! — воскликнул Петтигрю. — За всю мою жизнь я разговаривал с ней только два раза. Я осел.
Глава двенадцатая ТРИМБЛ В «АЛЬПАХ»
В Пасхальную субботу Годфри Рэнсом на холм не пошел. В тот день, как и в каждый день во время банковских каникул, обитатели «Альп» жили на осадном положении. Бесконечная череда малолитражек и тяжелогруженых мотоциклов с колясками запрудила проселок, ведущий мимо их ворот, а склоны позади садового забора кишели пешими отдыхающими. Нужно ли говорить, что подавляющее их большинство послушно пользовались просторами природы, на которые имели право по закону. Всего одному из сотни приходило в голову бросать свои пустые бутылки на лужайку миссис Рэнсом, всего десяток пытались перелезть через забор, чтобы позаимствовать у нее нарциссы и примулы, и не более чем одна группа в день решалась бы развести в ее саду костер, чтобы приготовить себе чашку чая. Первопроходцы всегда исключение, но, как водится, в счет идет активное меньшинство. Вот так и вышло, что по распоряжению матери Годфри провел утро, обходя дозором периметр.
Казалось бы, утомительное времяпрепровождение для молодого интеллектуала, который мечтал на пару часов плотно засесть за свою работу на литературный конкурс журнала «Новый государственник», но Годфри, который никогда прежде не жил в живописном месте, это занятие увлекло. Он уже собрал по периметру разнообразную коллекцию подношений мусорному баку, отвадил нескольких маленьких мальчиков от попытки пройти по колышкам забора в запущенной части сада и сообщил двум замученным матерям, которые решительным шагом подошли к крыльцу, требуя, чтобы им указали путь к туалету, что все требуемое они найдут в чайных павильонах чуть дальше. Затем последовало временное затишье, и он попытался хотя бы настроиться на литературное творчество. Однако долго затишье не продлилось. Через несколько минут он услышал, как калитка снова открывается, и впереди замаячили еще двое незваных гостей.
То, что новоприбывшие тщательно закрыли за собой калитку, само по себе достаточно выделяло их среди прочих чужаков, объявлявшихся в «Альпах» тем утром. Их неспешная походка вселяла уверенность, что дело у них не той срочности, как у дам, которым он рекомендовал чайные павильоны. Они подошли к дому так, словно намеревались нанести светский визит, но Годфри уже достаточно хорошо знал свою мать, чтобы безошибочно определить: эти двое не из тех, с кем она стала бы поддерживать дружеские отношения.
Годфри встретил их на полпути к двери. Наказ матери после завтрака тем утром звучал: «Бога ради, Годфри, никого не пускай!»
И пока он не получит веских свидетельств обратного, надо предполагать, что и эти двое относятся к тем, кого не надо пускать. Но не успел он открыть рот, как меньший заговорил:
— Доброе утро. Мы офицеры полиции. Вы мистер Рэнсом?
— Да, — сказал Годфри. — То есть... я хотел сказать... да.
Эх, не так, подумалось ему, ответил бы на столь простой вопрос человек светский, повидавший мир. Нет ведь ни малейшей причины тревожиться, когда полицейский спрашивает у тебя фамилию. Ни один разумный человек не станет волноваться. И тут он почувствовал, что краснеет. К счастью, меньший ничего необычного как будто не заметил.
— Кстати, меня зовут Тримбл, — представился он. — Суперинтендант Тримбл. Мы с моим коллегой расследуем убийство миссис Порфир. Насколько мы знаем, она заходила сюда в четверг после полудня.
— Э-э, да. Заходила.
— Тогда вы, наверное, будете не против помочь нам, ответив на несколько вопросов?
— К вашим услугам, суперинтендант. (Вот так гораздо лучше. Так, во всяком случае, говорят парни в романах.)
Годфри повел их в дом и решил, что лучше разместиться в столовой. Мама, как ему было известно, сидела в салоне в другом конце дома, и он не стал тревожить ее без крайней необходимости. Коллега Тримбла извлек листы бумаги — по виду официальные бланки, — разложил на столе, где те показались неприятными и чуждыми на фоне изысканного полированного красного дерева, и Годфри нервно приготовился к первому в своей жизни допросу.
— В котором часу миссис Порфир пришла сюда в четверг?
— Приблизительно в половине четвертого.
Долгая пауза, во время которой коллега деловито корябает перьевой ручкой.
— Она пришла одна?
— Она приехала на машине мистера Уэндона.
Все оказалось на удивление просто. Едва преодолев первоначальное беспокойство, что сделался предметом полицейского расследования. Годфри с легким стыдом обнаружил, что получает удовольствие от происходящего. Человек разумный, такой как он, не придает большого значения подобным мелочам, однако они, несомненно, приносят ощущение значимости. Он отвечал четко и полагал, что умело подобранные слова произведут на суперинтенданта впечатление.
Его довольство собой печально съежилось, когда по завершении допроса ему зачитали показания, изложенные скупым, официальным английским, где все цветы речи были обкорнаны, а голые факты запечатлены во всей их неприглядности. Изложенные таким образом показания мало что давали. Их едва хватило на полторы страницы полицейской писчей бумаги.