Весна Византии

― Не знаю, ― отозвался Юлиус. ― Но очень хотел бы это выяснить.

В конце концов стряпчий согласился почти со всеми задумками фламандца. Он тоже полагал, что флорентийские товары будут в большей безопасности в Керасусе, где Дориа не сможет до них добраться. То же самое относилось и к товарам венецианцев… Чуть труднее оказалось убедить Юлиуса не предъявлять Пагано Дориа никаких обвинений, ― ведь у них не было доказательств, что именно он организовал покушение; если же выставить в свидетели Параскеваса, то он больше не сможет служить осведомителем. Так что пока следует считать достаточным наказанием утрату серебра и товаров. Ну и, разумеется, сильнее всего генуэзца должно было поразить возвращение в Трапезунд Юлиуса.

― А ты сам отправишься в Керасус? ― спросил Николаса стряпчий.

― Да.

― И останешься там? Надолго?

― Сколько понадобится. Ведь такой дорогой товар нельзя оставлять без охраны. ― У Николаса опять начала кровоточить рука, и в плетеной корзине он отыскал чистую ткань для перевязки. Лекарь и его угрюмый помощник больше так и не появились. ― Тут есть еще какая-то целебная мазь. Тебе не нужно? ― обратился он к Юлиусу.

― Я в порядке. А как мы будем получать вести из Керасуса?

― Голубиная почта? ― предложил фламандец. ― Гонцы-амазонки?

Стряпчий поднялся с места и с неожиданно грозным видом надвинулся на Николаса.

― Ты по-прежнему хитришь? Опять что-то задумал?

― Пока что я перевязываю себе руку, ― отозвался тот. ― И, кроме того, пытаюсь продумать все меры предосторожности. Султан, скорее всего, нападет на Узум-Хасана, а не на императора. Но что если он все же решит сперва овладеть Трапезундом? Город туркам не взять, но осада продлится до осени.

Тогда груз будет вывезти невозможно, и лишь в Керасусе у нас появится призрачный шанс…

― Значит, мы будем сидеть под осадой в Трапезунде, а ты спокойно поплывешь из Керасуса домой со всем нашим товаром?

― И с нашим, и с венецианским, ― подтвердил Николас. Он пытался затянуть зубами узел на руке и при этом перестать ухмыляться… Одновременно ему это никак не удавалось.

― Ты серьезно? ― не отставал стряпчий. ― Ты правда так сделаешь?

Наконец Николас совладал с повязкой и поднял глаза.

― А ты как думаешь? Вы же прогнали меня из Трапезунда. Сами вы будете там в безопасности, но за товар поручиться нельзя. Единственный разумный выход ― это поскорее вывезти все добро и выгодно его продать. Ты ведь у нас счетовод, предложи что-нибудь получше.

И полчаса спустя Юлиусу это удалось. Николас отправится в Трапезунд, а стряпчий поведет караван с товаром в Керасус.

Разумеется, фламандец стал возражать, и переубедить его оказалось непросто. Затем, настояв на своем, Юлиус все же снизошел до того, чтобы осведомиться насчет дороги.

― Ну, ехать можно через Эрзинкан, если хочешь, но там опасно. Я бы предпочел вернуться в Байбурт, а затем свернуть на запад, в сторону Келкита и Сирана. Оттуда северная дорога сворачивает к Керасусу.

― Откуда именно? ― уточнил Юлиус.

Николас поудобнее устроился на постели. У него болело все тело, мышцы ныли от усталости, но, несмотря на терзавшие его опасения, он чувствовал себя непривычно счастливым.

― Вот в этом-то и весь смысл, ― объявил он. ― Завтра мы поговорим подробнее. Но то место, где ты должен повернуть на север, называется Себинкарахисар. Или, иначе говоря, Колонейя.

Глава двадцать восьмая

В середине мая в Трапезунд пришла весть, что Николас с Юлиусом погибли. Сообщил об этом служка-мирянин из монастыря Святой Девы в Сумеле, который на маленьком быстроногом муле смог преодолеть по горам свыше тридцати миль за каких-то двенадцать часов.

Как и полагалось, сперва он направился в Леонкастелло к генуэзцам, а за ним потянулись праздные зеваки и ребятня. Монна Катерина, супруга посланника, побледнев, выслушала повествование о том, как монахи обнаружили ее мужа, который вместе с несколькими слугами пытался преодолеть горный перевал. Все они были ранены и с трудом сумели рассказать, как чудом избежали опасности, угодив в засаду. Мессер Дориа отбивался до последнего и воочию видел, как под саблями разбойников пал юный Никколо. Вскоре погиб и стряпчий Юлиус, а также все их спутники. Сам мессер Дориа, ограбленный до нитки, остался лежать на поле боя, поскольку его сочли мертвым. Если бы слуги не пришли на помощь, возможно, он так бы там и истек кровью…

Юная супруга генуэзского консула оказалась истинной амазонкой. Вместо того чтобы звать на помощь или падать без чувств, она тут же созвала челядинцев и конюхов и, вскочив на лошадь, устремилась в монастырь, препоручив монаху самому разнести по городу печальные вести.

Флорентийцы, по крайней мере, обошлись с гонцом более подобающим образом. Священник тут же усадил гонца на мягкие подушки, велел принести еды и питья и позаботился об уставшем муле. Затем к ним присоединились и остальные друзья погибших. Один оказался лекарем, ― заметив, как устал посланец, он тут же приказал согреть ему ванну и принести растирания. Между собой они переговаривались негромкими печальными голосами, и гонец обратил внимание, что в отличие от большинства торговцев, которые в гибели собратьев видят возможность для собственного продвижения, эти люди были потрясены по-настоящему. При этом они старались вести себя с достоинством, и лишь один мужчина воинственного вида, с бородкой и шрамами на лице, с яростным рычанием набросился на остальных:

― Вы попросту вышвырнули его вон! Юлиус оказался единственным, у кого хватило здравого смысла последовать за ним. Колхийцы и курды умеют воевать в горах лучше всех на свете, а он об этом ничего не знал.

Ему никто не ответил; только лекарь вскинул лысую голову, вопросительно глядя на священника, и тот задал вопрос посланцу:

― А вы, сударь, узнали об этом от самого мессера Пагано? Если мы отправимся в монастырь, сможем ли мы увидеться и поговорить с раненым?

― Разумеется, ― подтвердил сумельский служка. ― Еще целую неделю мессер Дориа не сможет сидеть в седле и наверняка он будет рад видеть друзей. Супруга его уже отправилась туда.

Он заметил, как хозяева дома переглянулись, а бородач спросил у своих товарищей:

― Какой в этом смысл?

Ответил ему доктор:

― Смысл в том, Асторре, чтобы отыскать убийц. ― И он отвернулся от побагровевшего бородача, обратившись к служке: ― За вами здесь присмотрят и найдут место для ночлега. Затем, когда вы вновь пожелаете отправиться в путь, вас накормят и дадут лошадь.

― Я вижу, что погибшие были дороги вам, ― заметил гонец. ― Мне жаль, что я принес дурные вести.

― Мне тоже очень жаль…

Священник с лекарем, взяв с собой вооруженную охрану, почти тотчас отправились в путь, повидавшись предварительно с посланником из дворца, который также желал узнать все, что может сообщить монастырский служка. Судя по всему, этот человек был с женской половины двора, а не от самого императора. Перед уходом он сказал священнику и шкиперу:

― Моя госпожа постарается помочь, если сие будет в ее силах. Оценить всю значимость этой потери невозможно.

― Вы правы, ― подтвердил лекарь. ― Он был еще слишком молод ― поэтому никто не знает точно, сколь многого мы лишились.

На встречу с Дориа они собирались как на войну.

Сторонний наблюдатель сказал бы, что такое путешествие не имеет смысла.

Любая компания, лишившись своего главы, в первую очередь должна позаботиться о том, чтобы эта рана затянулась как можно скорее: нужно озаботиться новыми назначениями, укрепить пошатнувшуюся веру клиентов в надежность заключенных сделок. Однако этот сторонний наблюдатель не мог знать о словах, сказанных Николасом Тоби и Годскалку: «Вам важно сохранить меня в живых. Вам важно притворяться, будто я по-прежнему руковожу компанией. Потому что в тот самый миг, как меня не станет, или вы меня сместите, ― Дориа тут же наложит на вас лапы».