Весна Византии

Незнакомец безучастно посмотрел на него, а затем сплюнул и вышел вон.

Попытавшись пошевелиться, фламандец обнаружил, что связан по рукам и ногам, ― однако он мог вертеть головой. Он огляделся. Шатер был совершенно пуст, и вовсе не походил на обычное жилище кочевника Неожиданно полог откинулся, и внутрь в сопровождении давешнего юноши вошел еще один незнакомец, в точно таком же наряде, и с выражением лица как у Алессандры Строцци, когда она была в скверном расположении духа. Без единого слова незнакомец указал на пленника. Николас открыл было рот, чтобы заговорить, но человек знаком велел ему молчать. Затем он посмотрел на юношу.

Тот, в свою очередь, походил на сына Алессандры, Лоренцо, тоже в скверном расположении духа. Сделав шаг вперед, он опустился на колени и на миг лбом коснулся земли. Затем поднялся, покосился на мужчину, и тот сделал резкий жест рукой. Юноша подошел к выходу из палатки и что-то коротко рявкнул. Язык не походил ни на греческий, ни на итальянский, ни на арабский. Затуманенный разум подсказал Николасу, что незнакомец говорил на иврите. Наступило затишье. Старший из незнакомцев избегал смотреть на пленника, и казалось, что он молится. Затем в палатке неожиданно появились четверо человек, которые несли бадью, наполненную горячей водой. Ее они поставили на землю, вышли и вернулись с большой жаровней. После этого в шатре появился стол и два складных стула. Стопка белья и ящичек, из которого достали и выставили на стол несколько предметов. Последними появились плетеная корзина и еще один столик. Николас молча ждал, взирая на пустую столешницу. Все, кроме первого незнакомца, удалились, и тогда появился давешний юноша с кувшином роз, расставленных с неподдельным изяществом. Их аромат заполнил шатер, перебив все прочие запахи. Николас удивленно распахнул глаза, и незнакомец наконец обратился к нему.

― Вы понимаете меня?

― Я вас понимаю, ― подтвердил Николас.

Человек чуть заметно переменился в лице.

― Я лекарь. Я должен вас спросить: если мы перережем ваши путы, не попытаетесь ли вы совершить насилие?

― Обещаю, ― тут же отозвался фламандец.

― Мы не имеем никакого отношения к вашим ранениям. Мы хотим лишь их исцелить. ― Лекарь подал знак своему спутнику. Тот опустился на колени с ножом в руке и тронул веревки, стягивавшие запястья пленника.

― Но для кого? ― спросил Николас. ― Кто нанял вас? И где я нахожусь?

― Не могу сказать, ― ответил незнакомец. ― Запомните правило: вы должны хранить молчание.

Но фламандец не желал хранить молчание.

― Мой друг… Его зовут Юлиус.

Он тут же ощутил укол ножа. Лекарь что-то прошипел своему помощнику, и юноша с недовольным видом отпрянул.

― В следующий раз мы уйдем, ― пообещал старший. ― И можете дальше лежать в грязи.

Николас покорно замолк. Лекарь с помощником, морщась от отвращения, принялись срезать с него одежду. Затем они губкой обмыли и осмотрели раненого. Больше всего его тело походило на воплощенную совместную грезу Коларда и Хеннинка: темно-синие кровоподтеки и надрезы цвета императорского пурпура. Некоторые раны были довольно глубоки, но кости уцелели, Николас даже не смог бы сказать, что болит сильнее всего: он ощущал единую боль во всем теле. Неизвестно, сколько длилось его путешествие… Скорее всего, его напичкали какими-то снадобьями. Наверное, опасались, что он вскочит на ноги и поубивает их голыми руками, ― но на самом деле сейчас он не смог бы шевельнуть и пальцем. Даже к ванне его пришлось подтаскивать волоком.

В горячей воде он заснул, ― такое с ним случалось и прежде. Кажется, кто-то затем вытащил его из бадьи, перевязал раны мягкой тканью с целебной мазью и на землю вместо грязного тряпья подстелил свежий тюфяк с настоящими простынями, подушкой и одеялом. Затем лекарь чем-то напоил его и позволил заснуть.

Пробудился Николас от боли в мышцах, но с ясным рассудком. Шатер был залит нежным желтоватым светом: пока он спал, сюда принесли свечи. Бадья с водой исчезла, но жаровня осталась, и розы тоже. Сбоку на ковре обнаружилась сложенная стопкой одежда.

Слава богу, платье было не его собственным… Чуть слышно ругаясь, Николас уселся и принялся рассматривать свой новый наряд. Мягкие туфли, узкие штаны на шнуровке, рубаха длиной до середины бедра, туника с короткими рукавами и тонким расшитым поясом с серебряной пряжкой. Никакого оружия, разумеется, и никаких личных вещей. И, хвала небу, никакого головного убора. Сейчас даже воздух давил на затылок слишком сильно… Преодолев слабость, Николас поднялся и стал одеваться. Он почти закончил, когда ощутил какое-то движение у входа в палатку. Там послышался звук шагов, и звон скрещенной стали. Тут же шум прекратился; мужской голос произнес его имя, и полог шатра откинулся в сторону. В темноте Николас видел лишь блеск островерхих шлемов и незнакомых доспехов. За спинами воинов во множестве виднелись такие же палатки, как его собственная, но гораздо просторнее; и все они были ярко освещены.

Идти пришлось совсем недалеко. При этом молчаливый эскорт окружал его так плотно, что Николас почти ничего не смог разглядеть вокруг. Все его спутники были среднего роста и носили кольчугу поверх туники с разрезами, а также сапожки для верховой езды. Под шлемами виднелись смуглые, ничего не выражающие лица с густыми черными бровями и коротко подстриженными черными усами. У входа в самый большой шатер их окликнули, и эскорт остановился.

Николас молча ждал, вдыхая аромат непривычных кушаний, прислушиваясь к незнакомым звукам и голосам. Из шатра доносилась мелодия струнного инструмента и негромкая речь. Шатер был закреплен на кольях с помощью тонких цепочек, которые в отблесках костров блестели, подобно золоту.

Какой-то человек вышел из шатра и, нахмурившись, застыл на пороге. В руках его было нечто, напоминающее кусок меха. Он протянул руку вперед, и, выждав немного, с сердитым видом взмахнул ею в воздухе. Николас, догадавшись, чего от него хотят, принял то, что ему дали. Это оказалась фетровая шапочка, отороченная мехом. Точно такую же носил человек, стоявший напротив него. Приглядевшись, Николас опознал в нем евнуха.

Очень бережно он надел шапочку на голову. Волосы, завившиеся кудряшками после горячей ванны, тут же полезли в глаза. Похоже, он опять превратился в Клааса, покорного и услужливого… Во что же он вляпался на сей раз? Полог шатра распахнулся, ― оставалось лишь войти внутрь.

Глава двадцать седьмая

Николас давно задавался вопросом ― как далеко способен зайти Пагано Дориа. Разумеется, тот подчинялся приказам Саймона. Отложить окончательную схватку до последнего момента было вполне разумно, но в ожидании этого столкновения Дориа не упускал возможностей для мелких шалостей. Наверняка, он наслаждался от души, когда наблюдал за побоищем в горах. Возможно, и все происходящее сейчас было частью его плана. Конечно, существовала и иная возможность, но об этом Николас пока не решался даже подумать.

Однако, войдя в шатер, он понял, что ошибался, ― ибо неожиданно очутился в настоящем цветнике. Здесь были шелка, ковры и позолоченные лампы, мебель резного дерева, украшенная медью и бронзой, и женщины, восседавшие повсюду на мягких подушках… Одни только женщины! Если не считать рабов и евнухов… Это походило на сераль. Возможно, самая злобная шутка Пагано Дориа. Или все же нет… Николас осознал внезапно, что уставший и израненный, едва ли может являть собой объект желания, ― равно как и сам он ничего подобного не испытывал. Застыв в неподвижности, он огляделся по сторонам.

Это было похоже на живую картину. В углу музыкант наигрывал на арфе, ― негромкая плавная мелодия, которой никто не замечал. Накрашенные лица, драгоценности, блестящие шелковые одежды, накидки на темных волосах не могли принадлежать ни рабыням, ни шлюхам, ни даже дочерям эмира, преподнесенным какому-нибудь племенному вождю в виде дани. Кто бы ни были эти женщины, они явно служили некой высокопоставленной особе. Они двигались с заученным изяществом: кто-то передвигал фишки на игровой доске, другая наливала в бокал янтарную жидкость из высокого кувшина с узким горлышком, третья рассматривала какой-то рисунок. На появление незнакомца никто не отреагировал, ― разве что несколько женщин спокойно обернулись в его сторону. Посреди шатра в одиночестве восседала женщина далеко не первой молодости, которую Николас никогда прежде не видел. Он выждал еще какое-то время, пытаясь справиться с изумлением и на ходу пересматривая свою тактику, а затем неспешно приблизился к ней.