Весна Византии

― Потому что Пагано расскажет султану о наемниках Асторре? ― уточнил священник.

― Вполне возможно. Одно из трех: либо он промолчит и позволит нам спокойно проследовать в Трапезунд, поскольку нуждается в защите наших солдат не меньше, чем мы сами. Либо промолчит, но будет угрожать обо всем рассказать, если мы станем донимать его по поводу Катерины. Либо он предаст Асторре, чтобы избавиться от нас раз и навсегда.

― Он мог давно покинуть Константинополь, ― заметил капеллан.

― Нет, он будет ждать.

― Потому что желает быть свидетелем резни? ― перед лицом непробиваемого спокойствия Николаса Годскалк невольно потерял терпение.

У того на щеках на краткий миг появились и исчезли ямочки, ― явный знак нетерпения.

― Нет… Потому что я послал из Модона с дюжиной самых быстрых кораблей послания, в которых извещал, что в Константинополь с государственным визитом должен прибыть князь Пагано Дориа, генуэзский посланник банка Святого Георгия. Если они не расстреляют его из пушек, то задушат в дружеских объятиях на приемах, одновременно пытаясь подкупить слуг, чтобы вызнать какие-нибудь секреты. Я также написал обо всем венецианскому бальи…

― Насчет девочки тоже? ― помолчав, осведомился Годскалк. Теперь он стал понимать, что означает загадочное выражение, которое порой появлялось на лице Тоби.

Николас по-прежнему взирал на него, не скрывая нетерпения.

― Ну, конечно. Я сообщил бальи, что Дориа женат на моей родственнице и что я буду рад, если он попросит ее задержаться и дождаться меня. Конечно, Дориа может спрятать ее на корабле, ― но это само по себе будет достаточно красноречиво.

Невозможно понять, думал Годскалк, было ли это истинной уверенностью в себе или новой маской, которую Николас нацепил после Модона.

― Ты в самом деле веришь, что Дориа будет там? ― поинтересовался он.

― Да, ― подтвердил Николас. ― Я спрашивал об этом у Оракула.

― Тогда, пожалуйста, попроси его предсказать судьбу и мне тоже, ― попросил капеллан. ― Когда мы прибудем в Константинополь, ты никуда не сможешь пойти незамеченным, но кто-то мог бы высадиться на берег до этого. В стенах Мармары имеется францисканская обитель. Мы будем проплывать мимо…

― Если они помогут нам ― это им как-то повредит? ― осведомился фламандец.

― Полагаю, что нет, ― заверил Годскалк. ― Я сойду там, а вы неторопливо двинетесь дальше. Пока вы будете входить в гавань, францисканцы успеют пешком провести меня через весь город к месту стоянки «Дориа» в Пере. Затем я присоединюсь к вам. Если смогу, то доставлю и девочку.

― Ладно, ― кивнул Николас. ― Я пойду с вами.

Воистину, Создатель, устав выслушивать жалобы Катерины де Шаретти, решил вознаградить ее роскошным приемом в древней столице мира, который исполнил все ее чаяния.

Сначала послышались звуки труб и цимбал, потом приблизились лодки под шелковыми балдахинами, с гребцами в парадных ливреях, и на борт парусника хлынули люди, ― в мехах и самоцветах, с душистыми перчатками на руках; а за ними ― слуги со шкатулками, вазами и тюками, предназначенными в дар Пагано.

Похоже, они считали его представителем банка Святого Георгия и Республики. Даже когда он исправил ошибку, их уважение, казалось, ничуть не уменьшилось, ведь он и впрямь был генуэзским посланником в Трапезундской империи и заслуживал всяческого почтения. В особенности это подчеркивал представитель венецианского бальи. Катерине поначалу показалось, что Пагано слегка ошеломлен таким приемом. Когда он произносил ответные благодарственные речи, то явно думал о чем-то другом.

Но вскоре он снова стал самим собой, на каждый цветистый комплимент отвечал живо и остроумно, расточая свойственное ему очарование, и угощал гостей вином и сластями. В первый раз за все время Катерина, не прячась под вуалью, выступала рядом с супругом, наслаждаясь восхищением парадно одетых мужчин, похожих на тех, за кем она украдкой наблюдала во Флоренции.

Под конец один из генуэзских старейшин пригласил их сойти на берег и остановиться в его скромном особняке на все время их пребывания в Константинополе.

Разумеется, Пагано возразил, что им следует отплыть немедленно, но ему не позволили договорить. Он попытался было настаивать на своем, но тут старейшина что-то прошептал ему на ухо, Пагано кивнул и с улыбкой сменил тему разговора.

Позже, когда Катерина засыпала его вопросами, супруг объяснил ей, что им придется задержаться здесь на пару дней, поскольку местные торговцы приготовили для них обоих множество развлечений. Более того, он получил приглашение в саму Великолепную Порту, в Константинополь, именуемый турками Стамбулом.

Катерине было наплевать, как называют этот город язычники. Ее интересовало лишь, какое платье надеть для встречи с султаном. Когда Пагано объяснил, что султан сейчас не в городе и вообще никогда не принимает женщин, она решила, что он обманывает ее, но вокруг творилось столько всего интересного, звучала музыка, царила возбужденная суета, что Катерина скоро позабыла обо всем.

На приеме у бальи в тот вечер она надела расшитый жемчугом бархатный наряд и взяла с собой собачку. Бальи был в восторге от песика, даже когда тот потрепал подол его платья. Этот тощий венецианец расспрашивал Пагано об их путешествии, очень подробно и заботливо, ― хотя Венеция и Генуя были соперниками. Он также осведомился о флорентийском судне «Чиаретти»:

― Насколько я понимаю, им владеет родственник госпожи, мессер Николо. Вы должно быть, очень ждете его прибытия. Я уверен, это восхитительный человек. Надеюсь, вы позволите нам устроить прием в его честь.

Катерина потеряла дар речи. Пагано, кажется, тоже. Затем лицо его медленно прояснилось и слегка порозовело. Небрежным тоном генуэзец промолвил:

― Вы получили известия от Никколо? Монсеньор, я рад это слышать. У него были неприятности в Модоне, и нам пришлось отплыть, не дожидаясь его… Боюсь, что и сейчас случится то же самое. Однако мы встретимся в Трапезунде. Я очень рассчитываю на это.

Бальи с доброй улыбкой повернулся к Катерине.

― А он так надеялся, что вы его дождетесь, мадонна… Неужели день или два имеют такое значение? Нет, нет, вы непременно должны повстречаться. Никто из нас не позволит такой очаровательной паре быстро покинуть Перу.

Вечером в опочивальне Пагано был внимателен к ней, но не расположен к болтовне. Он сказал лишь, что, вероятно, какая-то из рыбачьих лодок сообщила о скором прибытии Николаса. Но это не имело значения. Он отстает по меньшей мере на неделю. Может, они увидятся, а может, и нет. Многое будет зависеть от визирей султана, а также от их друзей в Пере. Пагано не хотел обижать бальи и не имел права оскорбить султана. Катерина должна это понять…

На следующий день они наносили визиты, угощались вином и присутствовали на представлениях. Катерину засыпали комплиментами, хотя большую часть времени мужчины вполголоса беседовали между собой. Кто-то из женщин восхитился отвагой Катерины, которая решилась отправиться в Трапезунд, но другая тут же вмешалась, заявив, что новобрачной наверняка все это безразлично. Война может разразиться в Боснии или в Албании… Если пугаться всякий раз, заслышав какие-то сплетни, то лучше вообще сидеть дома. Катерина понимала, что речь идет о турках, но не испытывала страха. Пагано заверил ее, что опасности нет, и к тому же он всегда сумел бы ее защитить. Тем временем, она намеревалась сполна насладиться всем, что предлагала ей жизнь.

Единственной заботой оставался гардероб, но эту проблему помог решить услужливый венецианский бальи, приславший Катерине в подарок шелка и бархат и направивший к ней торговцев украшениями, так что теперь их комнаты походили на настоящий склад. Катерина решила, что если Пагано согласится, часть бархата она продаст в Трапезунде, а деньги потратит на то, что ей больше по вкусу. Теперь, когда он посмотрела, какие кольца носят другие дамы, ее собственное колечко ей разонравилось. Его также можно продать и купить что-то более стоящее… Хотя, конечно, муж должен был беречь деньги ради торговли. Это она хорошо понимала.