Весна Византии

― Нет, ― отрезал Николас. Долгие годы он не знал и не желал знать, что такое гнев, но теперь все чаще и чаще был вынужден учиться побеждать это чувство.

― Нет? ― с насмешкой переспросила она. ― Кажется, я что-то такое слышала пару дней назад? «Восхитительная женщина»… Некая восхитительная женщина, которая была в Брюгге проездом, предсказала тебе богатство. Она сейчас во Флоренции?

― Нет, ― ответил фламандец. Уставившись в тарелку, он несколько мгновений боролся сам с собой, затем сухим тоном проронил: ― Существуют разные виды обязательств: обеты подмастерья, когда он женится на своей хозяйке, не столь тяжелы, чтобы их нельзя было выдержать.

― В его же собственных интересах, ― подтвердила монна Алессандра. ― Но что, если появится более богатая хозяйка, и помоложе?

Николас внезапно обнаружил, что сжимает в руке нож. С неприятным скрежетом он положил его на стол.

― Мадонна, та женщина, о которой говорили мои друзья, ― Виоланта Наксосская; мы с супругой встречались с ней в Брюгге. Она замужем и находится сейчас в Венеции. Она не интересуется мною, а я ― ею. А теперь не могли бы мы сменить тему разговора, иначе, сожалею, но мне придется уйти.

Монна Алессандра перевела беседу на другое, но к тому времени она, вероятно, уже узнала все, что хотела. Он отвечал бездумно, раз за разом прокручивая в памяти ее слова и свои ответы. Ощущение было такое, словно его избили до синяков… С другой стороны, он не сказал ничего, кроме правды. По крайней мере, это было правдой сейчас. Аромат во флорентийском доме Пагано Дориа, должно быть, уже давно выветрился…

Прямо перед отплытием членов компании Шаретти попросили явиться в дом Козимо де Медичи. Сегодня тот чувствовал себя гораздо лучше, и даже встал, завидев гостей. Тоби гадал, замечает ли флорентиец нечто новое в людях, стоящих перед ним. Уверенность, которой им недоставало в декабре?.. За это время Николас был вынужден решать задачи большой сложности, с которыми прежде никогда не имел дела. Теперь он закончил курс обучения, и результаты были вполне удовлетворительными.

Разумеется, в помощниках он по-прежнему нуждался и использовал их. Они отлично знали, в чем могут ему помочь, чтобы он случайно не допустил ошибки, не пошел на необдуманный риск. Но точно так же каждый, даже Юлиус, был вынужден признать, что никто не сравнился бы с Николасом по уму, энергичности и выносливости.

Именно благодаря этому Юлиус, Тоби, Годскалк и Асторре были готовы принимать его как старшего. Джон Легрант тоже оценил фламандца и сделал свой выбор. Тем не менее, все они намеревались пристально наблюдать за Николасом, и взоры их оставались по-прежнему критичными. Хотя, в общем и в целом, бывший подмастерье сдал экзамен на зрелость и доказал свои способности. На данный момент все они были единой командой.

Козимо де Медичи обратился к гостям:

― Вы отправляетесь торговать. Вы представляете республику Флоренцию, и я знаю, что могу полагаться на вас во всем, и вы не обманете наше доверие. Однако вы представляете не только Флоренцию, но и нечто большее. С того времени, как язычники разграбили Рим, греческий и латинский мир сильно пострадали из-за растущей пропасти между ними: из-за того презрения, с каким невежды на каждой из сторон относятся к своим бывшим собратьям. Сейчас особо необходимо залечить этот разрыв, после того как Константинополь оказался в руках турков, а язычники бросают алчные взоры на христианские земли у своих границ… В отличие от Венеции и Генуи, у Флоренции на востоке нет своих колоний. Мы никогда не стремились завоевать те земли и не имеем там противников. Мы лишь хотим покупать и продавать товары в дальних странах, но если мы перестанем делать это, потери нас не погубят. Вот почему мы вовсе не напутствуем вас и не просим попытаться голыми руками сдержать натиск варварских орд. Мы всего лишь надеемся, что там, где вы встретите флорентийских торговцев, вы станете помогать и защищать их. И что служа великому Комнену Трапезунда, императору Давиду, вы в то же самое время постараетесь исполнить Божий замысел и объединить воедино две Церкви и две цели. Пусть Он защитит вас и поможет благополучно вернуться домой.

Когда они оказались снаружи, Юлиус поинтересовался:

― Как ты думаешь, о чем он говорил?

Асторре отделился от приятелей, чтобы поставить свечку в церкви, которая чем-то привлекла его внимание. Немного поколебавшись, отец Годскалк последовал за ним.

― А ты разве не понял? ― удивился Тоби. ― Не убивайтесь ради Венеции и Генуи, но постарайтесь задобрить императора.

― Тогда тебе следовало бы поболтать с капитаном Виттори на флорентийской галере, ― заметил Юлиус. ― Вот крепкий парень! Был в мае в Константинополе и задал на своем корабле пир в честь султана. Я очень рад, ― добавил он чуть погодя, ― что нам не придется голыми руками сдерживать никакие орды. Лично я предпочел бы угостить их на славу.

― Тебе бы это не понравилось, ― возразил Тоби. ― Им запрещено пить крепкие напитки, и смазливых молодых стряпчих они предпочитают женщинам. Так что уж лучше сдерживай орды. ― Он помолчал. ― Слушай, давай разберемся, во имя всего святого… Султан правит в Константинополе, но в Пере до сих пор полно флорентийцев, а также венецианцев и генуэзцев. Торговля продолжается, даже если папа римский против. Мессер Козимо нажил состояние, занимаясь банковским делом, но, чтобы восстановить равновесие на небесах, он также возводил церкви и алтари. Он задает пиры турецкому султану и посылает войско в Трапезунд. Мы для него нечто вроде бесплатного приложения… под графой: «Искупление грехов». Так, а куда это ты собрался?

― В церковь, за Асторре, ― сказал Юлиус. ― Проверю, достаточно ли он зажег свечей? А что касается нового генуэзского консула, то пусть Господь увенчает его адским огнем! Ведь он уже отправился в Трапезунд.

― Что? ― воскликнул Тоби. ― Откуда ты знаешь?

― От парня, который следил за его домом. Слуги вели себя как обычно, но Дориа со всеми своими людьми еще на прошлой неделе ускользнул в Порто Пизано. У парусника был приказ отплывать, как только они окажутся на борту.

Лекарь длинно, прочувствованно выругался.

― А какой ветер?

― Попутный. Он может идти на всех парусах. Константинополь и Пера в марте, Трапезунд ― в апреле.

Тоби ускорил шаг.

― Может, он туда еще и не доберется… ― Затем он пошел медленнее. ― Хотя может и добраться… Если это та церковь, о которой ты говорил, то я зайду с тобой.

Глава восьмая

Парусник «Дориа» и впрямь отчалил из порта, ― и притом торжествующе, ибо Господь наконец ниспослал Пагано Дориа и его юной невесте тот дар, которого они ждали так долго.

Начиная с Рождества торговец следил за погодой. Галера Шаретти должна была отплыть в феврале. По сравнению с парусником, ее путь будет более долгим, ибо пройдет вдоль побережья, однако у нее более многочисленная команда, и при переменном ветре на веслах она идет быстрее. Чтобы попасть в Трапезунд первым, или хотя бы дышло в дышло с флорентийцами, нужно было отплыть как можно скорее. Дориа был бы рад первым оказаться на Сицилии, в Модоне и Пере, дабы оставить там неприятные сюрпризы для своего соперника, но более всего ему бы не хотелось оказаться последним в пункте назначения и обнаружить, что мальчишка уже занял все лучшие склады и снискал милость императора. В генуэзской колонии еще никто не знал, что у них скоро появится новый консул. Неизвестно было даже, сумели ли они сохранить свои прежние владения, замок и церковь. Именно за этим Пагано Дориа и направлялся на Восток: чтобы подтвердить и укрепить положение Генуи в глазах императора. Он намеревался сделать это со всей пышностью.

Дориа рассчитывал отплыть в январе. Единственная проблема оставалась с малышкой Катериной, которая ни о чем, кроме свадьбы, думать не могла. Кто знает, захочет ли она вновь отправиться в путь без этой церемонии? Конечно, она знала, что он пользуется уважением в родной Генуе, но о Трапезунде не имела ни малейшего понятия, равно как и о том, что ее нареченный собирается отплыть на Восток и надолго там задержаться. Дориа надеялся сообщить ей эту новость лишь после свадьбы.