Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 129 из 146



― Если уж ты волнуешься, то представь, каково мне!

Они как раз готовились всунуть полупроваренный кусок печенки в специальный садок, который Тоби был вынужден запихивать себе в рот, чтобы прижать язык. На голове у него красовалась шапочка в форме дыни с небольшими, загнутыми кверху полями. Чувствовал он себя при этом полным болваном. Николас, напротив, с удовольствием красовался в лохматом парике.

― Я слышал, что он скачет между двух колонн лучников, из которых одни ― правши, а другие ― левши. Это чтобы они не поворачивались к нему спиной, когда стреляют по людям. Если бы я сейчас рухнул замертво, ты бы этого даже не заметил, да?

Николас подпоясался кушаком и уселся на землю, чтобы натянув сапоги. Покончив со вторым, он ответил:

― Обязательно заметил бы, ведь у тебя тогда вывалится язык.

Тоби оставалось лишь гадать, о чем его спутник думал все это время. Наверное, о многом. Ведь именно Николасу предстояло вынести на себе все тяготы предстоящей встречи.

Все надлежащие признаки власти подавляли окружение Царя Царей больше, нежели его собственная персона. Сперва ― огромный шатер алого шелка, разукрашенный черными и золотыми узорами, расшитый лентами и украшенный бахромой. Тяжелые стяги и плюмажи гвардейцев с круглыми щитами, топорами и ятаганами. Затем ― совершенное безмолвие внутри шатра, невзирая на то, что вокруг него стояла целая толпа.

Султан восседал в одиночестве посередине на круглых подушках с бахромой, медленно обмахиваясь веером из белых страусиных перьев.

Белоснежный тюрбан у него на голове был намотан не так, как полагалось по традиции, но способом, изобретенным самим Мехметом в подражание мудрецам древности. Украшал его огромный изумруд и павлинье перо. Сшитый в Бурсе кафтан был украшен целым лабиринтом стилизованных цветов: роз, тюльпанов, камелий и единственным украшением был ряд изящных пуговиц от горла до подола. Борода и усы султана были не слишком густыми, темно-каштанового цвета, глаза под подкрашенными бровями также оказались каштановыми, а нос напоминал клюв попугая. Попугай, который ест вишни, ― так говорили о нем, намекая на ярко-красные маленькие губы.

― Говори за своего хозяина, ― велел султан. ― Где он обучался своему искусству?

Под ногами лежал шелковый, расшитый золотом ковер. Тоби поцеловал его и встал рядом с Николасом.

― Господин, дядя моего хозяина жил среди мамелюков. Имя моего хозяина ― Ильяс, ― промолвил тот.

За спиной у султана, чуть сбоку, стоял великий визирь с перевязанным лицом, а также Турсун-бек и еще один секретарь. С другой стороны держалась личная свита султана. Мальчишкой, его наставником был курд Ахмет Гурани. Теперь поговаривали, что султан любит окружать себя греками и итальянцами ― Критовулос историк, Кириякос из Анконы, маэстро Джакопо Гаэта, его личный лекарь, с которым, слава богу, Тоби так и не пришлось встретиться.

― Ты неплохо поухаживал за нашими верблюдами, ― объявил султан. ― Мне сказали также, что ты сумел помочь и нашему великому визирю. Мы довольны и хотим вознаградить тебя.

Подарком оказался позолоченный колчан с притороченным к нему хвостом леопарда.

Рядом красовалась рубиновая брошь. Тоби взял оба дара с подушечки, поднесенной чернокожим мальчиком в тюрбане, который тут же отступил на шаг.

― Господин, мой хозяин благодарит вас за безграничную щедрость и спрашивает, как еще он мог бы вам послужить, ― заявил Николас, а затем, немного помолчав, добавил: ― Достопочтенная госпожа Сара-хатун платит нам десять монет в день и дает еду.

Тоби почувствовал, как струйка пота потекла у него по спине. Николас, не смей так шутить со мной!..



Алые губы султана шевельнулись в усмешке.

― Воистину, хороших верблюжьих лекарей найти нелегко. Но не знаю, смогу ли я выдержать такое расточительство. Да и вам неведомо, что за властелин может у вас оказаться. А если твой хозяин потерпит неудачу, что ты сам мог бы предложить?

― Мой господин, я делец, ― заявил Николас.

― Как и все мы, ― подтвердил султан. ― В мире любому представляется возможность для преуспеяния. Мы не против торговли и, как видишь, когда довольны, можем проявить щедрость. Тех же, кто вызовет наше неудовольствие, ждет столь же быстрая кара. Для них бывают быстрые наказания, а бывают и медленные. Я обдумаю ваше предложение, и вы узнаете, чего мы способны потребовать от вас. А пока можете поприсутствовать при нашей трапезе.

Они поцеловали ковер и, пятясь, отошли к стене и встали на самое непочетное место, ― вот только сама по себе привилегия присутствовать при утренней трапезе султана была несравненной честью. Тоби нацепил брошь на грудь и обеими руками держал золотой колчан. Николас чуть слышно выдохнул ему на ухо:

― Чернокожий паж… Он здорово подрос. Это Дориа подарил его Махмуду в Константинополе.

Слуги забрали веер султана и расстилали перед ним вышитые полотенца. Затем начали вносить блюда. Тоби закашлялся. Николас, тут же смекнув в чем дело, поспешил добавить:

― Он нас не узнал. До этого он видел нас только ночью в Модоне.

Ему пришлось замолкнуть, потому что стих звон медной посуды. Время от времени султан брал лакомство с блюда и бросал его кому-нибудь из приближенных. Человек, стоявший перед Тоби, получил кусок мяса, перепачканного черносливом, и с жадностью съел его. Где-то поодаль писец читал вслух по-арабски, ― похоже, какой-то ученый трактат. Затем внесли незнакомый музыкальный инструмент с длинным грифом, и музыкант, опустив его на колено, принялся пером пробегать по струнам. Вбежали шуты и немые актеры, разыгрывавшие пантомиму. Вошел Пагано Дориа.

Разумеется, это никого не должно было удивить. В долгих спорах с Годскалком, Асторре и Николасом они обсуждали возможную измену Дориа. Нуждаясь в покровителе, тот, несомненно, очень скоро должен был сделать свой выбор. И теперь это стало очевидно.

Обсуждали они также, насколько рискованной окажется такая встреча для них обоих. Конечно, в огромном лагере при надежной маскировке они без труда могли от него ускользнуть. Никто не ожидал, что они окажутся в одном шатре, но даже здесь Николас с Тоби держались в самом дальнем конце, за чужими спинами, а Пагано Дориа, хоть и был человеком очаровательным, но высоким ростом отнюдь не отличался. Они видели, как он поцеловал ковер, а затем поднялся, держа в руке шляпу. На нем был лучший атласный дублет, на щеках играл румянец, а широко раскрытые глаза сияли.

― Вельможный господин, ― промолвил Пагано Дориа.

Николас стоял неподвижно, и Тоби оставалось лишь гадать, о чем сейчас думает его друг. С самого начала пути Дориа нападал, поддразнивал и оскорблял его, ― начиная с первой встречи с Годскалком в Порто Пизано и интриги, призванной опорочить Юлиуса перед Медичи. Затем последовали иные, более грубые выпады. Пожар на галере в Модоне, предательство Джона и Юлиуса в Константинополе, попытка убийства на перевале в горах, а затем ― на Цуканистерионе. Кажется, были и иные нападения, о которых фламандец умалчивал.

Однако в ответ Николас не пытался убить Дориа или даже ранить его. Он сделал лишь то же самое, что и прежде делал с теми, кто был ему неудобен.

Он разорил его полностью и окончательно, ― вот зачем генуэзец явился теперь к султану. В Модоне, видя перед собой плачущего, почти обезумевшего от горя человека, Тоби был уверен, что Николас не остановится ни перед чем, чтобы уничтожить этого бесполезного, бессовестного фата, который соблазнил ребенка ради ее наследства. Лишь потом он осознал, что для Николаса сам Дориа не имеет никакого значения. Николас прекрасно его понимал. В каком-то смысле у них даже было много общего. Невыносимой для Николаса была мысль о роли Саймона в этой истории.

Так о чем же думал он сейчас, глядя на двурушника Дориа? Тот, должно быть, прибыл в лагерь на заре и сразу же объявил о своем присутствии, ибо султан сказал ему:

― Мы знаем о посланном тобой сообщении и о вашей встрече с визирем. Известно ли тебе, что нынче утром мы вновь общались с теквуром Трапезунда?