Весна Византии

― Это было здесь?

― Не советую, ― коротко ответил его спутник.

― Что там случилось?

На вопросы абердинца отвечать было просто, и Николас откровенничал с ним больше, нежели с Годскалком и Тоби, которые из любых его слов норовили делать далеко идущие выводы.

― Император послал за мной, ― сказал он. ― По счастью, гонец принцессы Виоланты перехватил меня по пути. К тому времени, как я встретился с басилевсом, ему уже доставил удовольствие кто-то другой, и теперь он был рад воспринять иные развлечения. Он велел принести для меня чертежи. Вот откуда взялись часы.

― И ты думаешь, троих человек хватит, чтобы удержать его сегодня? ― поинтересовался Джон Легрант.

― Я буду кричать, ― пообещал Николас. Насколько ему помнилось, до дворца было довольно далеко… за это время можно поговорить о многом. Он ступал молча, погрузившись в воспоминания.

― Я понимаю, в чем твоя трудность, ― внезапно заметил Джон Легрант.

― Вот как?

― Да, и думаю, что капеллан тоже, хотя и не скажет этого вслух. Если тебе так сильно хочется взять вину на себя ― то это полностью твое право.

― Спасибо. ― И Николас неожиданно засмеялся. ― Хорошо, что ты уезжаешь.

― Видимо, так, ― подтвердил шотландец. ― Мешаю твоим романтичным устремлениям, да? Ничего, со временем ты образумишься.

Императора со свитой они обнаружили под балдахинами на небольшой поляне, усаженной лимонными и апельсиновыми деревьями и окруженной розами и олеандрами. Для басилевса и его супруги на персидских коврах поставили ложе из слоновой кости, затканное шелками, со множеством подушек. Вокруг теснились придворные и члены семьи: восхитительные мальчики, очаровательные девочки, красавицы, негромко переговаривавшиеся между собой, вышивавшие или игравшие в какие-то игры.

Где-то неподалеку негромко играла музыка. Легрант заметил, как Алексий исподтишка улыбнулся Николасу. После положенных земных поклонов тележку подкатили к басилевсу, часы установили на траву и сняли покровы.

Николас с детским наслаждением обозревал свое творение. Слон крепко держался на ногах, сияя всеми цветами радуги и услаждая взор замысловатыми узорами. Все фигурки выглядели очаровательно; золотой дракон исторгал свой камешек звучно и с удовольствием. Дети завизжали от восторга. Женщины мило захлопали в ладоши и заулыбались. Императрица, отвернувшись от своего окружения, коснулась руки супруга и проговорила по-гречески:

― Я никогда не видела ничего прекраснее. Он должен сделать для нас такого же, украшенного самоцветами.

― Воистину так, ― согласился император. Сегодня на нем было просторное шелковое одеяние, скрывавшее полноту; светлая кожа чуть заметно покраснела на солнце, невзирая на высокую шляпу, украшенную витыми перьями. ― И этим людям ты доверишься, чтобы пересечь море, ― добавил он, обращаясь к супруге. ― Лучшего нельзя и желать. Так это ваш шкипер?

Аудиенция была весьма церемонной, и вопросы также задавались церемонные. Хотя не было сомнений, что на уме у императрицы совсем иное, ― кроме того, ей явно хотелось поскорее покончить с требованиями этикета и заняться сборами. Те же чувства, судя по всему, испытывала и четырнадцатилетняя дочь императора, Анна, сидевшая рядом с матерью. Басилевс, почувствовав нетерпение женщин, дал им позволение удалиться. Их место тут же заняли придворные и канцлер Амируцес.

― Госпоже хочется совершить эту поездку, ― небрежно заметил император, ― никто не станет ее удерживать, хотя лично мы не видим в этом никакой необходимости.

― Ваше величество отсылали посольство на Запад, ― обратился к басилевсу Николас. ― Стало быть, теперь в этом уже нет нужды?

― Монах… Монах-обсервантинец, ― припомнил император. ― Ну, все знают, каковы они, эти служители Божьи. Он так и видит себя католическим патриархом Антиохии и главой францисканцев в Грузии. Грузинских примасов всегда посвящали в сан антиохийские патриархи. Он убедил нашего зятя, чтобы тот пообещал дать шестьдесят тысяч солдат на Божье дело. Наш родич Узум-Хасан пообещал пятьдесят тысяч. Сами мы говорили о двадцати… Но времена меняются.

― И тридцать галер, ваше величество, ― напомнил фламандец.

― В ту пору они у нас имелись.

― Затем вы подумали, что султан и Узум-Хасан могут столкнуться между собой, и Трапезунду не будет нужды вступать в войну… Не так ли, ваше величество?

― Разве можно судить об этом наверняка? ― промолвил император. ― Одно могу сказать точно: Синоп никогда не падет. Там две тысячи мушкетеров, десять тысяч солдат, склады завалены провиантом, и целый флот боевых галер, включая самые крупные из тех, которые когда-нибудь бороздили эти моря. Город останется неприступным до скончания века, а с приходом октябрьских штормов ни один корабль в Черном море не останется поддерживать осаду.

Наклонившись вперед, басилевс махнул рукой, унизанной перстнями.

― А на суше? Между нами и Синопом все перевалы держит Узум-Хасан и его непобедимые конники. К тому времени, как турки пробьются через горы и встретятся с ним лицом к лицу, зима будет уже на подходе, и султану придется уйти восвояси, прежде чем дождь и снег пригвоздят его к этой земле.

Слуги по знаку императора вынесли подносы с угощением. Там был хлеб и черная соленая рыбья икра, именуемая кавьяром. Николас и Джон Легрант отведали этого лакомства, вина им предложили еще ранее, а басилевс тем временем с горячностью продолжал:

― Но допустим даже, что турки захватят Синоп и каким-то чудом справятся с Персией, ― как же им одолеть Трапезунд? Они не смогут войти в Цитадель. А едва лишь придет зима со своими штормами и проливными дождями, им придется, поджав хвост, убираться восвояси. Нет, мы не страшимся за судьбу Трапезунда, но моей супруге хотелось бы навестить дочь. Пусть едет.

― Ваше величество и впрямь владеет благословенной землей, ― подтвердил Николас. ― Но, вероятно, будет разумно держать визит императрицы в тайне. Возможно также, что в смутные времена найти свободные корабли будет не так легко. Едва ли владельцы пожелают их затопить. Однако если снять мачты, паруса и весла и уложить их под замок, то преданность судовладельцев не подвергнется никакому испытанию.

― Поговорите об этом с моими советниками. Мы согласны. Так и будет сделано. А когда вернется ваша галера, к ней мы применим те же меры предосторожности? ― поинтересовался император.

― Разумеется, если только она вернется благополучно, басилевс, ― ответил Николас. ― Коли императрица пожелает, мой корабль может взять на борт немалую свиту. Я допускаю, что ваша супруга захочет взять с собой детей и других юных родичей, чтобы они сопровождали ее, ― ведь все они так давно не виделись с сестрой.

Император чуть заметно улыбнулся.

― Семейные узы! Что может быть важнее? Разумеется, об этом стоит подумать… Но, возможно, чуть позже. Сейчас нам не хотелось бы дать кому-то повод полагать, будто императорское семейство торопится покинуть Трапезунд. А теперь… у вас наверняка немало забот и вам не терпится вернуться к делам. Вы допили вино?

― Благодарю вас, басилевс, ― с этими словами Николас отставил бокал и поднялся. Джон последовал его примеру.

Прижав палец к губам, император взирал на них обоих.

― Мессер Никколо, нам доставил немалое удовольствие ваш подарок, ― произнес он, наконец. ― Также я прекрасно сознаю, какую услугу вы оказываете нам сейчас, и как много уже помогли в прошлом, когда приобрели для нас все эти товары и доставили их из Эрзерума. Казначей Амируцес выполнит наши обязательства. Мы велели ему быть щедрым.

И он отвернулся в сторону, привлекая внимание гостей. На краю поляны копошились слуги. Часы со слоном куда-то унесли, а на тележке громоздились теперь какие-то предметы. Самым объемистым из них было нечто, по виду напоминавшее седло.

Кроме того, имелись там и ткани, или многослойные одеяния, а также резной ларец. Этот небольшой ящичек выглядел наиболее заманчиво.

― Ну вот, ― продолжил император. ― Ваши слуги могут забрать все это. Мы довольны, и в будущем надеемся, что сможем рассчитывать на вашу поддержку.