Страница 24 из 77
Но не только мужчины откровенно таращились на Эмму, когда она проходила мимо. Женщины, разглядывая с завистью наряд вампирши, шептались, что она одета «супер».
А затем многие из них бросали на него самого откровенно приглашающие взгляды.
В прошлом его, быть может, и порадовало их внимание; возможно, он даже принял бы приглашение или парочку. Сейчас же их интерес почему-то казался ему оскорбительным. Будто бы он мог предпочесть их созданию, за которым так пристально следил!
О, но ему определенно понравилось, что и вампирша заметила эти взгляды.
Подойдя к столу, Эмма остановилась, в последний раз оказывая сопротивление, но Лаклейн, схватив ее за локоть, помог ей сесть в кабинку.
Как только администратор ушла, Эмма выпрямила спину и сложила руки на груди, отказываясь смотреть в его сторону. Когда мимо прошел официант с тарелками, полными шкворчащей еды, она закатила глаза.
— Ты смогла бы это съесть? — спросил ликан. — Если бы пришлось? — он еще раньше задавался этим вопросом, и теперь молился, чтобы ответ оказался положительным.
— Да.
— Тогда почему не ешь? — поинтересовался он недоверчивым голосом.
Эмма изогнула бровь.
— А ты можешь пить кровь?
— Мысль ясна, — спокойно произнес он, несмотря на захлестнувшее его разочарование. Лаклейн обожал еду, любил ритуал совместного поглощения пищи. В те моменты, когда не голодал, он смаковал каждый кусочек и, как и все ликаны, был способен оценить еду в любой ситуации. Но сейчас его потрясло осознание того, что они никогда не смогут разделись трапезу или выпить вместе вина. Что она станет делать на общеклановых торжествах…?
Лаклейн прервал себя. О чем он только думает? Он никогда так не оскорбит сородичей, приведя вампиршу на общие собрания.
Наконец, очевидно, смирившись с тем, что ей все-таки придется здесь сидеть, Эмма откинулась на спинку диванчика. И когда к ним на секунду подошел официант, чтобы налить воды, она встретила его вежливым выражением лица.
Склонив голову набок, Эмма смотрела на стакан с водой, будто гадая, как лучше всего с ним поступить. Но так ничего и не придумав, испустила долгий, усталый вздох.
— Почему ты всегда такая уставшая?
— А почему ты задаешь так много вопросов?
Значит, на людях она становится храбрее? Как будто эти человечишки смогут помешать ему сделать всё, что он захочет.
— Если ты пила всего лишь в понедельник и у тебя на теле нет ран — а я бы их увидел — то о каком состоянии ты говорила?
Она принялась барабанить ногтями по столу.
— А это уже следующий вопрос.
Лаклейн едва обратил внимание на ее слова, ибо ему в голову пришла мысль настолько отвратительная, что он тут же воспротивился ей. Возникшее предположение потрясло его. Закрыв глаза и стиснув зубы, он медленно покачал головой.
О, Господи, только не это. Она беременна? Нет, невозможно. По слухам вампирши были бесплодны. Конечно, если верить все тем же слухам, то вампирш вообще больше не существовало. Но она же здесь.
В чем еще может быть причина?
Ему придется заботиться не об одном, а о двух вампирах. Живущих в его доме, распространяющихся в его клане, подобно какой-то заразе. И какая-то пиявка обязательно захочет их вернуть.
Напряжение, которое он испытывал в течение этого долгого сумасшедшего дня, вернулось с удвоенной силой.
— Ты по…
В этот момент к столику подошел официант, и Лаклейн быстро сделал заказ, даже ни разу не заглянув в меню, которое сунул обратно молодому человеку, отсылая его прочь.
Эмма от удивления открыла рот.
— Не могу поверить, что ты заказал мне еду!
Отмахнувшись от ее возмущения, Лаклейн спросил:
— Ты понесла?
Когда подошел официант, чтобы вновь наполнить ее стакан водой, Эмма напряглась, а затем, нахмурившись, посмотрела на ликана.
— Ты поменял наши стаканы? — прошептала она, когда они вновь остались одни. — Я даже не заметила!
— Да, и тарелки я тоже поменяю, — быстро объяснил он. — Но…
— Значит, я только притворяюсь, что ем? — спросила она. — Тогда хорошенько поешь за меня, ладно? Потому что у меня был бы отменный аппетит…
— ТЫ ПОНЕСЛА?
От возмущения Эмма задохнулась, но тут же поспешно выговорила:
— Нет! Я даже не… хм, у меня даже парня нет.
— Парня? Ты имеешь в виду любовника?
Она покраснела.
— Я отказываюсь обсуждать с тобой свою личную жизнь.
Лаклейна охватило чувство облегчения. Вот так просто его день изменился в лучшую сторону.
— Значит, у тебя нет любовника, — ему понравился тихий звук раздражения, который она издала. Особенно потому, что он сказал ему то, что Лаклейн хотел узнать. Никакого любовника или вампирского отпрыска в настоящем. Только он и она. И когда он заявит на нее свои права, то будет овладевать ею так долго и неистово, что она забудет всех мужчин, которые были до него.
— Разве я только что не отказалась обсуждать это с тобой? У тебя, что, какой-то особый талант игнорировать мои желания? — и уже себе под нос пробормотала, — ей богу, порой мне кажется, будто надо мной попросту издеваются.
— Но ведь ты хочешь мужчину, верно? Твое маленькое тело жаждет его.
От потрясения Эмма открыла рот.
— Т-т-т-ы специально говоришь так откровенно, чтобы спровоцировать меня! Тебе нравится меня смущать, — она бросила на него оценивающий взгляд, и у Лаклейна возникло чувство, будто она ведет мысленный подсчет каждого из таких случаев.
— Я мог бы удовлетворить тебя, — потянувшись под столом рукой, он скользнул ладонью под ее длинную юбку и прикоснулся к внутренней стороне бедра, заставив Эмму резко отпрянуть. Ликану казалась поистине удивительным то, что вампиршу было так легко удивить и даже шокировать. Ведь большинство бессмертных относились ко всему достаточно равнодушно. Вероятно, она была права — ему действительно нравилось ее смущать.
— Убери руку, — выдавила Эмма сквозь стиснутые зубы.
Скользнув рукой еще выше, Лаклейн принялся поглаживать большим пальцем ее нежную кожу. Его тут же обдало жаром. В сотый раз за сегодняшнюю ночь он возбудился, среагировав на нее. Глаза Эммы забегали по комнате.
— Так ты хочешь мужчину? Я знаю, ты не можешь лгать. Если скажешь, что не хочешь, я уберу руку.
— Прекрати это… — она еще сильнее залилась краской.
Бессмертная, которая постоянно краснела. Невероятно.
— Ты хочешь мужчину в своей постели? — его большой палец, поглаживая, поднимался всё выше и выше, пока не достиг шелкового белья, которое было на ней. Лаклейн зашипел от удовольствия.
— Хорошо! — произнесла она сдавленным голосом. — Я скажу тебе. Я действительно хочу мужчину. Но это никогда не будешь ты.
— Почему нет?
— Я… я слышала о тебе подобных. Знаю, что вы теряете голову, становитесь дикими, начинаете царапаться и кусаться как животные…
— А что в этом такого? — когда она снова издала тот звук раздражения, он продолжил: — К тому же это женщины в основном царапаются и кусаются. Но в этом для тебя не должно быть ничего нового, вампир.
После этих слов ее лицо застыло.
— Следующий мужчина, с которым я разделю свою постель, будет принимать меня такой, какая я есть. И он не станет смотреть на меня с отвращением только потому, что я вынуждена выживать определенным образом. Я хочу мужчину, который будет стараться сделать меня довольной и счастливой, а не наоборот. Все это означает, что своими действиями ты исключил себя из списка кандидатов еще в самую первую ночь.
«Она не понимает», подумал Лаклейн, медленно убирая руку. Их предназначила друг другу судьба. Он был прикован к ней. Так что ни для него, ни для нее больше никогда не будет никаких других кандидатов.
Только Лаклейн закончил лапать ее под столом, как принесли еду, и он начал медленно и чувственно поглощать свой ужин. Он настолько откровенно и искренне наслаждался каждым кусочком, что ей почти захотелось тоже попробовать, а не только создавать видимость.
По окончании трапезы Эмма вынуждена была признать, что их ужин с подменой тарелок и с пищей, разлетающейся во все стороны — по причине ее неуклюжего обращения с приборами — не был неприятным.