Нет голода неистовей

— Нет, не слышала.

Эмма так и не попросила его разъяснить свое поведение. Хотя знала, что он хотел бы услышать ее вопрос, чувствовала это. Когда он так и не отвел взгляда, она сказала.

— Не дождешься, я в эту игру не играю.

— Ты ничего не скажешь?

Она сжала руль.

— Ты злишься? Не такой реакции я ожидал.

Эмма взглянула на ликана. Ее контроль над своими эмоциями и внутренний страх перед Лаклейном сейчас казались ничем по сравнению с тем, что еще совсем недавно она была на волосок от гибели.

— Я злюсь, потому что от смерти в твоих когтях меня отделял ровно дюйм. Что, если в следующий раз не будет даже этого дюйма? Во сне я чрезвычайно уязвима — беззащитна. А по твоей вине оказалась в подобной ситуации.

Какое-то время он просто смотрел на нее, не отрывая глаз, а затем выдохнул и сказал то, чего она никак не ожидала услышать.

— Ты права. И раз это случилось во время сна, я больше не буду спать рядом.

В памяти Эммы сразу же всплыло его влажное и такое теплое тело, прижимавшееся к ней. Она не хотела отказываться от этого, осознание чего заставило ее гнев разгореться еще сильнее.

Пока Эмма настраивала на ай-Поде плей-лист с «Агрессивным женским роком», Лаклейн, напряженный, натянуто сидел на своем месте.

— Что это? — спросил он, словно не смог удержаться.

— То, что воспроизводит музыку.

Указав на радио, он добавил. — Разве не это воспроизводит музыку?

— Воспроизводит, но не мою музыку.

Он удивленно поднял брови.

— Ты пишешь музыку?

— Программирую, — ответила она, и с безграничным удовлетворением вставила в уши наушники — отгородившись от него.

Спустя пару часов, Лаклейн указал ей на въезд в городок под названием Шрусбери.

— Зачем мы здесь останавливаемся? — спросила она, вытащив наушники из ушей и сворачивая на дорогу.

— Я еще не ел сегодня, — ответил ликан, словно ему было неудобно в этом признаваться.

— Уж догадалась, что остановки на обед ты не делал, — ответила она, удивляясь собственному язвительному тону. — Что будешь? Что-нибудь по-быстрячку?

— Я видел те заведения. Чувствовал исходящие от них запахи. В них нет ничего, что способно придать мне силы.

— Ну, тебе виднее. Это не моя епархия.

— Я в курсе. Поэтому дам тебе знать, когда почувствую подходящее место, — ответил он, указывая ей направление по главной улице к рынку на окраине города, где находились различные магазинчики и рестораны.

— Здесь наверняка что-нибудь найдется.

Тут Эмма заметила подземную парковку — которые просто обожала, как и все подземное — и заехала внутрь.

Припарковав машину, она спросила.

— Ты ведь возьмешь еду с собой? На улице холодно.

К тому же здесь где угодно могли таиться вампиры. А раз уж она оказалась замешана во всю эту ликанскую хрень, то могла рассчитывать хотя бы на небольшую программу по защите вампира.

— Ты определенно пойдешь со мной.

Она наградила его бессмысленным взглядом. — С какой целью?

— Ты останешься рядом, — настоял он, открыв ее дверцу и становясь перед ней. Ощущая какую-то тревогу, Эмма заметила, что он, прищурившись, осматривает улицу.

Когда он взял ее за руку и потянул за собой, она воскликнула. — Но я не захожу в рестораны!

— Сегодня зайдешь.

— О, нет, нет, — пролепетала она, умоляя взглядом. — Прошу, не заставляй меня туда идти. Я могу подождать снаружи. Я подожду снаружи. Обещаю.

— Я не оставлю тебя одну. И тебе следует к этому привыкнуть.

Она старалась упираться ногами, но, учитывая его силу, это была бессмысленная попытка.

— Нет, не следует. Мне никогда не придется в них бывать. Не к чему и привыкать.

Он остановился и повернулся к ней лицом. — Почему ты боишься?

Эмма отвела взгляд, не ответив на вопрос.

— Отлично. После тебя.

— Нет, подожди! Я знаю, что не привлеку внимание людей, но я…я не могу выносить, когда все смотрят в мою сторону и видят, что я не ем.

Он поднял брови от удивления. — Не привлечешь внимание? Ну да, совсем ничье, только мужчин от семи лет и до гробовой доски.

С этими словами он потянул ее дальше.

— То, что ты сейчас делаешь — жестоко. И я этого не забуду.

Лаклейн обернулся и увидел тревогу в ее глазах.

— Тебе не о чем волноваться. Ты не можешь мне просто поверить?

Но, заметив ее свирепый взгляд, добавил. — В этом.

— Это что, цель всей твоей жизни — сделать меня несчастной?

— Тебе не помешает расширить кругозор.

Она было открыла рот, чтоб поспорить, но он резко прервал ее. — Пятнадцать минут. Если ты все еще будешь чувствовать себя некомфортно, мы уйдем.

Эмма знала, что пойдет так или иначе, знала, он дает ей лишь иллюзию выбора. — Я пойду, если сама выберу ресторан, — произнесла она, пытаясь обрести хоть крупицу контроля.

— Идет, — ответил ликан. — Но у меня будет право на одно вето.

И только они вышли на людную улицу, вливаясь в поток людей, как она вырвала руку из его хватки и, расправив плечи, вздернула подбородок.

— И это помогает держать людей на расстоянии? — спросил он. — Та надменность, что ты примеряешь на себя, словно наряд, как только выходишь на люди.

Эмма взглянула на него искоса.

— Если бы только это работало со всеми …

Вообще-то, это и работало со всеми, кроме него. Этому трюку ее научила тетка Мист. Все считали ее такой чванливой, бессердечной сукой, с повадками бродячей кошки — никому и в голову не могло прийти, что она бессмертная язычница двух тысяч лет отроду.

Эмма бросила взгляд на аллею и заметила пару подходящих местечек для ужина. Широко и злобно ухмыльнувшись про себя, она показала в сторону суши-бара.

Принюхавшись украдкой к исходящим оттуда запахам, Лаклейн сердито на нее глянул.

— Вето. Выбери другой.

— Ладно, — в этот раз она показала в сторону ресторана, к которому прилегал фешенебельный клуб. Эмма могла почти побиться об заклад, что это был бар. Она бывала в парочке таких заведений. Ведь как бы там ни было, она жила в Новом Орлеане, в городе, считающимся мировым лидером по части похмельного синдрома.

Он, несомненно, хотел отклонить и этот ее выбор, но, заметив приподнятые брови Эммы, бросил на нее злобный взгляд и, схватив снова за руку, поволок за собой.

Управляющий ресторана горячо их поприветствовал и подошел к Эмме помочь снять пиджак. Но вдруг позади нее что-то произошло, что-то, что заставило управляющего вернуться на свой подиум заметно побледневшим.

Эмма почувствовала, как напрягся Лаклейн.

— Где остальная часть твоей блузки? — вызверился он.

Спина была абсолютно голой, если не считать двух завязанных бантиком тесемок, что удерживали края блузки вместе. Она не думала, что ей придется снимать пиджак этим вечером, и даже если бы такое случилось — к тому времени ее спина должна была бы быть прижата к темно-серой коже салона.

Но сейчас, обернувшись через плечо, она изобразила абсолютную невинность.

— А что не так? Что ж, наверно, теперь мне придется подождать снаружи.

Лаклейн взглянул на дверь, по-видимому, обдумывая их уход, и Эмма не смогла скрыть своего самодовольного выражения. Но, прищурившись, он выпалил.

— Тем лучше, так их взгляды будут куда ощутимее.

И провел по ее спине внешней стороной когтей.

Глава 10

— Это блузка от Аззедин Алайя [18]? — спросила Эмму провожавшая их к столу администратор зала.

— Нет, но можно сказать, что это очень подлинный винтаж, — ответила та.

Лаклейну было плевать, что это за вещица; она больше никогда не наденет эту чертову недошитую блузку на людях.

Бант, который при ходьбе покачивался в районе ее стройной поясницы, притягивал взгляды всех сидящих в зале мужчин. Лаклейн знал, что мысленно они развязывали его. Потому что сам делал тоже самое. Некоторые из этих людишек, толкнув локтем своего приятеля, прошептали «горячая штучка», вынудив ликана бросить убийственный взгляд в их сторону.

18

(р. 1940) — французский модельер тунисского происхождения.