Страница 21 из 77
Он подозревал, что у нее долго не было мужчины. Но теперь Лаклейн знал — если у Эммы кто-то и был, то он не оказывал ей и части должного внимания. Поэтому она правильно сделала, избавившись от него.
Лаклейн припомнил сейчас, что, когда они принимали вместе душ, теснота ее плоти и реакция на ласки заставили его задуматься — была ли она вообще когда-либо с мужчиной. Но сейчас, как и тогда, он отверг это предположение. Вряд ли она могла остаться девственницей — не многие бессмертные смогли бы жить веками в воздержании. Эмма просто была очень хрупка, и, как сама признала — застенчива.
Воспоминания о ее тесной плоти заставили его член болезненно затвердеть. Приподняв ее на свои колени, он повернул Эмму к себе боком. Вампирша сразу вся напряглась, почувствовав упирающейся в ее попку член.
Лаклейну с трудом удавалось сдерживать свои порывы. Ее шелковое белье, на вид состоящее из пары тонких тесемок, открывало картину, прекраснее которой, он, казалось, не мог себе даже представить. Лаклейн открыл было рот, чтобы попросту сообщить ей, что намерен приласкать ее между ног, а затем насадить на свой член. Но не успел и слова вымолвить, как ее изящные, бледные руки легли ему на грудь, создав резкий контраст с цветом его кожи. Какое-то мгновение она медлила, будто ожидая от него какой-то реакции. И когда он ничего не предпринял, она прижалась к нему щекой и заснула.
Лаклейн откинул голову назад, и, нахмурившись, взглянул на нее, пораженный увиденным. «Что за?! Она что, только что доверилась ему? Доверилась, что он не возьмет ее во сне? Черт возьми. Зачем ей это делать?»
Выругавшись, он вытащил Эмму из воды.
Ее слегка сжатые в кулачки ладони все еще лежали у него на груди. Он вытер ее полотенцем и положил на кровать. Белокурые волосы с влажными от воды кончиками разметались по покрывалу, наполняя его легкие изысканным ароматом. Дрожащими руками Лаклейн стащил с Эммы порочное белье. И тут же при виде ее наготы про себя застонал, готовый раздвинуть изящные ноги и наброситься на нее с неистовством зверя.
— Можно мне поспать в одной из твоих рубашек? — вдруг спросонья пробормотала она.
Сбитый с толку, Лаклейн отшатнулся, сжав ладони в кулаки. С чего бы ей хотеть надевать что-либо из его одежды? И отчего он сам хотел этого не меньше?
Лаклейн просто умирал от желания, до боли жаждал оказаться сейчас внутри нее, и все же, отвернувшись, он направился к своему чемодану. При таком раскладе ему придется пойти в душ и самому довести себя до пика. Как иначе он сможет продержаться целый день рядом с ней?
Лаклейн надел на Эмму одну из своих маек, в которой она почти утонула, и укрыл одеялом. Едва он подтянул покрывало к ее подбородку, как она резко проснулась и села в кровати. Покосившись на него, Эмма взглянула в сторону окна, и, собрав одеяло с подушками, кинула их на пол.
Наконец, устроив постель, она устроилась возле кровати. Подальше от окна.
Но когда Лаклейн собрался снова положить ее на постель, она прошептала.
— Нет! Я должна быть здесь. Мне нравится внизу.
Ну конечно, ей нравилось. Вампиры спали в низинах, темных углах или под кроватями. Будучи ликаном, он всегда знал, где именно искать кровососов, когда хотел поотрубать им головы до того, как они успеют проснуться.
С этой мыслью гнев разгорелся в нем с новой силой.
С него хватит.
С этого момента она будет спать с ним. И он даже слышать не хочет об этом странном обычае своего врага.
— Я больше не позволю, чтобы тебя опалило солнце. Но ты должна отвыкнуть спать на полу.
— Откуда вдруг столько участия?
Просто ты слишком долго была вне моей постели.
Израненное тело Анники лежало под завалом из кирпичей. А она, совершенно беспомощная, могла лишь наблюдать, как демон отмахивается от стрел Люсии, словно от мошек.
Во что ни она, ни Люсия просто не могли поверить. Будучи обреченной испытывать неимоверную боль при каждом промахе, Люсия внезапно пронзительно закричала и, уронив лук, упала. Корчась от боли, она снова и снова сотрясала Валгаллу воплями агонии, пока все окна и лампы в поместье не разбились вдребезги.
Вдруг вдалеке послышался вой ликана. Глубокий, гортанный рев, полный ярости.
Вокруг царила тьма. И лишь кое-где снаружи мерцали и гасли газовые фонари, вторя вспышкам молний, сотрясающим землю.
В свете фонарей глаза Иво, казалось, пылали красным пламенем, а с лица не сходило довольное выражение.
Внезапно в дальнем углу снова тайно появился Лотэр, но так там и остался стоять, ничего не предпринимая. Вокруг эхом все еще разносились крики Люсии. В ответ на которые — но уже ближе? — вновь заревел ликан.
Регина осталась совсем одна против троих.
— Уходи, Регина, — с трудом выдавила Анника.
Вдруг… внутрь метнулась чья-то тень.
Белые зубы, клыки. Бледно-голубые глаза, светящиеся во тьме.
Оно подкралось к Люсии, склонившись над извивающимся телом валькирии, а Анника, совершенно беспомощная, ничем не могла ей помочь. В малых промежутках между вспышками тень почти походила на человека. Но стоило ударить очередной молнии, как перед ними представал зверь — мужчина, тело которого скрывала тень чудовища.
Никогда еще Анника не хотела обрести свою силу так, как сейчас. Она жаждала смерти зверя. Медленной, болезненной.
Существо поднесло когтистую лапу к лицу Люсии.
Анника просто не могла вынести того, как…
Оно пыталось смахнуть слезы Люсии? Взяв валькирию на руки, он прошел в угол и положил ее там, заслонив столом.
Но почему оно не вырвало ей глотку?
Выпрямившись во весь рост, существо с неистовой яростью накинулось на вампиров, став сражаться бок о бок с шокированной, но быстро приспособившейся Региной. Когда, наконец, двое вампирских прихвостней были обезглавлены, Иво и рогатый в одночасье сбежали, переместившись.
Загадочный Лотэр, кивнув, также последовал их примеру.
А ликан тут же кинулся к Люсии, склонился над напуганной и пришедшей в ужас валькирией. Но стоило Аннике моргнуть, как зверь исчез, покинув дрожащую Люсию.
— Что за хрень? — выкрикнула Регина, став, словно в трансе, выписывать круги по комнате.
В этот момент вернулась Кадерин Бессердечная, и, перепрыгнув через усеянный стеклом порог, прошла в дом. Известная своим хладнокровием, она произнесла с небольшим упреком. — Объяснись, Регина.
Затем, шагнув в зону боевых действий — результат которых заставил приподнять брови даже ее — стала не спеша вытаскивать свои мечи из узких ножен на спине.
— Анника! — закричала Регина, пробираясь через гору кирпичей к сестре. Анника попыталась ответить, но не смогла. Еще ни разу в жизни она не чувствовала себя такой беспомощной, никогда не была ранена так тяжело.
— Что тут произошло? — спросила Кадерин, осматривая дом в поисках врага. Она держала оружие легко, медленно вращая мечи в руках, так что движения ее кистей выглядели плавными, как течение воды. Когда Люсия выползла из-за стола, Кадерин направилась к ней.
— На нас напали вампиры. И навестил ликан, с которым ты, ко всему прочему, только что разминулась, — быстро пробормотала Регина, продолжая пробираться сквозь груду кирпичей к Аннике. — Прям долбанное сборище монстров… Анника?
Валькирии удалось протиснуть руку сквозь завал. Схватившись за ладонь сестры, Регина вытащила ее из-под обломков.
Как в тумане, Анника заметила Никс, восседавшую на перилах лестницы второго этажа.
— Как некрасиво — забыть разбудить меня в самый разгар веселья, — обидчивым тоном произнесла она.
Эмма проснулась сразу на закате и тут же нахмурилась, припомнив подробности всего, что произошло утром.
Смутно она вспомнила Лаклейна и его большие, теплые ладони, разминавшие ее затвердевшие плечи, вырывавшиеся у нее стоны, пока он массировал ее шею и спину.
Возможно, Лаклейн не был таким уж безумным и грубым животным. Эмма знала, что он хотел заняться с ней любовью, чувствовала силу его желания, и все же он сдержался. Позже она услышала, как он вернулся из душа и лег рядом с ней в кровать. Его кожа была все еще влажной и такой теплой, когда он прижал ее попку к своим бедрам, положив ее голову на свою вытянутую руку. Эмма чувствовала его растущую эрекцию. Но он лишь выдавил что-то на незнакомом языке, будто выругался, и так ни разу и не воспользовался положением, чтобы удовлетворить свое желание.