Страница 2 из 4
II. Среди немыслимых побед цивилизации мы одиноки,как карась в канализации
Из нас любой,пока не умер он, себя слагает по частям из интеллекта,секса,юмора и тношения к властям. Когда– нибудь,впоследствии,потом, но даже в буквари поместят строчку, что сделанное скопом и гуртом расхлебывает каждый в одиночку. С рожденья тягостно раздвоен я, мечусь из крайности в конец, родная мать моя – гармония, а диссонанс – родной отец. Между слухов,сказок,мифов, просто лжи,легенд и мнений мы враждуем жарче скифов за несходство заблуждений. Кишат стареющие дети, у всех трагедия и драма, а я гляжу спектакли эти и одинок,как хер Адама. Не могу эту жизнь продолжать, а порвать с ней мучительно сложно; тяжелее всего уезжать нам оттуда,где жить невозможно. В сердцах кому-нибудь грубя, ужасно вероятно однажды выйти из себя и не войти обратно. Каждый сам себе – глухие двери, сам себе преступник и судья, сам себе и Моцарт и Сальери, сам себе и жолудь и свинья. У нас пристрастие к словам - совсем не прихоть и не мания; слова необходимы нам для лжи взаимопонимания. То наслаждаясь,то скорбя, держась пути любого, будь сам собой,не то тебя посадят за другого. По образу и духу своему Создатель нас лепил,творя истоки, а мы храним подобие Ему и,может,потому так одиноки. Не прыгая с веком наравне, будь человеком; не то окажешься в говне совместно с веком. Гляжу,не жалуясь,как осенью повеял век на пряди белые, и вижу с прежним удовольствием фортуны ягодицы спелые. Вольясь в земного времени поток стечением случайных совпадений, любой из нас настолько одинок, что счастлив от любых соединений. Не зря ли знаньем бесполезным свой дух дремотный мы тревожим? В тех,кто заглядывает в бездну, она заглядывает тоже. Есть много счастья в ясной вере с ее тяжелым грузом легким, да жаль,что в чистой атмосфере невмочь моим тяжелым легким. Непросто – думать о высоком, паря душой в мирах межзвездных, когда вокруг под самым боком сопят,грызут и портят воздух. Мы делим время и наличность, мы делим водку,хлеб,ночлег, но чем отчетливее личность, тем одиноче человек. И мерзко,и гнусно,и подло, и страх,что заразишься свинством, а быдло сбивается в кодло и счастливо скотским единством. Никто из самых близких поневоле в мои переживания не вхож, храню свои душевные мозоли от любящих участливых галош. Разлуки свистят у дверей, сижу за столом сиротливо, ребята шампанских кровей становятся бочками пива. Возделывая духа огород, кряхтит гуманитарная элита, издерганная болью за народ и сменами мигрени и колита. С успехами наук несообразно, а ноет – и попробуй заглуши - моя неоперабельная язва на дне несушествующей души. Эта мысль – украденный цветок, просто рифма ей не повредит: человек совсем не одинок - кто– нибудь всегда за ним следит. С душою,раздвоенной,как копыто, обеим чужероден я отчизнам - еврей,где гоношат антисемиты, и русский,где грешат сионанизмом. Теснее круг. Все реже встречи. Летят утраты и разлуки; иных уж нет,а те далече, а кто ослаб,выходит в суки. Бог техники – иной,чем бог науки; искусства бог – иной,чем бог войны; и Бог любви слабеющие руки над ними простирает с вышины. За столькое приходится платить, покуда протекает бытие, что следует судьбу благодарить за случаи,где платишь за свое. В наших джунглях,свирепых и каменных, не боюсь я злодеев старинных, а боюсь я невинных и праведных, бескорыстных,святых и невинных. Уходят сыновья,задрав хвосты, и дочери томятся,дома сидя; мы садим семена,расти цветы, а после только ягодицы видим. Когда кругом кишит бездарность, кладя на жизнь свое клише, в изгойстве скрыта элитарность, весьма полезная душе. Мне жаль небосвод этот синий, жаль землю и жизни осколки; мне страшно,что сытые свиньи, страшней,чем голодные волки. Друзья всегда чуть привередливы. И осмеять имеют склонность. Друзья всегда чуть надоедливы. Как верность и определенность. Господь посеял нас,как огород, но в зарослях растений,Им растимых, мы делимся на множество пород, частично вообще несовместимых. Живу я одиноко и сутуло, друзья поумирали или служат, а там,где мне гармония блеснула, другие просто жопу обнаружат. С моим отъездом шов протянется, кромсая прямо по стране страну,которая останется, и ту,которая во мне. Я вдруг утратил чувство локтя С толпой кишашего народа, И худо мне,как ложке дегтя, Должно быть худо в бочке меда. На дружеской негромкой сидя тризне, я думал,пепел стряхивая в блюдце, как часто неудачники по жизни в столетиях по смерти остаются. Где страсти,ярость и ужасы, где рать ополчилась на рать, блажен,в ком достаточно мужества на дудочке тихо играть. Смешно,как люто гонит нас в толкучку гомона и пира боязнь остаться лишний раз в пустыне собственного мира. Разлад отцов с детьми – залог тех постоянных изменений, в которых что-то ищет Бог, играя сменой поколений. Свои черты,штрихи и блики в душе у каждого и всякого, но непостижимо разнолики, мы одиноки одинаково. Меняя цели и названия, меняя формы,стили,виды,- покуда теплится сознание, рабы возводят пирамиды. Смешно,когда мужик,цветущий густо, с родной державой соли съевший пуд, внезапно обнаруживает грустно, что,кажется,его давно ебут. Блажен,кто в заботе о теле, всю жизнь положил ради хлеба, но небо светлее над теми, кто изредка смотрит на небо. Свечение души разнообразно, незримо,ощутимо и пронзительно; душевная отравленность – заразна, душевное здоровье – заразительно. Уехать. И жить в безопасном тепле. И помнить и мучиться ночью. Примерзла душа к этой стылой земле, вросла в эту гиблую почву. Во всем,что видит или слышит, предлог для грусти находя, зануда – нечто вроде крыши, текущей даже без дождя. Друзья мои! Навек вам нежно предан, я щедростью душевной вашей взыскан; надеюсь,я не буду вами предан, и этот долг не будет вами взыскан. На нас нисходит с высоты от вида птичьего полета то счастье сбывшейся мечты, то капля жидкого помета. Жил человек в эпохе некой, твердил с упрямостью свое, она убила человека, и стал он гордостью ее. Нету бедственней в жизни беды, чем разлука с любимой сумятицей: человек без привычной среды очень быстро становится Пятницей. Проста нашей психики сложность, ничуть не сложнее,чем прежде: надежда – важней,чем возможность когда– нибудь сбыться надежде. Мы – умны,а вы – увы, что печально,если жопа выше головы, если жопа в кресле. Звоните поздней ночью мне,друзья, не бойтесь помешать и разбудить; кошмарно близок час,когда нельзя и некуда нам будет позвонить.