Страница 20 из 21
* * * Гуляки, выветрясь в руины, полезны миру даже старыми, служа прогрессу медицины симптомами и гонорарами. * * * Корни самых массовых несчастий, гибелей в крови и слепоте — лепятся началами от страсти к истине, добру и красоте. * * * Науки знания несут нам, и констатируют врачи то несварение рассудка, то недержание речи. * * * Чего желать? Служу отчизне, жена готовит мне обед, я гармоничен в этой жизни, как на маевке — менуэт. * * * Я слабо верю в докторов с их пересадками сердец, и чем я более здоров, тем неуклонней мой конец. * * * От юных до пенсионера сейчас воруют все вокруг, и не крадет одна Венера, поскольку нет обеих рук. * * * Время тянет в эмиграцию от российских берегов удивительную нацию — всехних внутренних врагов. * * * Плетусь, сутулый и несвежий, струю мораль и книжный дух, вокруг плечистые невежи влекут прелестных потаскух. * * * Семья и дом. И видимость достатка. Дышать и жить — не густо, но дают. Я не делюсь на счастье без остатка, и каплей этой горек мой уют. * * * В государстве любом век от веку — и обманут, и в душу насрут, а у нас человек человеку — это друг, и товарищ, и Брут. * * * Чадит окурок дней моих все глуше и темней, и тонким дымом вьется стих с испепеленных дней. * * * Когда вскипает схватка мнений и слюни брызжут по усам, я соглашаюсь. Из-за лени. Но только с тем, что думал сам. * * * Среди прочих нравственных калек я имел зарплату и заботу выполнить завет моих коллег: «Изя, не убейся об работу!» * * * Еще лежит земля в морозе, а у весны — уже крестины, и шелушится на березе тугая ветка Палестины. * * * В юности тоскуя о просторах, мы о них мечтаем и поем, а чуть позже, заперты в конторах, мы легко в канцлагере живем. * * * Разгулялись евреи, не чуя узды, зацвели, как болотные лилии, распустили язык, любят быстрой езды и коварно меняют фамилии. * * *
Свобода мне теперь все реже снится,
я реже говорю о ней теперь, и вялых побуждений вереница минует замурованную дверь. А может быть, она, моя свобода, и прячется в отказе от нее? Доступны книги, радует природа, и сладко мне гниение мое. * * * Я никогда не буду классик, имея вкус к еде и пище и тяготея больше к кассе, чем к доле царственной и нищей. * * * Когда мучат житейские муки и печаль душу вялую лижет, я немедля беру себя в руки — той подруги, которая ближе. * * * Извечно всякий фаворит набить кубышку норовит, поскольку нынче — фаворит, а завтра — задница горит. * * * Пел и горланил, как петух, крылами бил, кипел, как кочет; устал, остыл, совсем потух, теперь он учит и пророчит. * * * Бывает время в жизни каждой, когда судьба скользит из рук, и горизонта сердце жаждет, и тупики молчат вокруг. * * * Когда, заметно делая добрее, уже несет по устью нас река, черты ветхозаветного еврея являются в морщинах старика. * * * Я никогда не лез в начальство не от боязни вылезать — и сметки вдоволь, и нахальства, но лень то лаять, то лизать. * * * Поэты любят бабьи ласки помимо ласк еще за стих, в котором, их предав огласке, переживут вторично их. * * * От века не скрыться в бегах, напрасны просторные степи, бренчат на руках и ногах любви беспощадные цепи.