Лучше подавать холодным

— Вы так надеетесь.

— Что я никогда не делаю, дорогая?

— Да, да.

Чёрный шнур засвистел между ладоней Дружелюбного, когда Трясучка начал наматывать проволоку обратно. Он смотрел, как он ползёт через пространство между двумя крышами и отсчитывал шаги расстояния. Пятнадцать, и тот конец оказался у Трясучки. Они туго натянули его между ними, затем Дружелюбный продел шнур сквозь железное кольцо, которое они вбили в доски крыши и начал вязать узлы — первый, второй, третий.

— Ты отвечаешь за этот узел? — спросил Морвеер. — Планом не предусмотрено длительного падения.

— Двадцать восемь шагов, — ответил Дружелюбный.

— Что?

— Падение.

Короткое молчание. — От этого нам не легче.

Туго натянутая чёрная полоска соединила два здания. Дружелюбный знал, что она есть, и всё же с трудом различал её в темноте.

Дэй жестом указала на шнур, на ветру её локоны торчали врастопырку. — После вас.

Морвеер тяжело дыша с трудом перевалился через балюстраду. Говоря на чистоту, прогулку по шнуру нельзя предствить приятной экскурсией, как не напрягай воображение. Половину пути дул ледяной ветер, от которого молотило сердце. Было время, в годы его ученичества у зловещего Мумах-йин-Бека, когда он исполнял такие акробатические номера с кошачьим изяществом, но видимо эти навыки быстро ушли в прошлое вместе с копной его волос. Мгновение он приходил в себя, утирая холодный пот со лба, а потом увидел, что здесь сидит и над ним ухмыляется Трясучка.

— Мы здесь что, шутки шутим? — потребовал ответа Морвеер.

— Смотря над чем ты любишь смеяться. Сколько ты там пробудешь?

— В точности столько, сколько мне нужно.

— Тогда лучше бы тебе пошевеливаться побыстрее, чем на той верёвке. А то когда завтра заведение откроется, ты всё ещё будешь лезть внутрь. — Северянин всё ещё улыбаясь поскользил через перила по шнуру назад, быстро и уверенно, несмотря на всю свою величину.

— Если Бог есть, то он проклял меня моим окружением. — Морвеер, толком даже не став рассматривать мысль о том, чтобы обрезать узел, пока дикарь не прошёл и полпути, пополз в узкий, покрытый свинцовым листом промежуток между пологими шиферными скатами, следуя к середине здания. Впереди блестела великая стеклянная крыша, свет матово мерцал сквозь тысячи преломляющих стёкол. Дружелюбный сидел там на корточках и уже разматывал с талии второй моток шнура.

— Ах, современная эпоха. — Морвеер встал на колени возле Дэй, нежно прижимая руки к стеклу. — Что же они придумают дальше?

— Мне кажется наградой жить в такое замечательное время.

— Как и должно быть всем нам, дорогая. — Он осторожно заглянул внутрь банка. — Как и должно быть всем нам. — Коридор освещался скудно, по единственному светильнику горело в каждом конце, придавая драгоценный блеск позолоченым рамам громадных картин, но оставляя густую тень в дверных проёмах. — Банки, — прошептал он, с тенью улыбки на лице — стараются экономить на всём.

Он вытащил свои инструменты стекольщика и начал щипчиками поддевать свинцовое покрытие, аккуратно вынимая каждый кусок стекла в сгустках замазки. Блеск его ловкости ничуть не затуманился с годами, и у него заняло всего лишь мгновения вынуть девять стеклянных панелей, разрезать кусачками свинцовую сетку и отогнуть её, оставляя подходящий для него лаз ромбовидной формы.

— Уложились точно во время, — прошептал он. Свет от фонаря стражника пополз по обитым стенам коридора, неся отблеск зари тёмным полотнам. Шаги отдавались эхом, когда он проходил под ними, отводя душу раскатистым зевком — его длинная тень вытянулась на мраморной плитке. Морвеер тихонечко выдохнул в свою духовую трубку.

— Га! — Стражник хлопнул рукой по макушке и Морвеер пригнулся. Снизу донеслись шаги, шарканье, булькание, затем громкий стук и лязг заваливающегося тела. Заглянув обратно в проём, можно было ясно увидеть распластанного на спине стражника, освещенного светом фонаря возле протянутой руки.

— Отлично, — выдохнула Дэй.

— Естественно.

— Сколько бы мы не говорили про науку, она всегда кажется сродни магии.

— Мы, как кто-нибудь мог бы сказать — волшебники современности. Верёвку, если вам не трудно, Мастер Дружелюбный. — Заключенный перебросил один конец шнура из шелка, другой оставался завязанным вокруг его пояса. — Ты точно выдержишь мой вес?

— Да. — От молчаливого здоровяка исходило неумолимое ощущение чудовищной силы, придавшее некоторую степень уверенности даже Морвееру. Обвязавшись верёвкой и собственноручно завязав узел для страховки, он опустил в ромбическое отверстие сперва один ботинок на мягкой подошве, а затем другой. Протиснул туда бёдра, затем плечи и оказался внутри банка.

— Вниз. — И он поплыл вниз, быстро и плавно, как будто его опускал механизм. Ботинки коснулись плитки, и он, дёрнув рукой, распустил узел, беззвучно скользя в затемнённый проём, духовушка наизготовке. Пусть он и ожидал, что в здании окажется только один стражник, но нельзя слепо полагаться на ожидания.

Всегда первым делом убедись.

Глаза бегали туда-сюда по затемнённому коридору, кожа горела в волнительном возбуждении от текущей работы. Ничто не двигалось. Только тишина, настолько полная, что давила на его навострённые уши.

Он посмотрел наверх, увидел лицо Дэй и ласково поманил её. Она соскользнула так проворно, как скоморох в цирке и поехала вниз. Их снаряжение закреплено в обернувшей её ленте с карманами из чёрной ткани. Коснувшись ногами земли она выпуталась из верёвки и улыбнувшись, порхнула к нему.

Он чуть было не улыбнулся в ответ, но удержался. Ей не стоило бы знать о том тепле и признательности за её способности, за её рассудительность и характер, что развивались за эти три совместных года. Ей бы не стоило даже догадываться о глубине его благодарных чувств. Когда он позволял себе такое, то люди неизбежно предавали его доверие. Времена его сиротства, его ученичества, его жизни в браке, его работы — все они просто усыпаны наиболее горькими предательствами. Это правда, что его сердце вынесло множество ран. Он никогда не должен выходить с ней за рамки профессиональных отношений, так он защитит их обоих. Его от неё, а её от самой себя.

— Чисто? — прошипела она.

— Как на разделочной доске, — проурчал он, возвышаясь над поражённым стражником, — и всё идёт по плану. В конце концов, что нас наиболее раздражает?

— Горчица?

— А также?

— Случайности.

— Правильно. Ведь среди них не бывает счастливых. Берись за ноги.

Приложив существенные усилия они переместили его через коридор за его стол и усадили в кресло. Голова отбрыкнулась назад, и он захрапел, длинные усы качались над его губой.

— Аххх, он спит как младенец. Реквизит, будь добра.

Дэй вручила ему пустую бутылку из под спиртного и Морвеер осторожно установил её на плитку рядом с сапогом стражника. Потом она передала ему бутылку, заполненную наполовину. Он вынул затычку и выплеснул на грудь стражникова кожаного с подбоем камзола. После чего осторожно положил её набок у его свисающих пальцев. Выпивка едкой лужицой растеклась по плиткам пола.

Морвеер отступил назад и ладонями обвёл в рамку эту сцену. — Экспозиция… подготовлена. Какой работодатель не подозревает, что его ночной дозорный отведывает, вопреки чётким инструкциям, малую дозу или две как стемнеет? В глаза сразу бросится нерадивое отношение, громкий храп, вонь перегара. Достаточные основания для его немедленного увольнения сразу, как только с рассветом его обнаружат. Он будет оправдываться, кричать о своей невиновности, но при полном отсутсвии малейших оснований, — он внимательно обшарил рукой в перчатке голову стражника и вынул из его скальпа выпущенную иглу, — дальнейших разбирательств не возникнет. Всё совершенно обыденно. За исключением того, что вскоре обыденным не будет ничего, правда? О, нет. В молчаливых стенах Вестпортского отделения… банковского дома "Валинт и Балк"… окажется смертоносная тайна. — Он задул пламя фонаря стражника, погружая их в кромешную тьму. — Сюда, Дэй, ступай не колеблясь.