Прикасаемый

— Он выглядит ужасно, — прошептала я. Я подумала, что это были наименее разрушительные слова. Отец наблюдал за мной. Не может быть, чтобы он не заметил мою реакцию.

— Он немного сопротивлялся в первый день после возвращения. Боюсь, некоторые наши работники были вынуждены вести себя грубо. Хотя ему уже намного лучше. Он почти стоит самостоятельно.

Гнев закипал внутри меня. Мне нужно вытащить его отсюда.

Отец кивнул на угол камеры. Вдоль стены несколько стаканов были выстроены в линию, словно солдаты, сплотившиеся для войны, все, заполненные жёлтой жидкостью. Апельсиновый сок.

— До сих пор он отказывался есть или пить.

Внутри клетки Кен укладывал свои оборудование в кейс. По пути к выходу он остановился и поднял один из наполненных стаканов, вручая его Кайлу. Тот принял его и повернулся ко мне.

— Он может слышать нас отсюда?

Отец покачал головой и шагнул, чтобы встретить Кена на выходе из камеры.

Кайл шагнул вперёд, когда я взглянула через плечо на отца. Тот беззвучно разговаривал с Кеном, игнорируя меня.

— Выпей, — одними губами произнесла я. К моему облегчению, он поднёс стакан к губам и проглотил весь сок. Я держала свои лицо повёрнутым от отца, засунув руки глубоко в карманы, чтобы не провести ими по стеклу. — Прости меня.

Выражение лица Кайла оставалось нейтральным, но его глаза передавали тоску, которая соответствовала моей собственной. Если бы я только могла коснуться его, хотя бы на минутку.

— Ты готова возвратиться? — Я подпрыгнула, когда рука отца легла на моё плечо.

БУМ!

Кайл бросил пустой стакан в стекло камеры прямо туда, где была голова отца. Крошечные капельки сока стекали по неповреждённому стеклу на пол.

Он вернулся в угол клетки, не спуская глаз с отца, с леденящей кровь усмешкой на губах.

20

В

тот вечер мы пришли домой где-то после полвосьмого. Отец должен был вернуться в Деназен, чтобы с чем-то там разобраться, так что я осталась одна. Впервые за всё время, сколько себя помню, мне захотелось свернуться калачиком и зарыдать.

Я бродила по гостиной, то и дело, беря в руки сувениры из прошлой жизни, которой никогда не существовало. Статуэтка крошечного фарфорового котенка, роза из синего стекла. Всё ложь. Я подошла к вазе. Эта мерзкая, уродливая ваза. Я взяла её, повертела в руках, точно так же, как сделал это Кайл тогда, в нашу первую встречу, и хорошенько встряхнула.

В ней же должно быть растение, верно?

Я провела указательным пальцем по краю горлышка, прежде чем запустить её в стену. Она разлетелась на осколки точно так же, как стакан Кайла. Кусочки керамики упали, подпрыгнув и издав тихий звон, соприкоснувшись с полом.

В остальном комната осталась прежней. Над моей головой опустился тяжелый туман, и, что бы ни делала, я не могла избавиться от него. Я ломала и крушила всё вокруг, ничего не помогало. Попыталась дозвониться до Бренда. Нет ответа. Написала ему на электронку. Нет ответа. К данному моменту я уже не на шутку беспокоилась. Возможно, он игнорировал меня, потому что продолжал копать. Я видела это в его глазах на кладбище. Он никогда не мог устоять перед брошенным вызовом, а поскольку этот парень просто не мог мне лгать, то избегал меня. Логика наверняка не соответствовала истине, но заставила меня чувствовать себя лучше.

Я отправилась на кухню и сделала свой любимый бутерброд: индейка, помидор и арахисовое масло. Но после ближайшего осмотра сочла его неаппетитным. Но все равно откусила. Хлеб на вкус был черствым и трухлявым, а индейка плохо пахла, даже несмотря на то, что была свежей. Меня почти вырвало в открытую ладонь. Живот скрутило в протесте, и я выкинула остатки бутерброда в мусор по пути к себе в комнату.

Телик: смотреть нечего. Радио: песни все как одна — отстой. Компьютер: все привычные чаты пусты. Меня посетила идея: выбраться куда-нибудь, чтобы хоть что-то делать, несколько случайных звонков, и я оказалась бы где-нибудь на вечеринке четыреста одиннадцать[13], но у меня совсем не было сил.

Вместо этого, я разулась и заползла под одеяло. Все превращения, что я сделала раньше, разом навалились на меня, и даже несмотря на гул в голове, беспокойство из-за Бренда, отвращение к отцу и страх за Кайла, сон пришел быстрее, чем я думала.

* * *

Я проснулась от тихого, но хорошо различимого позвякивания. Сев, я оглядела комнату. Вторую ночь подряд была полная луна, и потому мою спальню заливал серебристый свет, струящийся через окно.

Окно.

Вот откуда доносился звук. Я сползла с кровати, открыла его и выглянула на улицу. Алекс.

— Что ты здесь делаешь?

— Я могу подняться?

Я пожала плечами и отошла назад, когда он начал карабкаться.

Он пролез через открытое окно и мимоходом бросил на меня хмурый взгляд. Внезапно, я обрадовалась, что так и не удосужилась переодеться в пижаму.

— Только пришла домой? Я тебя обыскался.

— Была здесь всю ночь, — сказала я, плюхнувшись на кровать. — В любом случае, почему это ты меня разыскиваешь? Разве мы не сказали друг другу все, что нужно было сказать, в прошлый раз, когда виделись? Помнишь? Ты велел мне убираться к черту?

— Я беспокоился о тебе. Хотел убедиться, что ты в порядке.

— В следующий раз воспользуйся телефоном. Или электронной почтой. Черт, используй почтового голубя.

— У меня больше нет твоего номера. И электронного адреса. И у меня нет ни одного голубя.

— У меня тот же электронный адрес, что и всегда был.

— О.

Тишина.

— Ну? — Мой взгляд прокрался к часам на тумбочке. Только полночь. Я, должно быть, задремала, потому что в прошлый раз, когда я смотрела на часы, было 11:20.

— Что ну? — раздраженно спросил он.

— Ты сказал, что хотел увидеть, в порядке ли я была. — Я покружилась. — Очевидно, я в порядке.

— Боже, — прошипел он сквозь стиснутые зубы. — Ты так раздражаешь!

— Спасибо, — произнесла я, указывая на окно. — Было бы иронично, если бы я теперь велела тебе убираться к черту?

Алекс вздохнул.

— Слушай, извини меня за тот вечер. У меня из-за Деназен вроде как крышу сорвало. Я...

Я была заинтригована этими полу извинениями Алекса Можорна.

— Не парься, ладно? Ты должен быть осторожнее. Я понимаю.

Он помолчал минуту, незаметно осматривая комнату.

— А ты здесь почти ничего не изменила, да?

Стены были ярко-синего цвета с тех пор, как мне исполнилось семь. Кое-что из мебели было обновлено, но, в целом, всё осталось по-прежнему и на своих привычных местах. Если отодвинуть кровать от стены, то можно будет увидеть маленькое сердечко с нашими именами, пересекающими его, вырезанное на спинке кровати, обращенной к стене. Тысячи раз после той ночи у Руди я отодвигала кровать с кухонным ножом в руке, готовая выдолбить с концами напоминание об этом. И каждый раз я останавливалась, неспособная сделать это.

— Тебе нужно что-то еще? Я имею в виду, помимо восхищения моим декором?

От волнения он смотрел в пол. Этот пижон выглядел немного нерешительно.

— Мне нужно кое-что тебе сказать.

Независимо от того, что он собирался сказать, это заставляло его нервничать. А это стоило еще нескольких минут моего времени. Я снова откинулась на кровать, чтобы насладиться его продолжающейся неловкостью.

— Я знал, кем ты была.

Я полагала, что он, наконец, даст какое-нибудь хреновое объяснение и принесет запоздалые извинения за то, что сделал. Облегчение. Я должна была знать лучше.

— Да?

Он переминался с ноги на ногу.

— Я знал, кем ты была. С самого начала. Я знал, что ты была дочерью Маршала Кросса.

В комнате будто стало неожиданно душно. Это был контрольный выстрел. Мой рот открылся, а затем снова закрылся. Слова… я забыла их все. Он использовал меня? Что он только что сказал? Все было ложью?

— Я предполагал, что если подберусь ближе к тебе, это сможет помочь нам получить информацию о твоем отце и Деназене.